Последнее слово особенно четко отпечаталось в ее мозгу.

Катарина начала успокаиваться. Появился просвет, забрезжила надежда. Ей так хотелось жить! «Покорна»… Это ее и подвело. Но появился шанс! Она знала, как быстро менялось настроение короля. Ей надо было сейчас забыть о его подписи под ордером на арест. Еще не все кончено!

Мозг ее заработал. Она уже внимательно слушала, что он говорил. Король коснулся религиозной темы. Сказал, что народ должен читать Священное Писание на родном языке, чтобы лучше понимать его смысл. Спросил, согласна ли она с ним. Вот оно что! Он давал ей возможность спасти свою жизнь, если она признает его правоту, – тогда совесть его будет чиста.

– Ваше Величество, – тихо ответила Катарина, – женщине не пристало иметь свой взгляд на столь серьезные вещи. Только супруг может мудро рассудить, что правильно, а что – нет.

Я представила себе, как недоверчиво сузились глаза отца, как они сверлили ее насквозь. Ему необходима была полная уверенность, действительно ли она целиком покорилась его воле, или в ней говорит лишь жажда выжить любой ценой.

– Святая Мария! – воскликнул он. – Не я должен учить тебя, Кейт, как перевязывать рану. Ты не только отличный врач, но и образованная женщина, способная просветить невежд.

Она стала уверять его, что тогда, в саду, всего лишь хотела помочь ему забыть о боли в ноге, переключить внимание на другое, позабавить своими рассуждениями, вовлечь в спор, но… теперь глубоко сожалеет, что вела себя столь глупо.

Катарина была умна и сказала именно то, что он желал услышать. Он нуждался в сиделке, а лучшей сиделки, чем она, ему было не сыскать.

– Что ж, любовь моя, – сказал он с улыбкой, – будем, как прежде, друзьями.

Эту битву она выиграла. Жизнь ее была спасена. Надолго ли?

* * *

Король увел Катарину к себе в покои. Она выбросила все навороченные на его ногу бинты и занялась лечением.

На следующее утро король с королевой отдыхали в саду, когда к ним подошел сэр Томас Райотесли со стражей.

– Что это значит? – воскликнул король.

– Сорок человек вооруженной охраны прибыли согласно приказу Вашего Величества, чтобы препроводить королеву в Тауэр, – ответил лорд-канцлер. – Моя баржа готова к отплытию.

– Лучше позаботься о том, как бы тебе самому не оказаться в Тауэре, – грозно проворчал король.

Райотесли, тупо уставившись на короля, пробормотал:

– Но как же, Ваше Величество… А ордер… Ваше Величество запамятовали… в этот час королева должна быть арестована…

– Королева должна быть там, где ей надлежит находиться – рядом с королем! – воскликнул отец.

– Но у меня приказ – арестовать королеву, где бы она ни находилась, Ваше Величество, – не сдавался Райотесли.

Король схватил палку, но лорд-канцлер вовремя отскочил в сторону, иначе удар пришелся бы ему прямо по голове.

– Прочь отсюда! – закричал король.

И, повернувшись к Катарине, буркнул:

– Плут паршивый!

– Полагаю, он хотел доказать свою преданность Вашему Величеству, точно выполнив приказ, – заметила Катарина.

– Не защищай его, Кейт, – мрачно возразил король, – ты и представить себе не можешь, душа моя, как мало заслуживает он твоей милости.

Снова перед ней был призрак смерти, и снова Бог хранил ее. Но вопрос: «Надолго ли?» продолжал ее преследовать.

* * *

Катарина неотступно дежурила подле короля – ему становилось все хуже. Всем, кроме него, было очевидно, что конец близок. Вслух скорей всего об этом никто, разумеется, не говорил, но про себя все думали, что шестой королеве скорей всего необычайно повезло – похоже, она переживет короля. У нее был и еще один повод радоваться – король одряхлел и потерял влечение к дамам.

Однако жизнь Катарины по-прежнему была неспокойна – Его Величество находился в постоянном раздражении, гневаясь по любому поводу.

Тем временем во дворце плелись нешуточные интриги. Со смертью короля престол наследовал Эдуард, любимцами которого были два его дядюшки, братья Сеймур и особенно младший – Томас. Сеймуры были сторонниками религиозного возрождения, а об их невероятных амбициях ходили легенды. Чем немощней становился король, тем наглее держались Сеймуры. Отец и сын Хоуарды кусали локти – их родство с Анной Болейн и с Катариной Хоуард так и не принесло желаемых плодов – от трона их оттеснили Сеймуры.

Я с интересом наблюдала, как два клана – герцог Норфолкский и граф Серрей, с одной стороны, а с другой – братья Сеймур, словно гиены, ждали последнего вздоха короля, в любую минуту готовые сцепиться друг с другом за место у трона. Король же хоть и болел, но власть держал крепко – ему всегда была ненавистна мысль о смерти, и он не собирался сдаваться.

Мудрые головы желали королю пожить подольше, чтобы не отдавать раздираемую религиозными распрями страну в руки десятилетнего мальчика.

Эдуард Сеймур, лорд Хертфорд вместе с Джоном Дадли, лордом Лисли и Кранмером готовились к тому, чтобы за спиной малолетнего короля управлять страной. Благодаря королеве Эдуард увлекся протестантством, что сулило им в будущем выгодные позиции. Норфолк же с Серреем, поддерживаемые Гардинером и Райотесли, были ярыми католиками и могли попытаться вернуть страну под эгиду Рима.

На мой взгляд, такая расстановка сил грозила гражданской войной.

В те дни я много думала о Катарине. Находясь у постели умирающего короля, о чем она мечтала? Быть может, о браке с красавцем Томасом Сеймуром, в которого была влюблена, но Господу было угодно, чтобы она снова стала сиделкой старика, выбравшего ее в жены? Но скорей всего, она мечтала о том дне, когда станет свободной от вечного страха за свою жизнь. Кто знает?

Серрей, и прежде отличавшийся безрассудством и высокомерием, теперь стал позволять себе прямые выпады в адрес ненавистных Сеймуров. Он, считавший свой род знатнее Тюдоров, а себя чуть ли не принцем крови, во всеуслышание назвал Сеймуров беспородными выскочками, чья близость к королю досталась им исключительно в награду за монаршую благосклонность к женщине из их семьи.

Сеймуры не преминули ответить тем же – а разве Хоуарды не использовали женщин своей семьи ради достижения высокого положения?!

Ссора между Сеймурами и Хоуардами, тянувшаяся всю зиму, грозила перерасти в настоящую войну. Надо сказать, что силы противников были неравны – чванливые и глупые Хоуарды уступали в уме и хитрости старшему Сеймуру, Эдуарду, уже видевшему себя хозяином Англии – лишь только его малолетний племянник сядет на трон. Вот он и решил покончить со своими врагами раз и навсегда.

Найти компрометирующие факты большого труда не составило – Хоуарды со своей голубой кровью, но куриными мозгами были легкой добычей. И вот уже Эдуард Сеймур докладывает королю, что Норфолк и Серрей находятся в переписке с кардиналом Поулом. Трудно было точнее попасть в цель – само имя Реджинальда Поула приводило короля в бешенство: этот предатель, которому он некогда доверял, которого любил, теперь поливал его грязью в Европе! Далее Эдуард сообщил, что Хоуарды собирались сделать так, чтобы сестра Серрея, герцогиня Ричмондская, стала любовницей Его Величества, тем самым получив возможность оказывать на него влияние.

Это тоже был удачный ход – король и слышать не мог, чтобы кто-то посмел оказывать на него влияние.

И, наконец, последним, не менее точным ударом Эдуарду удалось добить противника: Серрей украсил стены своего замка в Кеннингхолле геральдическими леопардами! А это уже была измена короне – он открыто провозглашал себя потомком королевской династии Плантагенетов, врагов Тюдоров.

На следующий день Норфолка с сыном Серреем отправили в Тауэр.

* * *

Рождество в тот год было особенно холодным. Отец умирал на глазах, но говорил, что чувствует себя отлично.

В январе Серрею отрубили голову – в назидание другим. Он поплатился за свое непомерное тщеславие – королевский герб, которым он украсил стены своего замка, стоил ему жизни.

Толпа, собравшаяся посмотреть на казнь, стояла в молчаливом сочувствии – Серрей был благородного рода, молод, хорош собой, и он был одним из лучших придворных поэтов.

Его отец тоже сидел в Тауэре, но герцога мало кто любил. Этот человек всю жизнь плел интриги и поддерживал только тех, кто находился у власти, включая двух своих несчастных родственниц. Когда же обе королевы пали в немилость, он и пальцем не пошевелил, чтобы их защитить. А когда у него самого возникли неприятности из-за того, что он бросил жену ради прачки Бесс Холанд, Норфолк с готовностью повинился, попутно облив помоями своих благородных родственников. Теперь он сидел в сырой камере и ждал казни.

Король страдал от боли. Райотесли как-то зло пошутил, что хозяин сгнил до основания. Действительно, вместо ног у отца осталось гниющее, кровавое мясо. Все ждали конца.

Неожиданно он послал за мной. Я знала, что он плох, но не могла себе представить, до какой степени. Глядя на этого еле живого человека, я не узнала в нем своего отца: вместо лица – испещренная венами обвислая кожа, из-под которой почти не видны были глаза, кривая линия, напоминавшая рот, белая борода… Меня охватил ужас.

– Мария… дочь моя, – с трудом проговорил он.

– Да, Ваше Величество, мне сказали, что вы хотите меня видеть, и я тут же прибежала.

– Прибежала… – губы его еле двигались. – Подойди поближе. Я не вижу тебя. Ты где-то далеко.

– Я здесь, Ваше Величество.

– Судьба обошлась с тобой не слишком хорошо, дочка. Я не выдал тебя замуж… как мне хотелось. Это – воля Божия, дочка… И со мной вот так… Судьба… Что поделаешь… Божия воля… Пойми.

– Да, воля Божия, – повторила я.

– А теперь… Ты не молода… И мне осталось недолго… Но твой брат. Он еще мал… Он ребенок, беспомощный… Будь ему матерью…

– Буду, Ваше Величество, отец.

Он еле-еле пошевелил головой.

Подошел один из врачей и, взяв меня за руку, отвел в угол комнаты.

– Его Величеству очень худо, – тихо сказал он.

Королевские особы не могут тихо и мирно встретить свой смертный час. Как и при рождении, на пороге смерти их тоже окружают самые знатные люди королевства.

Явились все члены Совета, Сеймуры, лорд Лисли, Райотесли…

Королевы не было.

Отец попытался приподняться на подушках и со стоном опустился.

– Что нового? – грозным голосом спросил он. – Что вы тут стоите? Говорите же! Мои ноги горят! А вы? Вы дадите мне сгореть? Отвечайте!

Он отвел от них взгляд и крикнул:

– Монахи!.. Что это за монахи? Что они кричат? Они глядят на меня безумными глазами! Не хочу! Не хочу видеть этих черных монахов! Ну что, какие новости? Данн, говори!

Данн подошел к постели.

– Ваше Величество, – сказал он, – сделать ничего нельзя. Врачи бессильны вам помочь. Вам надо подготовиться к встрече с Богом. Вы должны вспомнить всю свою жизнь и просить милости Божией через Господа нашего Иисуса Христа.

Отец как-то странно посмотрел на него, будто не веря тому, что услышал. Всю жизнь он отказывался думать о смерти, ненавидел болезни, старался не говорить об этом. И вот он лицом к лицу с тем, чего так боялся всю жизнь. Смерть пришла, и ему не убежать от нее.

Мне, наверное, почудились в голосе Данна нотки торжества, когда он сказал, что нужно вспомнить… Нет, у него был сочувствующий, скорбящий вид. И у остальных – тоже, хотя каждый, наверное, в эти минуты вспоминал, сколько им пришлось натерпеться.

Они посоветовали отцу призвать священников. Но отец ответил, что не желает видеть никого, кроме Кранмера.

Послали гонца за Кранмером в Кройдон. Поспеет ли он вовремя, думали все, ведь у короля начался бред. Казалось, он не понимал, где находится и что за люди возле него.

Он был уже далеко. По его отсутствующему взгляду можно было понять, что ему видятся тени прошлого, призраки, встречающие его там, откуда нет пути назад.

– Анна… – голоса его почти не было слышно, я угадала имя по движению его губ, – ты ведьма, Анна… Надо было… сыновей Англии…

Даже на смертном одре он пытался себя оправдать.

– Кардинал… что ты там сидишь? И почему так на меня смотришь? Мне это не нравится, кардинал! Ты был слишком умен, слишком много знал. Мне было тебя жаль, когда ты умирал, Томас. Ты видишь ее? Скажи ей, чтоб не смотрела на меня своими черными глазищами. Ведьма… колдунья. Кровь… Везде кровь… Там монахи… Монахи! – Он закричал.

Подошел врач и дал ему выпить успокоительное.

– Ах, легче… легче, – пробормотал он. – А кто это там стоит у дверей? Пусть уйдет. Кто там плачет? Катарина. Совсем молодая, девочка… Сбилась с пути… Не давайте ей плакать! Где королева? Кейт! Такие нежные руки… Вот она, подходит. Руки вокруг шеи… Опять кровь… А она смеется, дразнит меня… Уведите этих монахов! Я не хочу их видеть! Который час?

– Два часа, – ответил Райотесли.