Молча, на цыпочках прошли они к нему в комнату, и Валерьян жестом указал Марине на неубранную кровать. Сам он тут же вышел.

Через пару минут Валерьян вернулся, неся на подносе чашки с кофе. Кофе в них был совсем остывший, подернутый жирной пленкой и почти без сахара. Они молча пригубили каждый свою чашку, после чего Валерьян закурил.

— Ну, — спросил он, выпуская первое кольцо, — как там у тебя дела? — Похоже было, что он в принципе не представляет, о чем ему с ней разговаривать.

— Беременна я, — немедленно выпалила Марина и тут же смолкла, ошеломленная собственной прямотой.

Валерьян застыл с сигаретой в руках, которая тут же погасла, но он этого даже не заметил.

— Ты… — проговорил он наконец с трудом, видимо, соображая, — ты это всерьез?

— Да уж куда серьезней, — фыркнула Марина, сразу ощетинясь. — Справку из консультации показать?

— А… Вообще-то покажи, — неожиданно заинтересовался Валерьян.

Маринина душа с размаху ухнула в пятки — справки у нее никакой не было. Но она деловито порылась в сумочке и поойкала огорченно: «Ой, кажется, забыла!»

— Но ты вправду беременна? — уже с откровенной усмешкой спросил Валерьян, делая попытку снова зажечь сигарету, не с того, правда, конца. Опомнившись, он досадливо отшвырнул сигарету в пепельницу и в упор посмотрел на Марину. — Ну так как?

— Да! — выкрикнула Марина, и в голосе ее зазвенели слезы.

Слезы эти подействовали на Валерьяна. Он встал, подошел к Марине, заглянул в глаза, потом в глаза поцеловал, сперва в один, потом в другой, потом снова в них заглянул и тихо, с неожиданной нежностью переспросил:

— Но сама-то ты уверена?

— Да. — На сей раз это «да» прозвучало тихо и обреченно.

— Так, — сказал Валерьян, ласково проведя рукой по Марининому плечу и усаживаясь обратно в кресло. Сигарету зажег совершенно правильно. — И аборта ты, как я понимаю, делать не хочешь?

— Не хочу, — согласилась Марина, со всей обреченностью вдруг понимая, что делать его придется.

— И не надо! — обрадовался вдруг Валерьян. — М-да. Вот не думал, не гадал. Будет, значит, у нас новый крольчонок. А как же теперь все это устроить? Тебе же еще восемнадцати нет?

— Нет, — недоуменно подтвердила Марина, дивясь, что раньше его это как-то не особенно интересовало.

— А когда будет?

— Ну… ребенок раньше родится, — ответила Марина, с трепетом осознавая каждое произносимое ею слово: ребенок… родится… раньше… Раньше, чем что?

— Тогда… — вслух продолжал размышлять Валерьян, — тогда придется на тебе жениться.

— Ты хочешь на мне жениться?! — изумилась Марина.

— Я? Нет, что ты, — отмахнулся от нее Валерьян, вконец ушедший в свои расчеты. — Я не могу.

— Почему?

— Видишь ли, мышь, я ведь уже женат.

— Ты? Женат? — с трудом выговорила она, холодея.

— Ну да, — досадливо проговорил он. — Да сейчас не в этом дело! Женятся на тебе, женятся, не боись, вот только кто? Ага, нашел кажись. — И Валерьян решительно потянулся к телефону. — Серый, алло, привет, то есть. Валька беспокоит. Слушай, ты как насчет того, чтобы жениться?

Марина смотрела на Валерьяна не мигая, как в телевизор.

— Да нет, не шучу. На ком, говоришь? Да есть тут одна. Красивая? — Валерьян скосил глаза на Марину и оценивающе оглядел ее с ног до головы. — Да вроде ничего, — нерешительно произнес он в трубку. — Да ты сам подъезжай, тогда и увидишь. Что, к зачету готовишься? Эх, вы, технари, вечно у вас какие-то зачеты-хуеты! Ну хорошо, а когда? Завтра, значит. Часиков в пять… в пять хорошо. С копейками? Ну ладно, лишь бы не с рублями, а то мне к семи на дежурство. Ну есть. Вам того же, тем же самым по тому же месту.

И Валерьян бросил трубку на рычаг. Он посмотрел на Марину. Ее слегка трясло. Валерьян пересел к ней на кушетку, крепко обнял, зашептал жарко в самое ее трясущееся под его губами холодное, как у зайца, ухо:

— Ну мышь, ну хватит, успокойся, ну чего ты, все будет путем, мышь. — И вдруг неожиданно принялся целовать, исступленно, как никогда, в губы, в шею, в уши, в глаза. — Это же все глупости, мышь, это же все бредятина, и неважно, и… — Он вдруг обхватил обеими руками ее голову и, глядя прямо в глаза, произнес неожиданно: — Мышь, ты, конечно, мне сейчас не поверишь, но… Ты просто представить себе не можешь, как я счастлив.

Марина совсем уже ничего не понимала. Все у нее, у бедняги, в голове спуталось и перемешалось.

Валерьян вдруг резко встал, аккуратно загасил в пепельнице сигарету и сказал, приподнимая Марину за плечи:

— Пойдем, провожу тебя. Значит, завтра в пять, поняла? И не опаздывай, а то мне на дежурство. И держись, мышь, теперь все будет хорошо, слово тебе даю, слышишь? — И, уже сам себе, недоверчиво: — Нет, ну надо же… Кто бы мог подумать!

В коридоре Валерьян опять приложил палец к губам.

— Тише, там у меня человек спит.

«Человек? — изумилась про себя Марина. — Значит, не бабушка?» Но вслух ничего не сказала.

11

На следующий день ровно в пять Марина сидела на кушетке и яростно теребила за кисточки пыльный зеленый плед. Валерьян нервно курил. В пять пятнадцать в дверь позвонили. Валерьян швырнул сигарету в стоявшую перед ним чашку с недопитым кофе и рванул открывать.

Вернулся он с невысоким стройным пареньком примерно одних с Валерьяном лет. У паренька были длинные, до плеч, светлые волосы и темно-карие глаза, сочетание довольно необычное, больше Марина ничего в тот раз не заметила, не до того было, настолько сразу они по уши ушли в технические детали.

— Справку принесла? — спросил Валерьян.

— Да, — слегка волнуясь, ответила Марина, выкладывая на кофейный столик требуемый документ.

— Так, десять недель, ого, не слабо. Значит, завтра вы идете подавать заявление. О, черт, тебе от родителей разрешение надо. А его где заверяют, Серень, ты, случаем, не знаешь?

— Откуда? — изумился паренек, не без изящества вскидывая светлые бровки.

— Слушайте, а может, мне просто маму с собой взять? — неожиданно предложила Марина.

— Точно. Так, значит, и сделаешь. Значит, идете вы туда завтра вдвоем, тьфу, извини, втроем, с твоей мамой то есть, и подаете заявление. Серег, ты им там объясни, что вам тянуть нельзя.

— Да ведь и так все ясно. С такой справкой куда уж дальше тянуть.

— Ну, ребята, не подведите меня, хорошо? — Валерьян был сам на себя не похож.

— Да ладно тебе, — успокаивающе сказал Сережа. — Сказано — сделано. — И, уже оборачиваясь к Марине, добавил: — А вы, значит, Марина. В школе учитесь?

— Да, в восемнадцатой.

— Что? — Оба, как по команде, уставились на нее. — В восемнадцатой английской? В американской, то есть?

— Ну да.

— Вот это да! — сказал Сережа. — Первый раз вижу живого человека из этой школы. А правда, что у вас практика в Америке каждый год?

— Ну про каждый год — это преувеличение, но за одиннадцать лет три раза мы туда ездили. Один раз на две недели, другие два — по три. Еще бывает, что отличников по обмену посылают. — И Марина тяжело вздохнула.

— И где вы были?

— Ну, по-разному. В первый раз только в Нью-Йорке, второй — в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, последний раз в Бостон возили.

— Да? Ну и как там? — И они оживленно заговорили об Америке, начисто забыв о причине их встречи.

Часа через полтора Сергей заторопился уходить, Валерьян, взглянув на часы, зачертыхался, но Сергей все-таки вышел первым, точнее сказать, он вышел как бы сразу, сказав: «Ой, мне пора!» — и исчез. Но перед тем, как исчезать, он все-таки уточнил:

— Марина, завтра на «Киевской» в два. В загсе с часу до двух перерыв, а с утра у меня лекции.

— Да, а у меня уроки, — крикнула Марина в ответ, но уже в пустоту.

Зато с Валерьяном они вышли вместе.

— Слушай, — сказал он в лифте, внимательно разглядывая ее, — а ты почему никогда ничего не рассказывала?

— О чем? — искренне изумилась Марина.

— Ну, о школе там, об Америке.

— Так ты не спрашивал никогда. — Марина рассмеялась. — А ты в какой школе учился?

— В двести пятнадцатой.

— У Эмиля? В литературной? — поинтересовалась Марина.

— Я же тебе рассказывал. Ничего интересного. Ни тебе Америки, ни даже Англии. Одни семинары да лекции, муть всякая. Правда, ребята у нас хорошие были.

— Так уж и муть, — усомнилась Марина. — А все вашу школу хвалят. Из нашего класса два человека перешли к вам.

— Ну, кое-что интересное есть, конечно, — признал Валерьян. — Да и самого Эмиля со счетов сбрасывать нельзя, он, конечно, личность.

— Вот видишь! — Марина улыбнулась.

— Слушай, — выходя из подъезда и собираясь поворачивать в сторону, противоположную той, в которую надо было идти Марине, снова заговорил Валерьян. — А ты смогла бы учить детей?

— Детей? Каких детей? Чему учить? — растерялась Марина.

— Английскому, конечно, — как маленькой, разъяснил Валерьян. — Ты его, наверное, хорошо знаешь. — И, видя, что до Марины все равно не доходит, быстро прикоснулся на прощанье к ее руке. — Ну, не бери в голову, там увидим. И не забудь, пожалуйста, про завтра. Это очень важно!

— Еще бы! — И Марина весело зашагала к метро. Беременность почему-то ее уже не пугала.

Часть вторая

1

Летела, как птица-тройка, куда-то вдаль по занесенному снегом пути переполненная вечерняя электричка. Марина сидела у окна, Валерьян сидел напротив и держал ее ладони в своих, одетых в теплые кожаные перчатки. Маринины ладошки, красноватые и покрытые цыпками, уютно устроились в этом теплом кожаном гнездышке, а вот сердечко ее трепетало. Куда только ее везут?

Валерьян сказал, что к хорошим людям. Сказал, что она сама все увидит. Сказал, что потом ей все объяснит. (В двух последних замечаниях сквозило явное противоречие.) Похоже было, что он тоже безумно волнуется.

С заявлением в загс все прошло как нельзя лучше. Мама, конечно, поахала, но пошла с ними и написала все что надо. Сложнее было объяснить ей, что никакой свадьбы не будет, но тут уж Марина стояла как кремень: нет, и все. Пускай ее родственнички собираются по другим поводам! С Марины хватит и того, что ей придется участвовать в этом фарсе, но чтобы на это смотрел кто-нибудь посторонний?.. Она бы и маму с папой не пустила, если бы могла. Папа и сам, наверное, не пойдет, а мама… Да пускай постоит, Мендельсона послушает! В конце концов, много ли у нее, у бедной, радостей в жизни? А сколько маме еще предстоит! И так уже заохала: «Ах, что теперь будет с институтом?» Да ничего теперь не будет с ним, мама, как стоял, так и будет стоять, авось не обвалится, фиг с ним теперь, и думать о нем тошно, Марину и так все время тошнит. Она сердито тряхнула головой, отгоняя дурные мысли, и с любовью посмотрела на Валерьяна. Он ответил ей таким же любящим взглядом. Валерьян вообще был теперь с ней нежен, бережен, внимателен и заботлив. Даже что-то похожее на уважение светилось порой в его взоре, когда он смотрел на Марину. Но не сейчас. Сейчас во взгляде лучилась любовь, и это было прекрасно.

Марина потянулась, сладко, по-кошачьи зевнула и капризно проговорила:

— Валь, а Валь!

— Чего тебе? — улыбаясь одними глазами, откликнулся Валерьян.

— Ну скажи наконец, куда ты меня везешь?

— Ох, мышь, и как тебе объяснить?! Домой я тебя везу. К своим, ясно?

— Как это?..

— Да ясно, конечно, что ничего тебе не ясно. Ладно, — решился Валерьян наконец, — слушай. Когда я еще учился в школе, было у меня двое друзей: девочка Алена и парень Денис. Дружили мы с первого дня, как пришли в эту школу, даже сидели из принципа втроем на одной парте: Денис у стенки, я у прохода, а Алена посередине.

— А учителя чего?

— А учителя ничего. У нас вообще в школе в этом смысле анархия была полная — сиди где хочешь, хоть в проходе на полу, лишь бы уроку не мешал.

— И в самом деле кто-то сидел на полу?

— Да нет, вроде бы. Я не помню. Слушай, тебе уже неинтересно, куда я тебя везу? Тогда не буду рассказывать.

— Нет, что ты, мне ужасно интересно! — испугалась Марина. — Рассказывай, пожалуйста, продолжай!

— Рассказывать, значит? Ну, ладно, а то смотри… Так вот, дружили мы в восьмом классе, дружили в девятом, в десятом тоже дружили, а в середине одиннадцатого как-то вдруг оказалось, что Алена беременна.

— От тебя? — с наигранным равнодушием поинтересовалась Марина, в глубине души с трудом подавляя вспыхнувшую ревность.