А Стас… Его расставание с Элли не приносит удовольствия. Теперь все как будто иначе. Он другой, я другая, весь мир чужой.

И самое страшное, стоит только подумать о Скворецком, как сердце больно сжимается, выдавливая из себя остатки крови. Винит ли он меня? Согласен ли с Назаровым, что я поступила подло?

Я не хочу этого знать.

Вообще никого из них не хочу больше видеть. Ни Элли, ни Костю, ни Стаса.

О последних не слышно больше двух недель. Макеева же наседает на меня в школе, пытаясь извиниться, и даже то, что я пересела за другую парту, не останавливает блондинку. Она раскаивается, шлет сообщения с извинениями, звонит, подкидывает записки, подходит лично, наверное, надеясь, что я остыну и прощу ее.

И я почти сдаюсь, практически ведусь на ее красивые речи о том, как сильно она жалеет о сказанных словах, и что все это было на эмоциях, и бла, бла, бла. Но потом я вспоминаю, как яростно Элли пыталась настроить парней против меня, и вся жалость рушится.

Наконец-то открывается истинное личико милой богатенькой сучки. Да здравствует правосудие и треснувшие розовые очки. Ложь всегда проигрывает. Она подобна туману, иллюзии, повязке на глазах, но как только ты избавляешься от нее, получаешь крылья. И тогда тебе подвластно все.

* * *

Примерно через три недели после ночной стычки, я выхожу из школы, мысленно проклиная отвратительную погоду. Сильный ноябрьский ветер хлещет по щекам, забираясь под куртку, моросит дождь, мрачное окутанное тучами небо навевает тоску. Хочется поскорее добраться до дома, заварить чай и с усмешкой наблюдать из окна за непогодой.

Натянув до подбородка куртку, я быстро направляюсь к воротам школы, и уже собираюсь свернуть в сторону остановки, как до боли знакомый голос окрикивает меня.

— Ира!

Ноги прирастают к асфальту, сердце замирает. Я узнаю его. Этот звонкий всегда немного насмешливый голос, прожигающий в моей груди от огромной сигареты.

Оборачиваюсь, и вижу в нескольких метрах от ворот черный байк. Рядом с ним стоит Стас, прижимая к боку мотоциклетный шлем. Ветер теребить черные волосы парня, расстегнутая джинсовая куртка заставляет поежиться от холода. Я в свитере-то мерзну, а он в летней одежде, совсем с ума сошел!

Он машет рукой, и я неохотно подхожу ближе. Что ему нужно? Зачем он приехал сюда?

— Если ищешь Элли, она еще в школе, — безразлично говорю я, пряча руки в карманах.

Смотрю на парня исподлобья, чтобы моросящий дождь не пробрался за шиворот. Выглядит он уставшим и замученным. Чем он занимался все это время? Пил? Куда Назаров смотрит?

— Я к тебе, — протягивает мне шлем. — Садись.

Мои внутренности радостно подпрыгивают, а потом с грохотом падают на самое дно. Стоп, что? Стас приехал ко мне? Да бред какой-то. Я с ним после той ночи даже не общалась. Ах, кажется, я догадываюсь.

— Если хочешь выпендриться перед Макеевой, то без меня, — качаю головой.

— Че? — кажется, не понимает. — Да, не. Тема есть. Поговорить нужно.

Мнется, осматриваясь.

— Говори здесь.

Выходящие из ворот школы ученики начинают коситься на нас. Парочка девчонок из параллельного класса специально останавливаются недалеко, пытаясь уместиться под одним зонтом. Хихикают, о чем-то переговариваются.

— Да, Боже мой, возьми ты этот сраный шлем и сядь на байк, — чуть повышает голос.

Поджимаю губы, забираю шлем. Стас первым садится на железного коня, я забираюсь следом и обнимаю парня руками. Как долго я мечтала о том, чтобы Скворецкий забрал меня после учебы на своем классном байке, сколько раз я с завистью провожала уезжающую на мотоцикле Элли? И вот теперь этот день настал.

И когда я вижу стоящую у ворот Элли, внутри меня в очередной раз лопается шар с обидой. Посмотри, подруга. Я уезжаю с твоим парнем, которого ты просрала, потому что хотела получить все и сразу. Что ты чувствуешь? О чем думаешь в этот момент? Надеюсь, тебе так же неприятно, как было мне.

Знаете то чувство, когда вроде выбрасываешь человека из головы, думаешь, что тебе плевать, что уже перегорело, больше нет никаких чувств, ничего, лишь пустота. А потом встречаешься с ним с глазу на глаз, и все начинается по новой. Словно влюбляешься заново, погружаешься в этот бассейн необузданных чувств.

Я думала, что забыла Стаса. Думала, что смогу встретиться с ним и ничего не почувствовать. Но как же я ошибалась…

Кажется, я просто очередная глупая девчонка, готовая на все ради любимого. Пусть везет меня куда захочет, делает все, что пожелает. Я даже допускаю мысль, что у нас с ним может что-нибудь получиться, раз теперь его не сковывают отношения с Элли. И уже плевать, что я могу оказаться просто заменой или попыткой уйти от боли. Только сейчас я понимаю, что когда Стас рядом, мне плевать на все.

Мы приезжаем к дому Стаса.

Оставив байк на улице, поднимаемся на лифте и заходим в студию. Я думаю, что там нас будет дожидаться Назаров, но Кости здесь нет. Квартира пуста и одинока. Барной стойки нет, телевизора тоже, книжный шкаф пусть. Одно из кресел тоже исчезло, зато пустых бутылок прибавилось. Пиво, водка, виски, еще какие-то незнакомые напитки.

Стас бросает ключи на тумбочку, но промахивается, и связка падает на пол.

— Не разувайся, — говорит он. — Извини за срач.

Ничего не отвечаю. Неуверенно снимаю рюкзак, оставляю его возле дверей, потом расстегиваю куртку, но не снимаю.

— Выпить хочешь? — спрашивает Скворецкий.

— Нет, спасибо.

В студии беспорядок: в раковине полно грязных тарелок, везде разбросаны коробки от китайской еды, пиццы и даже суши. Сразу возникает желание прибраться и привести все в порядок, но я одергиваю себя.

— О чем ты хотел поговорить?

Наверное, сейчас он начнет обвинять меня в том, что я знала правду, но ничего никому не сказала, но ошибаюсь.

— О Назаре.

Меня пронзает укол злости. Ну, да. О чем же еще со мной можно разговаривать? Настроение сразу опускается на планку ниже, и желание разговаривать со Скворецким пропадает. Я должна была догадаться, надо было с самого начала сказать «нет» и пойти домой. Я злюсь на себя, на Стаса, на всю эту ситуацию. И даже на Назарова.

— Пиццу будешь? — убирает с дивана вещи и бросает куда-то в сторону, чтобы освободить место. — После школы не ела же, угощайся.

Есть действительно хочется, так что отнекиваться смысла нет. Все-таки сняв куртку, я кладу ее на рюкзак и прохожу к Стасу — тот уже очищает стол и диван от мусора, и присаживаюсь. Парень плюхается рядом и ждет, когда я возьму ломтик пиццы.

— Не злись на Костяна, — коротко бросает парень. — Он дубина. Ты в этой ситуации совсем не при чем.

Сердце радостно подпрыгивает: Стас не считает меня предательницей!

— Да мне плевать, — пожимаю плечом. — Это не мое дело, сами разбирайтесь. Я чужими секретами не разбрасываюсь.

— Спасибо.

Видимо, благодарит за то, что я не рассказала отцу про Назарова. Недолго Стас молчит, но я чувствую на себе его пристальный взгляд. Откусываю пиццу, начиная усердно жевать. Пытаюсь избавиться от напряжения, но оно никуда не проходит.

Я здесь. В квартире Стаса Скворецкого, наедине с человеком, который мне безумно нравится. И я ничего не могу с собой поделать. Ни со своими мыслями, ни с эмоциями, ни с телом. Хочется повернуться к парню и рассказать ему о своих чувствах, а потом броситься в его объятия и никогда не отпускать, но я ничего из этого не делаю, потому что это полный бред.

Стас разбит после расставания с Элли. Даже если он ответит на мои чувства, это будет лишь притворство, фальшь, попытка уйти от реальности.

— На самом деле я хотел поговорить не о Косте, — спокойно говорит он, и я замираю.

О чем же тогда? О чем? Нервно откусываю еще один кусочек, через силу жую.

— Расскажи все, что ты знаешь, — просит Стас. — Про Элли и моего брата.

Замираю, почему-о разочаровываясь. А чего я ожидала? Что Скворецкий начнет признаваться мне в любви?

Неуверенно пожимаю плечом, потому что мне чертовски не хочется обсуждать Макееву. Это же глупо! Зачем спрашивать о том, что причинит кучу боли? Вообще бессмысленный разговор!

Я поворачиваюсь к Стасу, чтобы сказать ему четкое «нет», но замираю, когда вижу его умоляющий взгляд. Парень сидит в пол-оборота, правую руку положив на спинку дивана, и в этот миг мне кажется, что если я откажу в просьбе, то весь его мир рухнет и рассыплется на кусочки.

— Ну, — прокашливаюсь. — Не особо-то и много знаю, — отворачиваюсь — смотреть в глаза Стаса невыносимо. — Я была в курсе, что она встречалась с неким Артемом. Потом Элли позвала меня на встречу и сказала, что ты предложил ей встречаться, а потом попросила прикрытье ее. Тогда она была на ужине с Темой, а ты устроил для нее вечеринку. Элли сказала, что придет позже, и мне нужно просто отвлечь вас. Я и согласилась, а она так и не пришла, — замолкаю, вспоминая первую встречу с Костей Назаровым и Стасом. Мысленно улыбнувшись, продолжаю. — Потом на благотворительном вечере узнала, что Артем — это твой брат. Тогда Элли сбежала с вечера, чтобы с тобой не пересекаться. Ну, а потом было твое похищение и все такое. Так что я больше ничего не знаю. Просто факт того, что она встречалась с вами двумя, и что ее второй парень, Тема, твой брат.

Замолкаю, разглядывая кусок пиццы. Он не лезет в горло, но я все-таки запихиваю его в рот и заставляю себя проглотить. Интересно, какое сейчас у Стаса выражение лица? О чем он думает? Смотрит ли на меня с отвращением или же с пониманием? Почему мне кажется, что он начнет кричать?

— Понятно, — спокойно говорит парень. — Значит, ты Элли не говорила, что ее второй парень — мой брат?

— Нет. Я никому ничего не говорила, — все-таки набираюсь смелости и поворачиваюсь к Стасу.

Он сидит ко мне боком со сцепленными руками. Смотрит на них, думает.

— Спасибо.

— За что? — не понимаю я.

— Если бы ты ей рассказала правду, она бы не пришла на семейный ужин. Я бы ни о чем не узнал.

Да, точно. Если бы Элли знала, что ее парни братья, то никогда бы не допустила такой промашки. Вот это Санта-Барбара! Вот это опасность!

— Слушай, — пытаюсь подобрать слова, чтобы подбодрить Стаса, но из меня плохой оратор. — Прости, что ничего не сказала. Я думала, так будет лучше. Ты был счастлив с ней, и мне не хотелось все рушить, — замолкаю, поняв, что мои слова никак не влияют на парня. — Когда я узнала, что отец изменяет матери, я сразу же все рассказала. А потом они развелись и оставили лишь осадок после своих ссор. Иногда я думаю, что было бы, если бы я сохранила этот секрет в тайне. Может быть, наше семейное счастье продлилось бы подольше.

— Тогда все это было бы фальшем, — смотрит на меня искоса, я лишь киваю. — Я любил ее. Не думал, что если мы расстанемся, мне будет так херово.

— Так всегда бывает, — зачем-то говорю я, хотя понятия не имею, каково это: когда тебя предает любимый человек. — Потом станет легче.

Стас коротко смеется.

— Назар так же говорит.

— И правильно говорит, — толкаю его в бок локтем. — Забей на Макееву.

Парень фыркает, откидывается на спинку дивана и смотрит на меня. Не знаю, о чем или о ком он думает, разглядывая мое лицо пустым взглядом, но мне становится неловко. Нервозность усиливается, и, чтобы избавиться от волнения, я хватаю второй кусок пиццы и притворяюсь, что дико голодна. Расправившись с ломтиком, облизываю губы и бегло осматриваю стол в поисках воды, но ее нигде нет.

Вновь смотрю на Стаса. Он медлит, а потом, будто бы вырвавшись из сна, протягивает руку и осторожно прикасается к уголку моих губ большим пальцем, очевидно, стирая остатки пиццы. Его касания подобны разряду тока: я разрываюсь от желания отшатнуться в сторону или плотнее прижаться к его руке.

Мне страшно. Тело не слушается, цепенеет. Я ужасаюсь своему желанию сократить расстояние между нами и впиться в идеальные губы Стаса, забраться к нему на колени, почувствовать его сильные руки, хотя бы на мгновение побыть кому-то нужной.

Наверное, отвратительно-пугающее движение головой, позволяющее мне чуть плотнее прижаться к замершим на моей шее пальцам, заставляет Стаса дернуть вперед и оказаться в опасной близости. Его дыхание обжигает кожу, пальцы зарываются в мои полосы, а вторая рука облокачивается на диван. Чтобы не упасть, я машинально хватаюсь за плечи Скворецкого и замираю. Наши губы не соприкасаются, но я хочу этого так неистово, что хочется кричать. Между ними всего несколько сантиметров, стоит чуть наклониться вперед и все. И нас ничего уже не сможет остановить.

Но Стас этого не делает: его взгляд пустой и невидящий, бессмысленный, отвратительный. Парень не понимает, что делает. Ему просто нужно отвлечься, уйти от адской боли, хотя бы на время спастись в моих объятиях. И не важно, в моих или нет. Если бы здесь сидела другая девчонка, ничего бы не поменялось.