Адам же стоял рядом, согревал теплом собственного тела и говорил, что ничего не наладится, если я не прекращу быть жертвой.

– Спасибо, – пробормотала я, прижимаясь к нему и вдыхая запах, как-то незаметно ставший родным. – Я просто никак не могу привыкнуть, понять, что уже вряд ли что-то изменится. И все время продолжаю верить в чудо.

– Это плохое качество для аналитика, – отозвался Браун, поглаживая меня по голове, – но очень необходимое, чтобы оставаться человеком. Не просто так, а чтобы выжить…

Мне тут же живо вспомнилась Клара. Слишком уж тоскливым показался голос Адама.

– Ты говоришь о своей невесте? – спросила я, усилием воли поднимая взгляд и всматриваясь в его непроницаемое лицо. Очень важно было понять, как он относится к ней сейчас, потому что червоточинка, называемая в народе ревностью, никак не желала покидать мой разум.

– О бывшей невесте, – не стал отрицать он. Чуть наклонившись, Адам поцеловал меня в нос и, прижавшись лбом к моему лбу, прикрыл глаза. – Когда-то мне казалось, что весь мир – это она. И все недостатки я оборачивал в достоинства. Я называл это любовью, а теперь понимаю, что был болен. Знаешь, иногда одного человека просто клинит на втором, и нет сил признать проблему. А потом она пропала и небо рухнуло на меня каменной глыбой. Так неприятно понимать, насколько ты слаб, Фел… Я сильный, выносливый, смею считать себя умным, но практически сломался из-за недостатка эндорфина в крови. Жутко. И противно.

– Но ты пришел в себя. Сам. У тебя не было рядом никого, чтобы помочь, – прошептала я, чуть сжимая его плечи руками в знак поддержки. – А ты смог.

– Смог. – Адам усмехнулся и, чуть отстранившись, посмотрел на меня. – Но какой ценой? Заперся в своей берлоге, не подпускал близко никого из людей, считая всех вокруг потенциально опасными. Ведь любой человек может стать причиной нового сдвига, может заставить меня снова стать слабым. Я против всего мира. Как тебе, Фел? По-моему, звучит безумно.

Я пожала плечами:

– По-моему, звучит очень правильно.

Адам засмеялся.

– Нет, малышка. И я понял, насколько был неправ, встретив тебя. Ты сидела на первом ряду и смотрела на меня не как большинство твоих сокурсниц, а без вожделения. Задавала вопросы, и при этом твои щеки розовели. И ты грызла чертов кончик карандаша. И вот эта прядь волос выбивалась из прически, а мне до безумия хотелось ее поправить… Тогда я снова пропал.

– Ох… – только и смогла проговорить я, краснея от смущения.

А он продолжал, не давая мне прийти в себя от неожиданных воспоминаний и признаний:

– Меня зовут Адам Браун и я неравнодушен к собственной студентке. Как мне быть, док?

Я усмехнулась, но тут же постаралась сделать серьезное лицо, после чего проговорила менторским тоном:

– Благодарите Бога за этот подарок небес, Адам Браун! Как можно больше целуйте ее и…

– Носите на руках? – промурлыкал профессор, прикусывая мочку моего уха.

– Да-а-а, – шепнула в ответ я.

***

Несколько дней рядом с Адамом пролетели как один миг. Мы все время старались проводить вместе, общались и все больше раскрывались друг перед другом. И все чаще я думала о том, что нужно поставить точку в отношениях с Эштоном.

Как же хотелось ощутить себя свободной от обязательств перед женихом, пройти этот жуткое мгновение, постаравшись причинить ему как можно меньше боли, и оставить прошлое позади, вступив в новую жизнь. Рука об руку с моим любимым мужчиной. Любимым. Я призналась в этом себе, но не ему, в первую очередь из-за кольца, все еще лежавшего где-то в квартире Адама. А еще потому, что не хотела таким образом давить на него и рушить то прекрасное, что у нас было. Кто знает, как бы Браун отреагировал, скажи я ему, что полюбила? А вдруг это признание снова заставило бы его почувствовать себя слабым? Побудило бы его расстаться со мной и спрятаться, как черепаху, в собственный панцирь?

Нет, ничто на свете не заставило бы меня признаться Адаму в чувствах, но и скрывать нежность, буквально рвущуюся наружу, я не могла. Мне хотелось прикасаться к нему, слушать его голос, обнимать его, засыпая рядом… Никогда я не испытывала ничего подобного с Эштоном, о чем и собиралась ему сказать, но все откладывала трудный разговор, находя для себя тысячу и одно оправдание.

Вот и сегодня, сидя в университете и имея доступ в интернет с одного из классных компьютеров, я не решилась войти в скайп и позвонить ему. Хотя для этого специально задержалась в аудитории, желая остаться одной. Сцепив руки в замок, я медитировала, глядя на чуть мерцающий экран монитора, и не находила в себе сил сделать последний шаг.

– Да вы посмотрите, кто у нас здесь! – раздалось от двери в тот момент, когда я все-таки потянулась рукой к мышке компьютера. – Фелисити Томпсон собственной персоной!

Я обернулась и чуть поморщилась, убедившись в собственной догадке: в аудиторию вошла Британи в сопровождении трех своих вечных подпевал. Мои однокурсницы и ярые поклонницы профессора Брауна в одном лице.

– И кого это мы здесь ждем? – слегка выпятив губы вперед, уточнила Элспет, осматриваясь вокруг. – Уж не своего ли любовника?

В душе у меня все похолодело, но внешне я постаралась остаться спокойной.

– Ты перепутала меня с кем-то из своих подруг, – ответила тихо, но уверенно. Поднявшись, взяла свою сумку и направилась к выходу, но девушки преградили мне дорогу.

– Посмотрите-ка, какая она стала крутая! – Британи ткнула в меня наманикюренным ноготком. – Покаталась пару раз на тачке Брауна и возомнила себя королевой?

– Королевой шлюх! – захохотала Пруденс.

– Как там на задних сиденьях? Не тесно? – с участием спросила Элспет. – А то он мужик крупный. Хотя, если бы было тесно, он бы отель снял…

– Там и на капоте удобно, – со знанием дела проговорила Пруденс, утирая выступившие от смеха слезы. – Лишь бы погода не подвела.

– Так что скажешь, Фелисити? – Британи сделала малюсенький шаг вперед, оставив между нами крайне малое расстояние. – Большой у него член? Справляется твой маленький ротик?

А я вдруг, совершенно неожиданно даже для себя, пожала плечами и сказала:

– Если бы он хотел тебя или твоих подпевал, узнали бы. Но, видимо, девушки, попробовавшие до этого члены всей футбольной команды, его не интересуют. Поэтому вам придется и дальше гадать над этим вопросом, но, скажу честно, меня профессор ни в чем не разочаровал. Ни разу.

Затем, отодвинув в сторону остолбеневшую от шока Британи, я прошла к выходу и направилась вон из аудитории.

Мне нужно было найти уединенное место и срочно позвонить Адаму, чтобы предупредить о слухах, распускаемых девчонками. Это грозило большими неприятностями нам обоим, особенно ему. Кроме того, я жалела о своем выпаде, хотя очень старалась не сказать ничего лишнего, чтобы не навредить репутации профессора Брауна.

На три мои звонка подряд он не ответил, и я, решив, что Адам на лекциях, поспешила к нему домой, чтобы встретить его там и серьезно поговорить.

Глава 18

/Адам/

Я сидел за столом в своем рабочем кабинете, рассеянно крутил ручку в пальцах и невидящим взглядом смотрел на стопку бумаг на подпись. Нужно было прочесть, вникнуть и одобрить или отказать.

Но в голове не было работы, там была Фелс. Страстная, горячая… моя.

Кажется, совсем недавно я считал, что если наконец-то трахну яблочную девочку, то меня отпустит. Угу, как же.

Раньше я проваливался в мечты о том, как это все может быть, а теперь я точно знал. И окончательно подсел. Как можно отказаться от женщины, если ты не просто представляешь, какая она в постели, как пахнет, как целуется и какая на вкус, но уже точно это знаешь? И тебе нравится, безумно нравится. Настолько, что ведет от одного присутствия Фелисити рядом.

Мне было хорошо, дико, до самого лютого кайфа хорошо просто быть рядом с ней и понимать, что все. Это моя женщина. Совсем моя. От кончиков пальцев и до золотистой макушки.

Атмосферу несколько испортила Клара.

Было в этом нечто знаковое… Моя болезнь вновь вернулась именно в тот момент, когда я уже избавился даже от ненависти к ней. Увидев бывшую на пороге, сердце застыло… а после вновь размеренно продолжило свой ход.

Она меня не волновала.

Она была мне отвратительна. Все еще.

А уж попытки унизить Фелисити так вовсе вывели из себя.

Клара посмела сравнить себя и мою малышку, да еще и назвать ее бледным подобием.

Дура-женщина.

Если ты одеваешься, как последняя блядь, это не значит, что скромная и милая девочка выглядит хуже.

Так что захлопнув за Кларой дверь, я был уверен, что окончательно закрыл эту страницу в своей жизни. Но все же меня несколько насторожили ее угрозы, ведь Клара была крайне мстительной сучкой.

Кроме бывшей наше счастье омрачал только один момент.

Мать Фелисити…

Я вновь скривился, вспомнив женщину на больничной койке. Но эта поездка дала мне еще одно понимание… Малышка Фел не легкое увлечение. И не девочка на пару недель или месяцев.

Я вдруг понял, что хочу дать ей то, что не смогла дать мать и о чем даже не подумал позаботиться женишок. Я хочу дать ей тыл и спокойную жизнь. Счастливую.

Быть может, именно поэтому я был нескончаемо терпелив и нежен.

Чего мне стоило не затрахать ее до потери сознания – только Бог знает.

Я даже с сожалением вздохнул, вновь представив, как имею малышку возле панорамного окна, а ее тонкие пальчики скользят по стеклу, а вздохи удовольствия дрожью отзываются в моем теле.

Ощущая, что чувственность Фел открывается неторопливо, подобно цветку под солнцем, я тормозил свои желания. Конечно, можно было вести себя уподобляся дикому зверю, наконец-то дорвавшемуся до самки, но зачем?

Уже сейчас я ощущал, что она напрягается, стоило мне чуть сильнее сжать руки или шлепнуть ее по попке. Но решил не требовать слишком много от девушки, которая еще недавно считала себя фригидной. В конце концов, главное, что она со мной, она подо мной и она кончает всякий раз, когда я ее беру. Ну, а приучить девочку к тому, что секс бывает разный, можно со временем. Она уже сейчас начинает любопытничать.

Но и здесь есть один нюанс.

Фелисити почти каждый день ездит к матери в больницу, ведомая чувством долга и вины. Не знаю, что там происходит, но возвращается она очень выжатая морально и расстроенная. И все, что ей нужно от меня, это нежность. При таком раскладе иметь любимую девушку на всех поверхностях это не то, что нужно для гармоничных отношений.

Отвлекая от мыслей о личном, раздалась трель внутреннего телефона. Встряхнув головой, я потянулся к трубке и отвел:

– Адам Браун.

– Добрый день, мистер Браун, – раздался приятный голос секретарши ректора. – Вас приглашают на внеочередное заседание попечительского совета.

– Когда? – с удивлением спросил я и еще раз крутанул ручку меж пальцев, ощущая, как на душу ложится тяжелый камень нехорошего предчувствия.

– Прямо сейчас. Вас ожидают в конференц-зале.

– Спасибо.

Прислушиваясь к гудкам в трубке, я не мог отделаться от мысли, что вот она та самая гроза, которую я ждал. Причин для созыва попечительского совета, разумеется, могло быть немало, но в душе что-то неприятно кольнуло.

Я неторопливо встал, поправил у зеркала галстук и вышел из кабинета. В конференц-зале меня уже с явным нетерпением ожидал попечительский совет в неполном составе: ректор, пара спонсоров и несколько высокопоставленных родителей, в числе которых и Джон Паркер. Именно его сын не так давно упрашивал меня перенести пересдачу из-за важных дел в Вашингтоне. И смотрел на меня папаша с явственно заметным торжеством. То есть реально неприятности есть, и сейчас меня попробуют прогнуть.

Ну что ж, пусть попытаются. Это будет даже забавно.

– Добрый день, мистер Браун, – спокойно поприветствовал меня ректор и кивнул на одно из кресел. – Присаживайтесь. Разговор будет долгий и непростой.

Я послушно сел и, переплетя пальцы, осведомился:

– Итак, в чем дело?

– Мы здесь сегодня собрались для обсуждения вопиющего нарушения преподавательской этики, – сухо сообщила председательница комитета миссис Эмма Бронсон. Редкостная стерва. Сухая, как вобла, и самоуверенная в никуда. Год назад она делала мне недвусмысленные намеки и крайне оскорбилась, получив от ворот поворот.

– Да, миссис Бронсон все сказала верно, – вступил в диалог чертов Паркер. – Вам выдвигается обвинение в связи со студенткой Фелисити Томпсон.

Интересно, какая тварь донесла?

Ладно, над этим я подумаю чуть позже. Сейчас есть более насущные проблемы в лице стервятников на той стороне стола. С членами попечительского совета я был знаком мало, и все наши столкновения происходили потому, что я не желал прогибаться по прихоти богатых деток и их родителей.

Судя по сумрачной морде того же Паркера-старшего, он не откажется "щелкнуть меня по носу". А тут такой шикарный повод…