Стелла Грей - Владелец моего тела

Тишина в трубке была почти похоронной.

Я медленно повернулась, до онемевших пальцев стискивая телефон в руке. И обмерла.

Адам стоял в двух шагах от меня, а я могла только испуганно смотреть на него, потому что он все слышал.

Его застывшее лицо, с подрагивающими от злости крыльями носа и сжатыми губами, не обещало ничего хорошего. Вскинув руку, он медленно провел большим пальцем по моим губам, и в синих глазах появились нехорошие искры темного желания. Без лишних слов он взял меня за руку и потянул обратно к покрывалу. Я шла, едва переставляя ноги, и в голове набатом билась мысль, что сейчас произойдет нечто ужасное.

Он остановился и, вновь коснувшись моих губ и жестко усмехнувшись, сказал:

– На колени.

– Что?!

– Ты плохо слышала? Становись на коленки, милая моя. Пришло время платить по счетам.

Из ослабевших пальцев выскользнул телефон и мягко упал на покрывало, а я по-прежнему дрожала крупной дрожью, но все же нашла в себе силы медленно помотать головой.

Адам даже ничего не ответил, лишь надавил мне на плечи, и я была вынуждена опуститься вниз. Прямо напротив его ширинки…

Мужчина неторопливо расстегнул ремень, после молнию, и ткань разошлась, открывая белые боксеры, под тонкой тканью которых отчетливо выделялся член. В волосы скользнула рука мужчины, помассировала и притянула к его бедрам, практически прижимая ртом к члену. Но почти сразу он отпустил, цепко взяв за подбородок, заставил запрокинуть голову и, глядя в глаза, велел:

– Приступай, Фелс.

/Адам/

Злость и гнев – вот все, что меня переполняло в этот момент.

Я ведь искренне хотел все сделать по-нормальному, правильно. Лез из кожи вон, чтобы девчонке было хорошо, едва ли не пылинки сдувал. И что в ответ?!

"Я тебя люблю", произнесенное другому, пусть и жениху.

Да, она мне ничего не обещала, но не могла не видеть, как я бешусь при малейшем упоминании этого Эштона. Я заставил ее снять кольцо, чтобы женишок ушел из наших отношений, но Фелс, словно малолетняя идиотка, притащила на эту поляну для двоих третьего свидетеля.

Стерва!

Или дура!

Неужели не понимает, что так нельзя? И я не мальчик, чтобы позволять и дальше вить из себя веревки!

Просто я – идиот, поддавшийся низменным инстинктам: хотел ее до умопомрачения, и забылся, решив, что она уже моя…

С языка рвались наружу мерзкие слова, хотелось обидеть ее, наказать за то, что не заболела мной, как я заболел ею…

Никчемная маленькая шлюшка с огромными наивными глазами. Черт, она целовала меня так жадно, что кто угодно поверил бы в ответные чувства. Только все оказалось ложью. Иллюзией. Моей больной фантазией… Так с чего я, спрашивается, с ней ношусь, как с китайской вазой династии Мин?

Не моя, ну да и хуй с ней. Забираю долг, и пусть идет на все четыре стороны.

Трахать не буду, но свое возьму. Хранит себя для этого недоумка? Вот и пускай!

Раз она не может по-хорошему, будет по-плохому.

– Приступай, Фелс. – Я подтолкнул член ближе к ее губам. – Открой рот и обхвати его губами.

Фел несмелой рукой коснулась твердого ствола, и ее губы обняли головку. Я сжал челюсти, ожидая долгожданного чувства кайфа. Как давно мне представлялась эта сцена! Девчонка тем временем давилась, но все же пыталась выполнить мой приказ. Временами она прихватывала головку зубами, но тут же дергалась, понимая, что причиняет мне боль. В какой-то момент послышался ее всхлип.

И я четко понял, что происходящее меня абсолютно не заводило. Не того я хотел, когда начинал все это…

Застывшие капельки мелких слез и взгляд трепетной лани, как будто я сейчас надругался над святыней.

Плевать, это всего лишь рот и губы. Ненависть разрасталась во мне, и я подкармливал ее воспоминаниями. "Я люблю тебя"! Сука!

Но даже в таком состоянии я сдерживался, не толкаясь ей в горло, понимая, что не желаю причинять боль. Просто стоял и смотрел на зажмурившиеся глаза и неумело скользящие по моему члену губы. И мне, блядь, ничего не хотелось кроме того, как донести до нее, почему и зачем я поступил именно так.

Педагог хуев! Даже сейчас я нашел в происходящем образовательный момент.

Отстранившись, вынул член из ее рта и тут же поднял Фелс на ноги. Дернул вверх, как обмякшую тряпичную куклу, а она даже не сопротивлялась. Приказал посмотреть себе в глаза и тут же впился в губы, чуть опухшие после того, чем она только что занималась.

Смял их в поцелуе, мучительно долгом и пронзительном. И поначалу Фел позволяла себя целовать, а потом все же вывернулась и сквозь горечь слез произнесла:

– За что вы так со мной? За что?

– А чего ты ждала? – вопросом ответил я. – Я не из тех, о кого вытирают ноги, малышка.

– Я не сделала ничего ужасного, – прошипела она.

– Я тоже, детка, – ее слова зацепили меня окончательно, словно крючья под ребра, и потянули вперед, в безумие. Я просто подтащил ее к автомобилю, опустил на капот и навис сверху. – Любить ты можешь кого угодно, но всегда будешь вспоминать, как кончала именно от моих пальцев.

Ее руки уперлись в мою грудь, пытаясь оттолкнуть, но я лишь поймал их за запястья и зафиксировал за спиной:

– Я ведь говорил тебе, что схожу с ума, когда ты рядом? Говорил?!

– Убирайтесь к черту! – выкрикнула она, и тут же была заткнута новым поцелуем.

Фел мычала что-то невразумительное мне в губы, а я уже скользил второй рукой вверх по ее лодыжкам, к коленям и разведенным в стороны бедрам.

– К чему все эти сопротивления, малышка? – прохрипел я, отрываясь на мгновение от поцелуя и сдвигая немного в сторону ткань ее трусиков. – Ты ведь хочешь этого?

– Нет! – она мотнула головой. – Я вас ненавижу!

– Тогда почему твои ноги согнуты, а белье мокрое? – я провел пальцем по гладким лепесткам ее киски и сполна насладился стоном, который она попыталась сдержать. – Тебе ведь нравится, Фелс! Нравится все, что я делаю!

Я не спрашивал, я констатировал. Потому что невозможно ошибаться, когда девушка мучительно краснеет, отводит глаза и прекращает сопротивление, смиренно позволяя войти в нее указательным пальцем.

Фелс прикрыла глаза, стоило мне погрузиться в нее полностью, и закусила губы.

– Знай, милая, – прошептал я ей на самое ухо. – Все, что я с тобой делаю, никогда не сможет повторить он. Как бы ты его не любила, он не сможет вот так…

Провел подушечкой большого пальца по клитору и немного надавил.

– И так тоже не сможет, – нарисовал восьмерку, размазывая липкие соки, сочащиеся из ее киски. – Но даже если повторит, то ты не будешь стонать так же, как сейчас.

Немного вытащив из Фел палец, я тут же вновь вошел до конца. С ее губ сорвался сладкий возглас. Пусть и без слов, но она просила еще, входить в нее снова и снова… И даже ноги расставила сильнее.

Но я покинул ее пределы, заставляя разочарованно выдохнуть и раскрыть глаза, чтобы услышать тихое:

– Ты знаешь, о чем нужно просить, Фелс… Попробуй убедить меня, детка, что хочешь еще…

Ее щеки вспыхнули алой краской, а я продолжал играть со складками у самых преддверий ее лона. Немного раздвигая губки, скользя по ним, теребя набухший бугорок, дразня своими возможностями и пьянея от этой власти.

Я ведь сейчас и сам между ее ног, не только моя рука, но и напряженный ствол рядом с ее возбужденной киской. И ремень брюк до сих пор расстегнут, а член сдерживает только ткань накинутых боксеров. Одно движение – и я могу ворваться в Фелс, а она даже не сразу поймет, что произошло. Такой соблазн, но я сдерживаю себя. Как мазохист играю с этой девочкой, причиняя этим самым боль себе.

Ловлю ее учащенное дыхание и жду строго определенных слов, но она молчит, и я ломаюсь первым. Мне отчего-то важно доказать ей свою власть, и даже не дожидаясь ее признания, я врываюсь в нее сразу двумя пальцами, бешено трахая ими.

– Он так не сможет! Никогда, – вместе с собой вдалбливаю в нее эту мысль.

Фелисити сладко стонет в такт моим движениям, а в ее полуприкрытом взгляде я считываю смесь маленькой победы и одновременного поражения. Ей по-прежнему стыдно, но она сама насаживается на мои пальцы. И я отпускаю хватку, которая сдерживает ее запястья, а сам ожидаю ее действий: оттолкнет или притянет? Но она не делает ни того, ни другого. Вместо этого словно пытается исцарапать ногтями капот и продолжает выгибаться подо мной, все же выстанывая мое имя:

– Ада-а-ам, позволь мне кончить!

И это моя победа! Прижимаю девчонку под себя еще больше, накрываю губы поцелуем, сминаю их, ловя громкие стоны, которые эхом разносятся по ночному лесу.

Маленькая похотливая, сучка. Такая же, как все. Эта мысль набатом бьется в моей голове, не позволяя отпустить мою девочку в разрядку, но и прекратить тоже не позволяет:

– Так ты его любишь, Фелс? Любишь?! – почти кричу ей в лицо, продолжая трахать все яростнее. – Скажи мне!

– Я…

– Ты любишь его?! – продолжаю пытать, не останавливаясь и чувствуя грань, которую она вот-вот достигнет. – Любишь его, а кончаешь подо мной? Кто ты после этого?

Фелс ничего не соображает, только голова мотается из стороны в сторону, а бедра неосознанно сжимаются вокруг моей талии, притягивая еще ближе и заставляя пальцы войти особенно глубоко. Она словно пытается выдавить весь мой вес в себя, и что-то внутри нее взрывается мощным импульсом…

Фелс выгибается дугой, немного привставая на локтях, и лоно вокруг моих пальцев туго содрогается в такт моим движениям.

Длинный вскрик повис в воздухе и растворился в ночной мгле, оставляя только тишину и судорожное дыхание.

– Ну вот и люби, – зло рычу я и вытаскиваю из нее пальцы.

Они липкие от желания Фелс, и я убиваю в себе желание попробовать этот вкус. Подхожу к покрывалу со следами незавершенного пикника и вытираю об него руку, затем судорожно собираю остатки продуктов в корзину, забрасываю все это в багажник, стараясь не смотреть на Фелисити. Она по-прежнему лежит на машине, но уже стянула юбку вниз, и дышит еще так же шумно, как несколько минут назад.

– Я не… х-х-хотела, – заявляет она, немного срываясь из-за неровного дыхания.

– Да плевать мне, что ты хотела или не хотела, – не желаю ее слушать и слышать. – Вставай и садись в машину, мы возвращаемся в город.

И вместо точки хлопнул дверцей багажника.

Я вдруг со стороны четко увидел, как болезненно зависим от этой ангельской заразы. Потому что позволяю ей связывать свою душу в морские узлы.

Хуже наркоты, ради которой готов на всякую хрень!

Моя личная ангельская пыль.

Прочь!

На хер все! В понедельник же верну ей кольцо, и будем считать, что расплатилась по счетам своей сеструхи! Пусть валит к своему Эштону и ему продолжает мозг ебать, любит она его или нет.

Во мне же плыла ревность и туманила голову. И что самое дебильное, трахал вроде бы я пальцами ее, а отрахраным душевно чувствовал себя.

Потому что невинная девочка Фелс, даже сама того не осознавая, отымела меня морально. Попользовала и дала ясно понять, что кинет потом на хер ради своего жениха.

Вот и на фиг мне это счастье?

Всю дорогу до Нью-Джерси мы молчали, каждый погруженный в свои мысли, но первым заговорил все же я:

– Где ты живешь?

Она ответила, не отворачиваясь от окна. Назвала адрес, и я вбил его в навигатор. Через двадцать минут я уже въезжал не в самый благополучный район. Клоповник, если быть откровенным.

Какие-то бомжи у бочек с огнем, дешевые проституки, стоящие у угла. Я остановился у многоквартирной четырехэтажки. Пожалуй, она была единственным домом в районе, выглядящим более-менее пристойно.

Хотя все вокруг буквально сквозило бедностью и унынием. В эту обстановку бы вполне органично вписывалась наркоманка Мелани Томпсон, но вот Фелисити…

Я взглянул на свою… нет, не свою девочку, и мне вдруг отчетливо не захотелось ее отпускать. И я тут же скривился от этой мысли. Я ведь не тряпка, чтобы позволять и дальше вытирать о себя ноги. Хватит, однажды одна женщина уже вытерла, видимо, Фелс решила стать следующей.

– Вы свободны, мисс Томсон, – четко произнес я. – Ваш долг отработан, в понедельник можете зайти ко мне в кабинет и забрать свои вещи. Я соберу все, что вы оставили у меня дома.

Она дернулась, поджала губы и потянулась к ручке. Открыла дверь, но прежде чем выйти, обернулась и тихо произнесла:

– Эштон настоял, чтобы я ему это сказала, – признания давались ей с трудом. – Я не собиралась… Потому что теперь я не знаю, люблю ли его. И люблю ли вообще хоть кого-то.

И она выскочила из машины, договаривая последние слова уже на бегу. Метнулась к подъезду, набрала код домофона и скрылась за дверью.

Я же сидел и смотрел ей вслед, гадая, что именно только что услышал. Хитрую ложь или все же искреннюю правду?

/Фелисити/