– Боишься, что он разорвет помолвку? Ты бы разорвала?

– Хорошо, завтра и скажу.

– Малина, ты можешь не говорить.

– Могу, но тем не менее скажу. – Мы сидели у меня в кухне. – Все равно после свадьбы это откроется. Отец никаких бумаг ведь не привезет. Разве что поддельные. Но если Рафал разорвет помолвку, это будет на твоей совести.

– Если разорвет, значит, он недостоин тебя.

* * *

Я все рассказала Рафалу. Сперва выпила целый пузырек пассиспазмина и половинку маленькой бутылочки мелисаны. Вышло дороже, чем два «малибу» со льдом, но эффект тот же. Мы стояли во дворе дома, где я снимаю хату. Я даже не заметила, когда зажглись фонари. Рафал слушал и рыл носком свежий снег.

– В корабль я тоже не поверил, – произнес он, помолчав. – Кто сейчас возит золото на кораблях?

– Не мой отец, это точно.

– Но откуда ты знаешь насчет счетов? Он же прожил в Германии пятнадцать лет.

– Рафал, я не рассчитывала бы ни на какие счета.

– Жаль. Но мир от этого не рухнет.

– А что будет с нами?

– Ну что ж, неудавшаяся богатая наследница, я приду за тобой тридцать первого, – улыбнулся он.

Ура! Все будет хорошо.

* * *

Новый год мы встречали в горах. Сразу же после первых петард и победоносной борьбы с пробкой шампанского Рафал подошел ко мне с пожеланиями.

– Всего самого лучшего тебе, Малинка. – Мы чокнулись. – Чтобы нас всегда соединяла дружба.

– За дружбу, Рафал, и за любовь.

– Любовь приходит и уходит, а дружба остается.

– Что это ты все о дружбе?

– Видишь ли, я все обдумал и считаю, что нашим отношениям нужно придать другое измерение. Ты была откровенна со мной.

– Это плохо?

– Нет. Совсем нет, – заверил меня Рафал. – Я благодарен тебе, что ты не скрыла от меня правды. Я долго думал о нас и пришел к выводу, что самый лучший друг, какой у меня есть, это ты. И наш брак мог бы все испортить.

– Что ты этим хочешь сказать? – занервничала я, несмотря на то что выпила уже несколько порций достаточно крепких напитков.

– Малинка, ответь мне на один вопрос. Что лучше: настоящая дружба или неудавшийся брак?

– Неудавшийся брак, – проблеяла я.

– Вот именно за это я и ценю тебя. За откровенность и чувство юмора.

– Ты хочешь разорвать помолвку?

– Ну почему сразу разорвать? Просто придать иной характер нашим отношениям. Я все обдумал и понял, что я еще не готов к тому, чтобы вступить в брак. Но я не хочу потерять тебя. Не хочу потерять такую чудесную, умную девушку с чувством юмора. Потому…

– …ты предлагаешь мне дружбу. – Я стиснула кулаки, чтобы не разреветься. Но это плохо помогало.

– Да, самое прекрасное чувство, какое соединяет мужчину и женщину.

– А я думала, самое прекрасное чувство – это любовь.

– Ох уж эти исполнители диско поло. «Я люблю тебя». «Я жить не в силах без тебя». «И я тоскую по тебе смертельно». Нет, Малинка, самое прекрасное чувство – это дружба…

– А где же поцелуи под дождем? Прогулки по только что выпавшему снегу и первый танец вдвоем?

– Ты не дала мне закончить. Говоря «дружба», я имел в виду чувство, обогащенное эротическим элементом. То есть эротическую дружбу. Идеальную в нашей ситуации. Что ты на это?

* * *

– И что ты на это? – деловито осведомилась Эва. Она прибежала сразу же после моего отчаянного звонка.

– Сказала, что мне нужно подумать.

– Ничего себе.

– Что ничего себе? Что ничего себе?! – завопила я. – Я хотела выйти из этой ситуации, сохранив лицо.

– Надо было бросить ему в рожу обручальное кольцо и хлопнуть дверью!

– И замерзнуть в горах? Мне нужно было дождаться утра. Из Закопане я уехала первым поездом. Все остались. Наверное, сейчас сплетничают, что, мол, я слиняла. Всякие домыслы строят.

– Вот уж впрямь главная проблема, – фыркнула Эва. – Домыслы…

– Нет, главная проблема – это разрыв с Ра-фалом. Из-за тебя, – разрыдалась я.

– Малина, это был тест. Он ушел, потому что не любит тебя. Понятное дело, Рафал, а не тест.

– Но я люблю его! У меня сердце болит, в желудке лжет, руки дрожат.

– Сколько кофе ты выпила? – поинтересовалась Эва.

– Пять. И три чая. Рассказать тебе все мое меню?

– Это никакая не любовь, а кофеин. Возможно, еще страх перед пустотой. Как определила бы Иола.

– Да мне плевать, как это называется! Я чувствую, что люблю его и умру, если он не женится на мне!

– У тебя же у самой были сомнения, выходить за него или нет, а сейчас вдруг ты впадаешь в такое отчаяние.

– А может, до меня только сейчас дошло, что это Он!

– Если бы это был Он, то не испугался бы отсутствия счетов у твоего отца.

– Он нисколько не испугался. Ведь когда он делал мне предложение, он вовсе не рассчитывал ни на какие счета, потому что еще не знал моего отца.

– Он, должно быть, боится, что у твоего старика не все в порядке с головой.

– А разве не так? – закричала я. – Разве твой отец рассказывает о кораблях, груженных золотом?

– Нет, потому что он знает только пять фраз: «Когда обед?», «Когда ужин?», «Где газета?», «Освободи уборную» и «Переключи на новости».

– По крайней мере он предсказуем. И не ломает тебе личную жизнь.

– Мне – нет, скорей маме. Малина, да не плачь ты. Может, Рафал вернется. Может, он просто тогда слишком много выпил.

– Он почти совсем не пил.

– Или слишком мало. Еще не все потеряно. Ведь люди не разрывают помолвку одним махом. Тебе нужно подождать.

Я выдержала три дня. Потом позвонила, якобы хочу отдать обручальное кольцо.

– Малинка, а я как раз собирался звонить тебе. Спросить, как ты себя чувствуешь.

– Нормально, – выдавила я, тронутая его несказанной добротой.

– Это здорово. Ты все обдумала?

– А ты?

– Я? – удивился он. – Я это уже сделал раньше. И хотел бы зайти к тебе.

– Хорошо, когда? – Мы с ним спокойно поговорим, и, может, он поймет, какую совершил ошибку.

– Завтра. Представляешь, я могу вернуть кольцо, и с меня удержат только пятнадцать процентов.

– Классно…

Почему это прозвучало так жалобно?

– Ты – настоящий друг. Другая бы торговалась, может, даже мстила бы.

– Можешь быть спокоен, Рафал. За что тебе мстить? За то, что ты разорвал помолвку, причем на праздновании Нового года?

– Ну ты же знаешь, какие бывают девушки. Приходится прикидываться. А с тобой не нужно.

Еще минута, и я не знаю, что с ним сделаю.

– Ладно, приходи завтра, так как потом я ненадолго уеду.

Он пришел, забрал кольцо и ушел. А я решила что-то сделать со своей жизнью. И начала с носа. Сейчас я продемонстрирую его миру и Рафалу. Рафал. Увидев меня, он сразу услышит ангельский благовест.


15.02. He услышал. Он пришел с какой-то пышнотелой бабищей. У нее был здоровенный носяра и цветастое платье. Со мной он поздоровался чуть ли не между прочим. И как тут не верить в тринадцатое число!

Эва, как всегда, была права. На мой нос никто не обратил внимания. Сейчас каждый занят собственным. Люди думают о защитах, о работе, о деньгах. Мне тоже пора начать, иначе запахнет переносом срока защиты. Ладно, начинаю с понедельника. А на Рафала мне глубоко наплевать.


29.02. Удивительный день. Добавочный, високосный, последний в этом столетии. Очень хорош для раздумий и обетов. Но какой я могу дать себе обет, если не знаю, чего хочу? Хочу быть счастливой.

– Не слишком конкретно, – оценила Иола, та самая, что угощала меня рогаликами с вареньем. – Ты должна точно определить, что тебя осчастливит. Экстравагантность или простая жизнь? Карьера? Любовь? Деньги? Все вместе?

Откуда ж я знаю? Иола считает, что пора бы уже. В августе мне стукнуло четверть века, а счетчик продолжает крутиться. И все быстрей. Оглянуться не успею, как мне уже будет сорок. Господи, сорок лет! Еще недавно, в лицее, я была уверена, что не доживу до тридцати. Остановите кто-нибудь эти страшные часы!

– Эй! Очнись! – услышала я Иолу. – Так чего же ты, собственно, хочешь, двадцатилетняя женщина?


3.03. Именины месяца. Тоже неплохой день для размышлений.

– Когда ищешь оправдания собственной лени, каждый день хорош.

– Какой лени? – обрушилась я на Иолу. – Это серьезные размышления над целью жизни.

– И что? Дошла уже до чего-то конкретного? Уже знаешь, что для тебя важнее?

* * *

Чего, собственно, я хочу? В минуты депрессии – Рафала. А еще чего? Когда мне было семнадцать, мне казалось, что я спасу мир. Придумаю вакцину от рака, полечу на Марс или стану знаменитостью, звездой. У меня было ощущение, что я могу все, мне все удастся. Наивная девчонка с ангельскими крылышками, витающая в облаках. После каждой неудачи я теряла несколько перышек, а первые университетские годы окончательно спустили меня на землю.

Сперва я сдала на «Историю искусства». «И что ты будешь делать, когда закончишь?» – спрашивали у меня знакомые приземленцы. В качестве объяснения: приземленец (термин Эвы) – это тот, кто видит только прозу жизни. Сплошная приземленность. У него не мечты, а конкретные, приземленные планы: заработать на телевизор, купить машину помощней, выбрать хорошую специальность.

А я выбрала историю искусства. Организую галерею высокого класса, мечтала я. Никакой халтуры. Только Высокое Искусство, именно с большой буквы. Окружу себя художниками, отгорожусь от грязи жизни. Буду курить сигару и свысока поглядывать на ничтожные проблемы приземленцев. К счастью, я познакомилась с Анкой. Анка закончила «Живопись» с отличием, а сейчас «делает» солдат для игры «Fire, fire, fire!». Сперва она рисовала фон, потом элементы одежды, сейчас уже фигуры – снайперов, борцов, мутантов. Растет.

Когда я с ней познакомилась, она уже месяц была безработной, как и большинство из ее выпуска. Попытки рисовать шаржи на Рынке закончились угрозами со стороны конкурентов, так что Анка решила поискать что-нибудь другое. В ту пору по причине безденежья она жила налетами: налетала к знакомым и съедала все, что удастся. Как-то появилась она и у меня.

– Привет, Малина? Помнишь меня? Мы были вместе на вечеринке у Эвы. Я проходила мимо и решила заглянуть. Ой, какой запах!

– Заходи. Я шарлотку пеку. Попробуешь?

– Не откажусь.

– Я нарежу, а ты проходи в комнату.

– Ты знаешь, я предпочла бы посидеть на кухне. Как-то уютней. У тебя, может, найдется что-нибудь попить?

Ну, посидели мы за шарлоткой. Я рассказывала ей об учебе. До планов об устройстве галереи я дойти не успела.

– Если хочешь через несколько лет сидеть в нищете, продолжай, – равнодушно бросила она, оглядывая полки. – О, йогуртовый крем в порошке. И вкусно?

Голодные глаза Анки и ее безразличие к искусству дали мне пишу для размышлений. Но окончательное решение я приняла во втором семестре. У нас появился новый предмет – «Библиография». Мы должны были вызубрить перечень книг для прочтения на все пять лет. Автор, название, издатель, печатня, год издания. И тогда я решила: все, конец. И вовсе не потому, что это превышало возможности моих извилин. Нет, просто если на пороге XXI века студентов прославленного вуза заставляют заучивать на память названия устаревших книг, значит, что-то не так. И я ушла. Сейчас заканчиваю «Управление». Тоже глупость.


7.03. Все, берусь за работу, так как руководитель интересуется следующей частью диплома. Пока что он получил только вступление, реферат и оглавление.

– Выглядит обещающе, но хотелось бы увидеть хотя бы полглавы.

– Я не успела отпечатать, но у меня все в компьютере.

Ложь, опять ложь.

– Все так говорят, – усмехнулся руководитель. – Итак, перед нами будущее?

И вот я пишу. Целыми днями читаю умные книги и стучу по клавишам. Защита в июне, если успею. А потом? Я стану по-настоящему взрослой. Найду работу и цель в жизни.

…Первое июля. Я, длинноногая и в меру загорелая, в белом бикини, отдыхаю после защиты на яхте. Рядом Рафал, мускулистый, с золотистым загаром. Он подает мне полный бокал и небрежно спрашивает: «Может, поженимся все-таки?» А я сперва спокойно отпиваю глоток шампанского, а потом так же небрежно отвечаю: «Почему бы и нет?» Такие мы – внешне равнодушные, однако влюбленные. А через неделю свадьба и…

– Дальше как в рекламе маргарина.

– Зря смеешься, Эва, – вмешалась Иола. – Например, мы с Виктором решили, что поженимся в сентябре после моей защиты и его экзамена на юрисконсульта. Потом мы едем в длительное свадебное путешествие. А в октябре начинаем работать. Виктор уже подготавливает мне стажерство в консалтинговой фирме. Если все хорошо пойдет, через три года мы покупаем квартиру. Потом перерыв на рождение ребенка. А к тридцати начнем строить дом за городом.

– И что дальше? – скучающим голосом поинтересовалась Эва.