Марина тяжело вздохнула.

— Никто не знает. Просто пропала. Может, папа тут совсем ни при чем. В тот день, когда она пропала, он на три часа исчезал из дому. А он не каждый день из дому выходит. На три часа — никогда не уходит, если уж ушел, так до следующего дня, а чтобы его всего три часа дома не было, такого вообще не припомню.

Воспоминания эти расстроили Марину. Да и кому приятно думать о своем собственном папе, что он… И кошку жалко.

— Может, это не он? — попробовал успокоить ее Илья.

— Да, правда, может, — вяло согласилась Марина… и тут ей снова вспомнился сегодняшний сон. Как же это она забыла? Она ведь и гулять с Ильей напросилась только для того, чтобы о нем рассказать! А им уже скоро домой возвращаться. — Илья, — быстро заговорила Марина, чтобы, не дай Бог, снова не забыть, — послушай, что мне сегодня приснилось! — И она подробно, стараясь ничего не упустить, пересказала ему свой сон.

— Бред! — коротко отреагировал Илья. Но, увидев, что Марина разочарована, поправился: — Ну, может, конечно, не бред, но при нашем уровне знаний мы с тобой наверняка не сможем разобраться в этом сне правильно. А от всяких домыслов, поверь мне, только хуже будет. Наверняка окажется, что мы все поняли с точностью до наоборот. Так что забудь его поскорее и не думай о нем никогда. А то ты с лица спала, пока рассказывала! Смотреть было жутко! Я сам испугался, ей-Богу! — И он рассмеялся, а вслед за ним и Марина, и в этом смехе растаяло воспоминание об этом тяжелом сне.

Повсюду лежал снег — на деревьях, на протянувшихся высоко над головой проводах, на холмах, показавшихся вдруг вдалеке. Все вокруг покрывала спокойная, ровная, почти без оттенков белизна. Даже небо, сплошь затянутое облаками, было сегодня белым, солнечные лучи, изредка прорывавшиеся сквозь эту молочную белизну, светили белым холодным светом. И только маленькими язычками пламени выделялись снегири, облепившие раскидистую березу, росшую на повороте дороги.

Они оказались на высоком берегу реки. Она была скована льдом, и лишь по самой середине ее змеился узенький черный ручеек. От воды шел пар.

— Отчего там не замерзает? — спросила Марина.

— Никогда не замерзает, — пожал плечами Илья. — Какой год уже удивляюсь. Наверное, ключ там бьет.

— Красиво как! — вздохнула Марина. Воздух был чистый, голова от него становилась ясной как стеклышко.

— Да, — согласился Илья. Пейзаж будто был выписан китайской тушью. При одном взгляде на него отступали все тревоги, все страхи, печали, и даже радости становились мелкими и несерьезными.

«Господи, — подумала Марина, — и какого черта я занимаюсь всякой фигней? Жизнь, в конце концов, дается человеку один раз, и надо бродить без передыху по такими местам, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы!»

Медленно, нехотя повернули они обратно, было уже поздно, дети скоро захотят есть. По дороге домой они молчали, оберегая воспоминания об увиденном.

Снимая куртку, Илья неожиданно обнаружил на боку прореху в подкладке. «Надо будет Маше сказать», — подумал он.

14

После обеда, когда дети ушли спать и в Крольчатнике наступила относительная тишина, Марина решила подняться к себе, чтобы тоже соснуть. Ночь в Крольчатнике изобиловала приключениями, дни тоже выходили довольно бурными, спокойная минутка выдавалась нечасто.

Взобравшись к себе, Марина с удивлением заметила, что дверь в мансарду напротив, почти всегда плотно закрытая, теперь распахнута. Оттуда доносились смех и громкие голоса.

«Вот некстати!» — расстроилась Марина, у которой слипались глаза. Заснуть под этот шум было, разумеется, невозможно, голоса за стеной жужжали, точно назойливые мухи. Промучившись несколько минут, Марина встала, накинула халат, босиком подошла к соседней двери и решительно постучала.

— Входи, не заперто! — бодро откликнулись оттуда.

— Это заметно, — ядовито сказала Марина. — Вы бы дверь запирали. Нельзя ли потише?

Ответа не последовало, словно Марининых слов никто не услышал. Тогда она вошла и огляделась.

Марина была здесь впервые, комната была окутана клубами дыма. Она была примерно в два раза больше Марининой, тут было целых два больших, с потолка до пола, окна, почти как у Дениса. Сам потолок был какой-то немыслимой конфигурации.

Повсюду валялись холсты, картонки, листы плотной бумаги с начатыми и неоконченными рисунками. Тут были наброски головок, лиц, рук, ног и пейзажей, какие-то загадочные дома, которые начали рисовать почему-то с крыши и остановились примерно на середине стены, чаще всего какой-то одной.

К подрамнику, стоящему в центре комнаты, был прикреплен холст с натюрмортом, на нем из кистей крупного винограда, живописно разложенных на серебряном блюде, торчала рыбья голова с выпученными глазами и судорожно раскрытой в предсмертной агонии пастью.

Марине бросились в глаза еще две картины: горящий маяк на острой скале в бурном бушующем море — если какой корабль сдуру поплывет на него, непременно разобьется! — и колодец на краю деревни, нарисованный в разрезе, с лежащей на дне утонувшей собакой.

«Какая жуткая живопись! — содрогнулась Марина. — Как муторно становится от нее на душе!» Марине вспомнился вид с обрыва на реку, которым они любовались сегодня с Илюшей. «Надо рисовать, чтобы было так, как там, или совсем лучше не рисовать!» — решила она про себя.

За кучей подрамников, ящиков с красками и еще черт знает чем Марина в конце концов обнаружила Ольгу и Вику. Обе сидели на голой брезентовой раскладушке, курили и пили что-то из пыльной, без этикетки, бутылки. В углу за ними спала в корзинке Ника, а крыса свернулась клубочком у нее в ногах и, похоже, тоже спала, подрагивая во сне усами.

— Присаживайся, Марина! — тоном радушной хозяйки пригласила ее Ольга, указывая на стоявшее вплотную к раскладушке старое продавленное кресло, покрытое слоем пыли. Марина слегка отряхнула его рукой и почему-то послушно села. От Ольги, когда она бывала в решительном настроении, исходил какой-то магнетизм, и тогда любой ее команде хотелось подчиниться. — Выпьешь с нами? — Ольга кивнула на бутылку.

— Нет-нет! — Марина решительно замотала головой. — Что ты, Оля, я же не пью.

— Дениса боишься? — съязвила Ольга.

— С чего ты взяла? — искренне удивилась Марина.

— А с того, что все вы здесь его боитесь! Все ему в рот смотрят!

— Интере-есно! — протянула Вика, шумно прихлебывая из стакана.

— Что тебе интересно? — подозрительно посмотрела на нее Ольга.

— Интересно, почему ты считаешь, что Денису все смотрят в рот от страха? Ежу ведь ясно, что страх тут ни при чем!

— А что при чем? Что при чем?! — с пол-оборота завелась Ольга. — Чего он вообще тебе сдался? Сидишь и все время, что бы я ни сказала, бросаешься его защищать! Можно подумать, у тебя на нем свет клином сошелся! Муж он тебе, что ли?

— Туше! — сказала Вика, поднесла к губам флейту и сыграла это туше. Крыса от резких звуков так и подскочила, а Ника только почмокала губами во сне и глубоко вздохнула. — Гляди! — сказала Вика, погладив крысу указательным пальцем между ушами. — Понимает! Потому как слух есть. А дитю твоему медведь на ухо наступил.

— Просто она в отца, — вступилась Ольга за дочку. — У Ильи тоже слух никудышный.

— Бедный ребенок! Нет чтобы в мамочку пойти!

— Ох, не дай Бог! — Ольга тяжело вздохнула. — Скажи, пожалуйста, Марина, вы вчера со своим распрекрасным Денисом все так распрекрасно решили, отняли у меня Джейн, увезли ее обратно в Москву. К кому? Нет, ты мне ответь, к кому?!

«Вот оно, — подумала, не на шутку струхнув, Марина. — А ведь действительно, нас с Денисом вчера было двое, мы были заодно, теперь и не докажешь, что я никакого решения не принимала! Вчера я промолчала! Почему промолчала? Я была не согласна, я же спорила потом с Денисом за дверью, но при Ольге я язык проглотила. Тогда, за Денисовой спиной, легко было молчать. А сейчас что скажешь?»

Марина молчала.

— Я тебя спрашиваю, к кому ее Денис повез? А, не знаешь! — продолжала Ольга, не дожидаясь Марининого ответа. — Он к моей маме ее повез! К той самой, что меня воспитала. И что с ней, по-твоему, будет? Да то же самое, что со мной! Она уже сейчас — вылитая я в детстве! А кому это нужно?

— А мне вот что интересно, — перебила ее Вика, — скажи ты мне, пожалуйста, почему ты все это сейчас, здесь, выкладываешь и, главное, — Марине? Которая никого, между прочим, не увозила? И почему тебе не повторить то же самое, по возможности без купюр, самому Денису? Скажи мне, где ты была сегодня утром, когда он за Дженькой пришел? Спала, да? Небось ему еще и вещи самому пришлось собирать!

— А неужели я буду?

— Девочки, потише, пожалуйста! — взмолилась Марина, страдальчески приложив к вискам пальцы. — Ну ради Бога! Голова раскалывается! Так спать хотелось, а вы орете, как на улице!

— Ночью надо спать! — мрачно сказала Ольга. — А не чужими делами заниматься.

Марине стало совсем стыдно.

— Олюшка! — робко сказала она, притрагиваясь к Ольгиному плечу. — Не переживай так, пожалуйста! Подожди, вернется твоя Джейн! Я уверена! Соскучится по тебе и вернется! Мама, она всегда мама! Вот увидишь! Никакая бабушка маму не заменит! Это ей только от обиды на тебя вчера показалось, что ей здесь плохо. Не может быть, чтобы она не понимала: здесь для ребенка сплошной рай! Честное слово, будь я ребенком, да ни за что бы никогда отсюда не уехала!

— Верно, Ольга, брось переживать! — поддержала Марину Вика. — Твоя Джейн просто забыла, как в нормальном доме живется. Сейчас приедет, осмотрится, вспомнит, и, помяни мое слово, двух часов не пройдет, как обратно запросится!

— Ну уж скажешь, двух часов! — Ольга недоверчиво посмотрела на Вику.

— Ну, не двух часов, так двух дней. Максимум, точно тебе говорю.

— Да ну, какие два дня! — Ольга безнадежно покачала головой. — Не знаете вы моей Джейн! Она у меня до того правильная, иной раз просто страшно делается.

— Ха, правильная! Ты себя лет в тринадцать вспомни! Тоже была не девочка, а картинка! Мы с Ольгой в одной музыкалке учились, — пояснила Вика Марине. — Нет, Ольга, на спор, недели не пройдет, как ты свою Джейн обратно получишь. Спорим? — И столько было в ее голосе азарта, что Ольга даже улыбнулась.

— Тебя хлебом не корми, дай поспорить! Так и быть, спорим.

Они протянули руки.

— Разбей, Марина! — сказала Ольга.

— Погоди, так нельзя, — задержала Маринину руку Вика. — На что спорить будем?

— Да потом видно будет, все равно проиграешь.

— Тогда на американку, идет?

Ольга торопливо кивнула. Марина стукнула по их сомкнутым пальцам ребром ладони, и в тот же миг в дверь постучали. Илюшкин голос громко проговорил:

— Оль, ты тут? Там Денис приехал и тебя к себе требует!

— А самому слабо подняться! — задиристо откликнулась Ольга.

— Ему так и передать? — кротко поинтересовался Илья.

— Да ладно уж, так и быть, спущусь! — сказала после паузы Ольга, заметно сникнув и послушно поднимаясь с раскладушки.

— Иди скорее, — посоветовал ей Илья. — Там Дженька твоя приехала, и с ней еще один малый, говорит, брат.

Ольга поспешно вышла. Вика посмотрела на Марину. Глаза ее смеялись. В щедро заливавших мастерскую лучах закатного солнца клубились тучи пылинок, смеющиеся Викины глаза казались не карими, а золотыми.

— Эх! — тряхнула Вика короткими соломенными волосами, так что они разлетелись. — И попляшет же у меня теперь Ольга! Заставлю ее сегодня вечером два часа мне на рояле аккомпанировать! Во концерт выйдет! Марин, приходи слушать. Уже в последнем классе учились, все учителя, бывало, собирались, когда мы с Ольгой вместе играли. Говорили: вы, девочки, непременно вместе держитесь, в одно музучилище подайте. Вот только Ольге к концу года уже не до училища было. Ну а как Джейн родилась, она музыку вообще, считай, забросила, во всяком случае, всерьез к ней перестала относиться. Начала картиночки свои малевать. Хотя тоже дело, кто спорит. — Вика вздохнула, зажгла новую сигарету, затянулась и продолжала: — Между прочим, Ольга играть со мной теперь страсть как не любит! Воспоминания у нее, видите ли, всякие. А не фига было спорить! Верно, Марин? — И Вика опять залилась дробным трескучим смехом.

Марина не нашлась что сказать. И только в своей комнате, блаженно вытянувшись в тишине на постели, Марина подумала, закрывая глаза: «Ну окончила Вика училище, стала профессиональным музыкантом, и что с этого? Стала от этого лучше? Счастливее? Что-то не очень похоже». И, перевернувшись на другой бок, заснула.