Автор художественной летописи Баташевского рода

Роман «Владимирские Мономахи» принадлежит перу автора давно и незаслуженно забытого (даже годы его рождения и смерти указываются по-разному) и совершенно не известного современному читателю, за исключением узкого круга книжников и специалистов. Можно согласиться с мнением, высказанным еще в начале нашего столетия, что писатель «разделил общую участь русских исторических романистов».

Одаренный интерпретатор отечественной истории появился на свет, когда кондовая помещичья Русь еще утопала в патриархальной тишине своих дворянских гнезд.

С раннего детства он привык видеть в доме своей прославленной родительницы цвет русского общества: Н. И. Надеждина, И. С. Тургенева, А. Н. Афанасьева, Т. Н. Грановского, В. П. Боткина и многих, многих других.

В отрочестве на прогулках он встречал Н. В. Гоголя и В. А. Жуковского. Он пережил юношеские восторги увлечения божественной Рашелью. Ему пришлось лицезреть приход рационалиста Базарова, начавшего отрицать и раскачивать вековой уклад русской жизни. Живыми, незабываемыми образами прошли перед ним чредой могучие старцы С. Т. Аксаков, А. С. Хомяков, А. Н. Островский, актер М. С. Щепкин.

В период его писательской деятельности, подобно звездам, зажглись, блеснули на небосклоне отечественной словесности и трагически погасли ровесники романиста Н. Г. Помяловский, В. А. Слепцов и Ф. М. Решетников.

Его крестными отцами на литературном поприще стали А. И. Герцен и И. П. Огарев.

И все это о Евгении Андреевиче Салиасе де Турнемир (1840–1908 гг.), сыне блиставшей в 40—50-х годах XIX века писательницы Е. В. Салиас де Турнемир (урожденной Сухово-Кобылиной), более известной под псевдонимом Евгении Тур.

Его отец — обедневший французский граф Салиас, личность коего, по словам друга семьи Е. М. Феоктистова, представляла собой «самое жалкое ничтожество». Вскоре после рождения Евгения кичливого галла за дуэлянтскую выходку выслали на его родину, где он почти забыл о своей семье.

Графиня Салиас осталась с сыном в Москве. Чтобы выйти из стесненного материального положения, молодая женщина решила заняться литературным трудом, и уже первая ее повесть имела у читателей успех, закрепленный последующими сочинениями.

Евгений, благодаря входившей в известность матери, ее друзьям и собратьям по перу, получил незаурядное воспитание, а также склонность к литературным занятиям.

Юноша поступает в Московский университет, в котором сходится с революционным студенчеством. После известных московских студенческих беспорядков 1861 года он, в знак протеста против исключения своих товарищей, выходит из университета, за что оказывается под секретным надзором III Отделения.

На следующий год мать вызывает его за границу, знакомит сына в Лондоне с Герценом и Огаревым, бывая в их домах запросто.

На чужбине Салиас начал пробовать свое перо — написал и опубликовал под псевдонимом Вадим ряд рассказов и повестей («Ксаня чудная», «Тьма», «Еврейка»). Затем появляются «Путевые очерки Испании», которые, по словам одного из биографов писателя, «оригинальностью, яркостью красок и богатством воображения, обратили на автора внимание».

Повесть «Тьма» заметили Огарев с Герценом. В частности, первый в письме к Евгении Тур писал: «Тут чрезвычайно симпатичный талант, и я с глубокой радостью даю ему сбое благословение». Здесь же следовала приписка Герцена: «…я поздравляю обеих матерей, т. е. вас и Россию, с новым талантом».

Вернувшись на родину, Салиас одно время адвокатствовал в Тульском окружном суде, потом был чиновником по особым поручениям при Тамбовском губернаторе, исполнял должность секретаря местного статистического комитета и редактора «Тамбовских губернских ведомостей».

До 1876 года он по отцу оставался французским подданным, после же принятия российского гражданства поступает на службу в Министерство внутренних дел. Затем управляет конторой московских театров и заведует московским отделением архива Министерства императорского двора.

В основном творчество графа Салиаса посвящено старине, повести и романы о которой с завидной регулярностью появляются на журнальных страницах. Один из его современников подметил, что «с течением лет литература сделалась для него ничем, как ремеслом, и он плодил свои произведения целыми томами, занимаясь одновременно писанием трех или четырех романов для разных периодических изданий».

Писатель осознавал это, сетуя, что он «зарыл в землю свой талант» из-за того, что «не был так счастливо поставлен, как некоторые наши писатели, имеющие возможность писать «для души»».

Для первого своего романа «Пугачевцы» (опубликован в журнале «Русский Вестник» за 1874 год) Салиас тщательно собирал архивные материалы, одновременно предпринимая поездки по местам пугачевской вольницы. Говоря о «Пугачевцах» критика указывала, что граф Салиас добросовестно изучил пугачевский бунт и что произведение его представляет «несомненную фактическую верность истории», что, к сожалению, не всегда можно сказать о его других подобного рода сочинениях. Это произведение писателя имело большой успех и по существу остается лучшим его историческим романом.

За «Пугачевцами» последовала серия романов, посвященных главным образом отечественной истории XVIII столетия. Публиковались они в тогдашних журналах «Русский Вестник», «Огонек», «Нива», «Исторический вестник», «Кругозор», «Царь-колокол» и др. Писатель и сам выступал в качестве издателя-редактора, выпуская в 1881–1882 гг. ежемесячный литературно-исторический журнал «Полярная звезда».

Наряду с серьезными критическими высказываниями в адрес творчества писателя (в особенности по поводу его исторических «вольностей»), один из критиков метко заметил: «граф Салиас в высокой степени полезен, как популярный, доступный изобразитель некоторых исторических элементов русской жизни… Исторический роман, умеющий представлять ту или другую эпоху в ее настоящем свете, без современных тенденций, с полнотой и ясностью, может дать об этой эпохе такое отчетливое представление, какое не дает никакая история, не говоря уж о кратких учебниках».

Итогом многолетнего творчества писателя стал выход в 1894–1909 годах тридцатитрехтомного собрания его сочинений.

Но наступили иные времена и сочинения графа Салиаса, зачисленного зоилами в лагерь консервативных писателей, перестали удовлетворять запросы нового поколения. Его произведения все реже и реже появляются на страницах журналов. Постепенно пришло забвение. С горькой иронией один из литературоведов писал по этому поводу: «Мы русские, с необыкновенной строгостью относимся к родным писателям, нередко предпочитая им посредственные издания европейской литературы». Сказано в начале нашего века, а как своевременно это звучит сейчас!

Последние восемнадцать лет Евгений Андреевич, отгородившись от всего, безвыездно прожил в созданном им иллюзорном мирке тихого московского дома. Современник отмечал, что «в нем было мудрое спокойствие старости, делавшее для него невозможным брюзжание на новые времена и новых людей. Он не осуждал огулом нынешнее, не захваливал взасос «доброе старое время», не жаловался на свое забвение, которого не мог не видеть». Для своего существования он сумел сохранить красивую оболочку, удивительно напоминавшую уголок 40-х годов, перенесенный в двадцатый век. Вел барственно-размеренную жизнь: вставал в четыре часа пополудни, выставлял голову в форточку и дышал — это считалось его прогулкой, водился только с издателями Сувориным и Шубинским. Ничего не читал, остановившись на «Анне Карениной», считая, что «вся вообще литература не пошла дальше «Карениной». Все, что пошло потом — перепевы».

В этой «клетке» своего детства провел остаток жизни Е. А. Салиас де Турнемир.

Одним из лучших исторических произведений писателя является роман «Владимирские Мономахи». Исходя из того, что его в некотором роде можно назвать краеведческим произведением, закономерно было бы кратко представить обросшую легендами историческую канву рода основателей железноделательных и плавильных заводов Приокского горного округа.

В начале XVIII столетия на границе Владимирской и Рязанской губерний, в непроходимых муромских лесах, кишащих известными на всю Россию разбойниками, появились двое братьев — толковых, энергичных и непреклонных в задуманном горных дел мастеров — Иван и Андрей Баташевы. Они были внуками И. Т. Баташева — управляющего горными заводами знаменитого Акифия Демидова. Разбогатев, основатель баташевского рода завел и собственное железноделательное производство, одно из которых с 1716 года возникло около Тулы.

Можно считать, что И. Т. Баташев стоял у истоков выпуска знаменитых тульских самоваров.

Наследник его — Родион Иванович — пошел по стопам отца, как впрочем и внуки — Иван с Андреем. Вот они-то, прознав о железной руде в Муромских лесах и прибыли сюда, чтобы основать новое дело. Сообразительные предприниматели видели не только все выгоды места — непроходимые леса (следовательно, топливо для чугуноплавильных печей), рядом судоходная Ока, но и препятствия: для исполнения их громадных планов необходимо было заполучить в собственность эти дремучие чащобы с массой гулящих, скрывающихся от помещиков и правительства людей.

Первым их делом стало строительство дома, замышлявшегося наподобие крепости: с башнями, стенами и рвами. Все это защищалось хорошо вооруженным отрядом из проверенных и преданных телохранителей, по местному называвшихся «уланами».

В 1759 году под твердой и самовластной рукой дело заспорилось: леса постепенно перешли во владения Баташевых (в общей сложности более 100 000 десятин), задымили многочисленные плавильные печи знаменитого Гусевского завода. Не без помощи правительства Баташевы уничтожили в округе разбои, превратив лесную вольницу в своих послушных и безропотных рабов.

Благодаря недюжинному таланту предпринимателей, к концу XVIII века образуется Приокский горный округ, охватывающий территорию четырех смежных губерний — Владимирскую, Рязанскую, Тамбовскую и Нижегородскую.

Сердцем этого промышленного района стали десять Выксунских заводов (первый из которых основан в 1765 году), сырьем для них служила болотная руда, а доменные печи и иные заводские производства использовали силу приводимых в действие водой механизмов, которые стояли на многочисленных рукотворных и величественных плотинах. По заявлению специалистов, эти пруды были созданы не просто «для изящества ландшафта», а служили аккумуляторами энергии, потому-то в XVIII веке они составляли «необходимый и существенный элемент любого металлургического производства». Заводчикам приходилось нести большие расходы по их сооружению. Так, в 60-х годах прошлого столетия стоимость гидротехнического хозяйства Выксунских заводов оценивалась в громаднейшую сумму — 900 000 рублей, что составляло больше половины общей стоимости заводов.

Выксунская гидротехническая система была в своем роде уникальной. Нигде в России не было подобного — десятикратного использования вод одной и той же речки Железницы, от которой питались энергией и водой семь заводов и две мукомольные мельницы. Все это в основном было продумано и осуществлено русскими самородками. Выксунская водная система строилась с 1766 по 1803 годы главным механиком завода, бывшим крепостным Марком Терентьевичем Поповым и его сыном Василием Марковичем.

Следует отметить, что Баташевы с вниманием относились к народным умельцам. Так, один из них стал первым на Выксе строителем паровых машин. В начале XIX века там же работала целая семья самородков — Горностаевых. Основатель этой династии Максим Перфильевич с 1800 по 1809 годы состоял главным управляющим заводами, а после его смерти эту должность до 1826 года исполнял его сын Иван. Бывший крепостной постиг тайны инженерного дела, свободно владел тремя иностранными языками. По его проекту и под непосредственным руководством в 1803 году строится проволочная фабрика, которая 120 лет снабжала своей продукцией всю Россию. Из этой талантливой семьи вышел будущий академик архитектуры А. М. Горностаев (1808–1862 гг.).

Баташевы были незаурядными организаторами и талантливыми хозяйственниками. Потому вполне закономерно, что их заводы стали одними из передовых отечественных металлургических производств. Им часто приходилось выполнять ответственные правительственные заказы по отливке корабельных якорей, пушек и ядер.

Особенно благоприятными для роста железоделательных и чугуноплавильных заводов стали две турецкие военные компании, три польских раздела, война со Швецией, а также пугачевский бунт. В самом начале своей деятельности, уже к 1770 году они смогли поставить армии 154 пушки. Железницкий завод, построенный в 1775 году, всецело предназначался для «высверливания и точки отлитых на Выксунских заводах во флот пушек и военных орудиев».