– Ну так зачем ты пришла? – спросил он, присаживаясь в кресло напротив. – Только не говори, что за внеклассными занятиями.

Несмело, но я все же подняла взгляд. Мне казалось, что, открыв мне в таком виде, он все же потрудится надеть на себя хотя бы майку, но мистер Браун не только невозмутимо расположился в кресле, но еще и бокал со спиртным взял в руку. Даже невооруженным глазом было заметно, как сильно его пальцы сжимают стекло в руке, того и гляди переломят тонкую ножку.

– Я пришла просить у вас снисхождения к моей сестре – Мелани. Это она со своим другом угнала сегодня вашу машину, – на одном дыхание выпалила я, стараясь смотреть ему точно в глаза.

– Сестра? – переспросил он, немного подавшись вперед, и я увидела, как его зрачки сузились. – Признаться, когда мне сообщили фамилии похитителей, я думал, что это твоя однофамилица. Мне казалось, ты из более благополучной семьи.

Произнесено было таким тоном, что в нем чувствовалась вся возможная брезгливость этого мира. Я почти физически ощутила, как мне на лоб поставили штамп: сестра наркоманки. А в скобках меленьким шрифтом приписка: потенциально безнадежна…

– У меня хорошая семья, – тут же воспротивилась я его выводам. – Просто Мел оступилась. Такое бывает, она исправится. Это ведь впервые… Она обязательно пройдет курс лечения. Если вы мне не верите, наведите справки о ее отметках в университете. Мелани круглая отличница, очень образованная и умная девушка.

– Да неужели? – его бровь скептически изогнулась, а в голосе прорезались издевательские нотки. – А мы сейчас точно об одной и той же Мелани Томпсон говорим? В участке я видел обдолбаное быдло, матерящееся на полицейских.

Я вновь опустила взгляд, потому что сама с сестрой так и не встретилась, сразу полетела сюда, на квартиру к профессору. Но я достаточно слышала по телефону, чтобы понять – скорее всего, профессор прав и Мел вела себя не лучшим образом.

– Так зачем ты пришла? – повторил он свой вопрос. – От меня-то что хочешь?

– Заберите заявление. Не ломайте ей жизнь. Мел ведь выгонят из универа и посадят в тюрьму. А меня могут отчислить вслед за ней, – едва слышно пробормотала я. – Обещаю, сестра исправится, пройдет курс против зависимости. Я сама проконтролирую. И деньги за ремонт автомобиля вам тоже верну сама. Устроюсь на работу, буду отдавать все, что заработаю, до последнего цента. Только заберите заявление.

– Ты хочешь, чтобы я собственноручно оставил наркоманку на свободе? – он все же отставил бокал на столик. Ножка коснулась столешницы с таким резким звуком, что я поморщилась и неуютно дернула плечами. По коже пробежался холодок липкого страха перед чужой злостью. – Такие, как она, должны получать по заслугам. Наркоманы – гниль нашего общества, а от гнили нужно избавляться. Сегодня она украла автомобиль, а завтра прирежет кого-нибудь? Ты не думала о том, что могло случиться, если бы сегодня она сбила человека насмерть? Или несколько человек? В трех кварталах от места аварии находятся детский сад и школа. Твоя сестра могла стать сегодня убийцей. Ты бы тоже пошла к безутешным родителям просить забрать заявление?

Поджала губы. Потому, что даже не думала о том, что он сказал. Даже представить себе такое не могла. В голове пронеслись картины, где в участке вместо искореженной машины мне бы показывали фотографии трупов, и к горлу подкатил приступ тошноты.

И все же… Этого ведь не случилось, а значит, я должна была стоять на своем.

– Заберите заявление. Умоляю, – я вдруг отчетливо поняла, что на мою сестру ему плевать, и подобрать нужные слова для ее спасения у меня вряд ли получится. Мужчина казался таким разъяренным, говоря о наркоманах. Искренне ненавидящим. И все же я билась головой в эту глухую стену. – Не ломайте Мел судьбу. И мне тоже.

– А ты-то здесь причем? Если считаешь, что тебя могут отчислить из-за нее, то это полный бред. Хотя попечительский совет наверняка будет настаивать на врачебной экспертизе на предмет употребления тобой наркотиков.

От его слов я дернулась, словно от удара пощечины. Никогда не принимала ничего подобного, даже алкоголь крепче шампанского не пила. При мыслях, что мне придется сдавать анализы и потом нести их в университет, чтобы хоть немного обелить свое имя и спасти если не диплом, то рекомендательные письма для трудоустройства на работу, становилось плохо.

Слезы сами навернулись на глаза, но я тут же вытерла их тыльной стороной ладони.

Нельзя плакать, Фелс. Ты ведь сильная, пережила уже так много. Смерть отца, алкоголизм матери, теперь наркомания сестры… Куда уж хуже? Ниже опускаться, наверное, уже некуда.

– Так что уходи, – заканчил свою речь мистер Браун. – Заявление я не заберу, а предложить нечто, из-за чего я бы поступился принципами, ты не можешь. Мне очень жаль, мисс Томпсон.

Вот и точка. Я встала с дивана и сделала несколько шагов к двери. В голове проносились картины ближайшего будущего. Мать, узнав об аресте и отчислении Мел, сопьется окончательно. Сестру посадят и непонятно, что с ней может произойти в тюрьме. Я не питала иллюзий. Никто лечить ее от наркомании там не станет.

Поговаривают, что с такими молоденькими и красивыми там творят страшные вещи.

Сама не знаю, что на меня нашло, но я рывком развернулась и рухнула на колени перед собственным преподавателем. Взглянула на него снизу вверх глазами, полными слез, которые все же прорвались наружу, и взмолилась:

– Пожалуйста. Я сделаю все, мистер Браун. Только спасите Мелани.

Я смотрела на него не моргая. Его изображение почти размылось перед зрачками из-за пелены влаги, но я видела, что он и сам в полном шоке от смелости моих действий.

На мгновение застыл, и даже дыхание замерло. Его обнаженная грудь не вздымалась, и я уже поверила, что сумела пронять этого мужчину. Всхлипнула еще раз.

Но в следующий миг он протянул руку к моей щеке, провел пальцем по скуле вниз, размазывая слезинку до самого подбородка, а потом властно заставил вздернуть его вверх.

– Что угодно, говоришь? – прошипел он, и пальцы крепче сжали низ лица, не давая отстраниться и заставляя смотреть в потемневшие глаза. – Отработать, значит, согласна…

Я попыталась что-то пискнуть. Дернулась, чтобы сбежать. Интуиция била в колокола и требовала уносить ноги, потому что в Адам Браун медленно приближался, уничтожая сантиметры расстояния между нами. Пока не впился в мои губы злым поцелуем.

Я замычала, попыталась ударить, но мою руку перехватили за запястье, продолжая сминать любое сопротивление настойчивыми губами и дерзким языком, ворвавшимся в рот.

Жар, исходящий от мужского тела, стал невыносимо близким и напугал до чертиков, Адам с силой поднял меня с колен и, не прекращая целовать, подтянул к себе, вжимая в обнаженную грудь. Я тут же уперлась в нее ладонью, чтобы отстраниться, но под пальцами чувствовала лишь каменные мышцы и вершинки его сосков. И я предприняла единственное, что было возможно в этой ситуации для получения свободы – впилась ногтями в нежные ореолы, заставляя Адама зашипеть и выпустить меня из рук.

– Стерва! – выдохнул он, едва ли не отшвыривая меня от себя куда подальше, а сам вскочил с кресла и подлетел к окну.

Я же свалилась на пол, больно ударившись коленями, но благодарила Господа за то, что получила право на свободный вдох:

– Что вы себе позволяете?! – наконец нашла в себе силы произнести, глядя в широкую спину профессора, и ждала, когда же он обернется. – Вы же мой преподаватель… У вас должна быть этика! Я расскажу обо всем совету попечителей! Вы вылетите с работы за домогательства!

Мужчина подошел еще ближе к окну. Оперся лбом о холодное стекло и сжал кулаки, я видела, как вздулись вены на его руках от напряжения.

– И что ты расскажешь? – не оборачиваясь, спросил он. – Что сама приперлась ко мне в квартиру, встала на колени и умоляла не отправлять за решетку твою сестрицу-наркоманку?! Нет, Фелисити, теперь ты будешь молчать и станешь делать все, что я захочу.

Его голос казался похожим на шипение раскаленного металла, падающего в ледяную воду, а вот звучание своего я не узнала:

– Что вы имеете ввиду?

– Скажем так. Теперь тебе есть, что мне предложить в обмен на свободу сестры и умалчивание всей этой истории с угоном в университете. Я готов даже не давать делу ход, устранить огласку и денег на ремонт тачки с тебя не потребую. Если…

Эта многозначительная пауза заполнилась лишь звуком звякнувшего где-то на этаже лифта.

– Если? – прошептала я севшим голосом.

– Если я получу доступ к твоему телу. Полный. Какой сам захочу. И ты будешь молчать об этом в тряпочку. Ведь если только заикнешься где-нибудь – я тут же вновь обращусь в полицию с новым заявлением.

Его слова резанули, словно нож по горлу. Мне казалось я задыхаюсь, словно выброшенный кит на берег.

Хотелось кричать, но я была зажата в тисках обстоятельств.

Адам Браун, гений аналитики, почти божество, которому еще год назад я была готова поклоняться, оказался редкостным подонком, предложившим мне стать его подстилкой взамен на шанс для Мелани. Это ведь самый настоящий шантаж!

Еще две минуты назад я собиралась бежать из его квартиры и трубить во всеуслышание, что он меня домогался, но теперь понимала, что он припер меня к стенке. Как я расскажу кому-то об этом поцелуе, утаив подробности о том, почему вообще оказалась в квартире профессора? Я ведь сама пришла, ради спасения Мел…

– У тебя есть и второй вариант, – произнес мистер Браун. – Ты просто молчишь о том, что здесь только что произошло, и забываешь все, что я сказал. Я не стану требовать от тебя ничего взамен, но и твоей сестре помогать тоже не буду. Так что сама решай, Фелисити Томпсон, что тебе важнее: пару вечеров пораздвигать передо мной ножки или сестра! Время на размышление – пять минут.

Он обернулся. Резко. Так, что я вздрогнула и все же пересеклась с ним взглядом. В черных глазах Адама Брауна плясали демоны ада и бушевал огонь…

Он предлагал секс! От одной мысли об этом меня затрясло, как от удара током.

Потому что это звучало равносильно предложению стать шлюхой. Секс – это ведь не просто пара телодвижения, это… Я не могла подобрать нужных слов. Потому что мне и сравнить его было не с чем.

Я, черт возьми, девственница. И все эти годы хранила себя для одного мужчины. Еще пять лет назад я пообещала Эштону, что он станет моим первым. Он – любимый парень, а теперь и жених.

– Да как вы смеете мне такое предлагать? – все же выпалила я. – У меня через месяц свадьба!

– И что с того? – Адам равнодушно пожал плечами и вернулся обратно в свое кресло. – Ты же наверняка спишь со своим женихом, так зачем изображать оскорбленную невинность, которой давно нет?

Мои щеки вспыхнули, а пальцы сжались в кулаки.

– Я девственница, мистер Браун, – сказала громко, сама пугаясь того, что произношу подобное вслух. Но выхода не было. – И не собираюсь отдавать право быть у меня первым такому, как вы. Для этого у меня есть достойный жених!

– Серьезно? – уголок его рта дернулся. – В нашей стране большинство девчонок расстаются с плевой еще в старшей школе. Думаешь, я поверю, что ты дотерпела до двадцати трех лет? Ну, или сколько там тебе.

– Мне плевать, во что вы верите, – я поднялась с пола, отряхнула юбку и выпрямилась в полный рост. – Предложите другие условия сделки!

– Даже не подумаю, – мужчина подхватил со столика забытый бокал виски, пригубил напиток на мгновение о чем-то задумавшись, а после произнес: – Впрочем, есть масса других неклассических видов секса, которые меня устроят!

Мне показалось, что комната вокруг меня пошла кругом, потому как он начал перечислять:

– Оральный… Ты когда-нибудь сосала, Фелс? Анальный… В попку не больно, если правильно подготовить, а самое главное – девственность на месте. – Он загнул два пальца, взялся за третий, но так и оставил его выпрямленным. – Ну так что, мисс Томпсон? Пять минут на исходе! Вы уходите или соглашаетесь на мои условия? Подумайте хорошенько… Сами ведь должны понимать. Каждая минута на счету, и до закрытия участка осталось не так много времени, чтобы я успел забрать заявление до того, как в университет отправят факс с информацией о преступлении вашей сестры.

Весы, на одной чаше которых лежали мои честь и достоинство, а на другой – судьба сестры, качнулись. Что из них стоило дороже? Чем я могла пожертвовать? И могла ли вообще этим жертвовать?

Но призрачный шанс для Мелани перевесил. Он стоил того, чтобы я перешагнула через себя. От секса ведь не умирают, а от наркотиков, да еще и в тюрьме, очень часто.

Я до крови укусила нижнюю губу, а после едва слышно пробормотала:

– Согласна… Но только не сегодня. Не сразу, прошу. Дайте мне хотя бы немного времени свыкнуться с этими мыслями…

Еще полчаса назад я считала себя сильной, а сейчас сдалась, прогнувшись под чужое желание.

Нельзя плакать, Фелс. Но слезы все равно рвутся наружу. Ты пережила уже так много, и это переживаешь. Смерть отца, алкоголизм матери, теперь наркомания сестры… Ты не знала, куда хуже?