Предложение это Марину почему-то слегка напугало, но оставаться одной было гораздо страшнее.

В комнате Дениса оказалось почти светло от снега, ковром лежащего внизу, во дворе, и здесь, на крыше, от полной луны, круглым рыбьим глазом глядящей сквозь стены-окна. Кровать была разобрана, и огромное прекрасное тело Дениса, едва прикрытое одеялом, ясно вырисовывалось на ней. На Алене был легкий шелковый халатик без пуговиц, с незавязанными тесемочками, и Марина в своем длинном махровом халате и в белье показалась себе слишком одетой. Ночь возбуждала ее, покалывала, изменяла на свой лад, подталкивая сделать что-нибудь такое, на что при других обстоятельствах Марина никогда бы не решилась. Но она ведь пока еще ничего не сделала. Чего бы ей хотелось? Она и сама толком не знала. Наверное, раздеться и раствориться в них двоих, Алене и Денисе, перестать быть собой и стать вместо этого ими обоими сразу. Лучше вообще забыть о себе, по крайней мере сейчас, в этой комнате, ибо вопиющее неприличие заключено было в ее присутствии здесь такой одетой и совсем на них двоих непохожей. В них никакого неприличия не было, с ними все было в порядке.

Войдя, Алена сразу опустилась на кровать, а Марина так и осталась стоять в дверях, как столб, тараща на них испуганные глаза и тщетно пытаясь справиться с обуревавшими ее чувствами. Она простояла бы, пожалуй, долго или убежала бы, если бы не прозвучал в темноте голос Дениса:

— Эй, ты что стоишь, как у праздника?

«Как у праздника», — мысленно повторила Марина. Какое точное определение! Действительно, она стоит у чужого праздника! И Марина вдруг пожалела, что на ее долю никогда ничего такого не выпадало и никогда не выпадет, потому что она не такая — не такая красивая, не такая теплая, не такая любящая, поэтому не для нее в этой жизни прекрасные праздники. Ей бы хотя бы прекрасные будни.

Мысль эта так расстроила Марину, что губы у нее снова задрожали, ноги ослабли, и она просто вынуждена была присесть на теплую, полную волнующих запахов кровать. Изо всех сил Марина старалась не замечать следов этого не имеющего к ней отношения праздника. Съежившись в уголке, она тихо заплакала, стараясь по возможности не слишком часто хлюпать носом. Алена перебралась поближе к ней, обняла, прижала тяжелую, горячую от слез Маринину голову к своей мягкой груди, а Денис с другой стороны стал нежно гладить Марину по плечу, слегка массируя руку где-то возле ключицы своими длинными пальцами.

— Забирайся под одеяло, — прошептала Алена. — Ты же совсем замерзла.

Только сейчас Марина заметила маленькую, под самым потолком, открытую форточку. Это через нее в комнату проникал холодный колючий воздух, принося с собой танцующие в лунном свете снежинки.

Марина почувствовала, что теперь, после слез, наваливается на нее тягучая, обволакивающая усталость. Она молча легла. Они лежали по обеим сторонам от нее, гладили ее, ласкали и ни о чем не спрашивали. Марине казалось, что под их ласками все тяжелое, темное, всю жизнь не дающее ей нормально дышать, постепенно куда-то уходит, сползает с нее, как надоевшее платье, как расстегнутый чьими-то руками, ставший ненужным халат. Алена осторожно просунула ей руку под спину и один за другим, словно играя, перебрала крючочки на лифчике. Другой рукой Алена подтянула лифчик вверх, к шее, и тут же Денисова рука легла на твердые, маленькие Маринины груди с закаменевшими от возбуждения сосками. Чьи руки были у Марины между ногами? Она не знала, едва успевая отвечать, принимать эти безымянные ласки, выгибаясь, двигаясь им навстречу всем телом и чувствуя, как там, внизу, становится влажно.

Марина очнулась, только когда лицо Дениса внезапно оказалось над ней. Он пытался войти в нее, а Алена ему помогала, раскрывая Марину осторожными ласковыми движениями. Марина вздрогнула и тут же пришла в себя. На секунду она зажмурилась, затем широко-широко раскрыла глаза.

— Нет! — закричала она так громко, точно эти двое были где-то далеко и могли ее не услышать.

— Тише! — Аленина рука стремительно зажала ей рот. — Весь дом перебудишь.

И тут же Марина с облегчением почувствовала, как скатился с нее Денис.

— Испугалась? — зашептал он Марине в ухо. — Ну и зря. Хорошо было.

— Но, Денис, — чуть не плача, заговорила Марина, поворачиваясь к Алене спиной, словно ее тут и не было. — Я не могу так! Я Вальку люблю, понимаешь?

— Ну и… — Денис фыркнул. — Или ты думаешь, его это колышет? — Он был явно раздражен и даже не пытался это скрыть.

— Его не знаю, — честно сказала Марина, неожиданно успокаиваясь. Ей вдруг все сразу стало ясно. — А вот меня да. Для меня важно, что я только с ним и ни с кем больше. Хотя, может, это для кого и смешно, — добавила она с вызовом.

— Что уж тут смешного, — снова фыркнул Денис, садясь и закуривая.

Марина поднялась и потянулась за одеждой.

— Постой, ты куда это? — удержал ее Денис. — Успокойся. Мы же не насильники.

— Да уж что-что, а изнасилование в этом доме никому не грозит. Чего-чего, а желающих заняться этим делом добровольно тут всегда предостаточно. Не обижайся на нас, Марина, мы ведь лучше хотели. Видим, тебе одиноко, бродишь по ночам, стонешь, как неприкаянный грешник или привидение…

— В общем, хочешь одевайся, не хочешь не одевайся, главное, не дергайся. Тебе вообще нервничать вредно, — сказал Денис своим обычным докторским тоном. — Можешь, конечно, уходить, но только если ты уверена, что действительно очень хочешь. Лично я не понимаю, почему бы тебе не остаться с нами, особенно теперь, когда все друг друга поняли.

— Останься, Марина, — попросила Алена. — А то я буду думать, что мы тебя обидели. Ты ведь не сердишься на нас, правда?

— Правда. — Неожиданно для себя Марина улыбнулась. Они вдруг показались ей такими трогательными, такими беззащитными в своей наготе, в особенности Алена.

Денис же, стоило Марине снова лечь, немедленно повернулся к ней и прошептал ей в ухо:

— Надо же, никогда не думал, чтобы я был такой урод! Страшно вспомнить, как ты кричала! Воистину, век живи, век учись. — С этими словами Денис нежно поцеловал Марину в щечку, обнял ее и уснул. С другой стороны к Марине тепло прижалась Алена, уютно свернулась калачиком и тоже скоро заснула. Одна только Марина долго еще не спала, лежала, смотрела на полную луну, улыбалась чему-то… Ей было сейчас очень хорошо, но отчего, она вряд ли смогла бы объяснить.

19

Рано утром, еще в кромешной тьме, Марина с сожалением выскользнула из теплой постели, потихоньку оделась и крадучись, на цыпочках пошла по коридору к себе. На лестнице ей встретилась Женя. Женя старательно, согнувшись в три погибели, мыла лестницу.

— Привет! — весело сказала она Марине. — А я вот мою. Люблю, чтобы чисто было. Знаешь, когда пол везде чистый, даже воздух другой делается. Не замечала?

Марина тупо кивнула. Ей было очень неловко. Конечно. Женя сразу догадалась, откуда Марина идет в такую рань. Доказывай теперь, что вообще ничего ведь не было.

Стоя на площадке верхнего этажа, Марина смотрела вниз и всей грудью вдыхала еще ночной, холодный воздух. Окно на лестнице было распахнуто, и было просто морозно. Где-то заплакал ребенок. «Ничка», — с умилением сообразила Марина. Она ее с первого вечера так больше и не видела, даже голоса ее не слыхала. На редкость, должно быть, спокойный ребенок. Почти все время Ничка спала — или у Ольги в комнате, или в коляске во дворе. Несколько раз Ольга пробегала куда-то с ней на руках мимо Марины, но на бегу что разглядишь?

Детский плач стих. Наверное, Ольга ее кормит. Хлопнула дверь, и по ступенькам, еще не окончательно проснувшись и не совсем ясно сознавая окружающее, ссыпался Денис.

— К лошадям пошел. — Женя проводила его нежным взглядом. — А ты что так рано встала?

— Не спится чего-то, — выдавила из себя Марина, изобразив подобие улыбки. — А который час?

— Часов семь, наверное. — Женя тщательно отжала выполосканную тряпку и с новой силой обрушила ее на следующую ступеньку. — Подожди, домою, и пойдем со мной на кухню чай пить.

— Пойдем, — Марине стало смешно. Экая в самом деле глупость — пытаться что-нибудь от кого-то скрыть в этом доме. Наверняка здесь все всё друг о друге знают! От этой мысли сделалось жутковато. Бр-р! Марина поморщилась. Но что поделать? Придется привыкнуть.

Стараясь не шуметь, Марина спустилась вниз и пошла на кухню. Неожиданно нахлынули воспоминания о прошлой ночи, и теплая волна залила низ живота. Марина на секунду прислонилась к стене, и губы сами собой расплылись в блаженной улыбке, глаза полузакрылись, и перед ней поплыли радужные, красочные картины, одна другой заманчивее.

— Балдеешь? — шепотом окликнула Марину вошедшая Женя.

Марина вспыхнула, но тут же рассмеялась. Настоящий сумасшедший дом, рассказать кому — не поверит. Как она тут жить будет? В окне забрезжил рассвет.

Они уселись пить чай. В кухне было тепло и уютно, на дворе шел снег, пару раз пронесся Денис, окончательно проснувшийся, румяный от мороза, веселый и очень красивый. В обеих руках у него были ведра, в первый раз он бежал с овсом, второй — с водой. «Лошади!.. — с восторгом подумала Марина. — И еще голуби».

— Женя! — спросила Марина. — А кто это Маша? Илюшина жена?

— Да.

— А она какая?

— Чудесная! Завтра приедет, увидишь. За что Илюхе такая жена, не представляю. Нет, он, конечно, всем хорош парень, но такой жены он все-таки не заслужил. А ей за что такое счастье, как наш Илюша? Неисповедимы пути Господни! Это как подумаешь… — Женька, не договорив, махнула рукой и не глядя плеснула себе еще заварки в опустевшую кружку. Она так и пила одну бурую заварку, без лимона и сахара.

Стукнула калитка, кто-то быстро зашагал по двору. Издалека Марина не могла разобрать, кто это.

— Валька вернулся! — уверенно сказала Женя. — Смотри, даже в дом не зашел! Сразу на конюшню помчался. Так что беги туда, встречай, если хочешь.

— Побегу, — без особого воодушевления кивнула Марина. Ее отчего-то ужасно потянуло в сон.

Но она встала, направилась к вешалке, оделась потеплее и вышла во двор. По дороге на конюшню Марина попыталась прикинуть, как она сейчас к нему подойдет, как посмотрит, что скажет.

Валерьян стоял в деннике у Цыгана и чистил его, в одной руке щетка, в другой — скребница.

— Здравствуй, — сказала Марина. В горле у нее неожиданно пересохло.

— Привет-привет! — сказал Валерьян, не оборачиваясь, но по голосу было ясно, что он улыбается. Рад, значит. Вопрос только чему. — Эх! — заговорил Валерьян наконец. — Знала бы ты, как я лошадей люблю! Какие они нежные, горячие! Вот вы, женщины, и в подметки им не годитесь. Знаешь, какая у нашей Зорьки верхняя губа? Так ее хорошо в эту губу целовать!

Марина рассмеялась.

— Ты зря смеешься. Поди сама попробуй.

Марина продолжала смеяться. Молчала и смеялась. Такой он сейчас смешной был, такой трогательный!

— Можешь смеяться, но знай, если тут вдруг кентаврик родится, тогда особенно не удивляйся.

— Да я тут вообще уже ничему не удивляюсь, — с трудом проговорила сквозь смех Марина, и вдруг смех пропал. Она поняла, что завидует, нет, на полном серьезе завидует этой лошади, которую Валерьян так горячо любит, что скорее всего она родит ему кентаврика, и тогда Валерьян будет его любить гораздо больше, чем, к примеру, Марининого ребенка.

Полный бред, но она думала об этом до смешного всерьез. Как он эту лошадь гладит! Марину небось никогда так не гладил.

Валерьян тем временем закончил с Цыганом, вышел из денника, отбросил в сторону скребницу и щетку и обнял Марину. Они поцеловались. Еще раз и еще.

— Соскучилась? — в промежутке между поцелуями спрашивал Валерьян.

— Ага, еще как! — отвечала Марина.

— А чего же ты в прошлый раз?

— Не зна-аю. — Она и в самом деле уже не помнила, как было в прошлый приезд. Главное, что сейчас он был тут, возле Марины, обнимал ее и был ей по-настоящему рад. Все было наконец хорошо и понятно, так же, как — не кощунственно ли сейчас вспоминать об этом?! — давным-давно с Игорем.

День сложился чудесно. Завтрак чудесный, дети были чудесные — никто не хныкал, ничего не просил, ничего за столом не опрокидывал. За завтраком Ольга пожаловалась, что вроде Ничка кашляла сегодня во сне. Денис сразу посерьезнел — ни дать ни взять настоящий доктор, — притащил фонендоскоп и отправился слушать. Марина потихоньку пошла за ним. Ей так хотелось повидать Ничку! Вот если бы сейчас Ольга дала ей подержать малышку! Теперь бы Марина не растерялась. Интересно, откуда в ней взялась такая тяга к младенцам?

Вслед за Денисом и Ольгой Марина поднялась на второй этаж, миновала почти весь коридор с его бесчисленными вечно запертыми дверями и наконец оказалась перед самой последней дверью с правой стороны. Эта дверь была не заперта. Ольга просто толкнула ее и вошла.