Моника Маккарти - Властелин ее сердца

Это не было примитивным ответом тела – оно было раскалено до критического состояния. Это чувство гнездилось у него в груди, сдавливало сердце. Ему казалось: если он не сделает ее своей, он умрет.

Боже, Розалин была прекрасна – гибкое, чувственное тело сделало бы любого мужчину слабым от похоти. Но он испытывал похоть и раньше, а это страстное желание, это глубокое, сильное влечение, эта всеохватывающая нужда были тем, чего он прежде не испытывал. Это чувство таилось так глубоко внутри, что он даже не подозревал о его существовании.

Это чувство заглушило все остальное. Ему было все равно, кто она такая и почему находится здесь. Ничто не имело значения. Главным было то, что, когда он держал ее в объятиях, он чувствовал… Он чувствовал что-то властное и правильное.

Ее тихие стоны удовольствия все еще звучали в ушах, когда Робби начал развязывать брэ[7]. Пот покрывал его лоб, когда он пытался отстраниться от нее, стараясь не раздавить своим весом.

Розалин лежала под ним, мягкая и мучительно нежная, ее тело было слабым и уступчивым. Такая готовая. Его пальцы все еще были влажными – доказательство, что она готова принять его.

Робби был вынужден сжать зубы, чтобы не утонуть в ней, когда его напряженный член высвободился и холодный ночной воздух овеял горячую, набухшую плоть.

Ему не нужно было проверять, готов ли он. Он был так близок к удовлетворению, что мог взорваться. Он встал над ней, устраиваясь между ее бедер. Ему оставалось закинуть голову и вонзиться.

Она не станет его останавливать. Розалин хочет этого так же сильно, как и он. Он видел это в ее глазах.

Робби замер. Сквозь гулкие удары сердца, пурпурный туман похоти, горящее в его крови желание, пульсацию между ног он услышал тоненький голосок, который не мог заглушить примитивным ревом инстинкта. Этот голос заставлял его кричать от боли и отчаяния и говорил, что все это неправильно. Неважно, насколько она хочет этого или он хочет этого, – он не смеет лишить ее невинности.

Но, Господи, как он хотел этого! Бойд хотел ее так, что все его тело дрожало от усилия не сделать ее своей. Она не его и никогда не будет. Робби, очевидно, сохранил в себе больше чувства чести, чем подозревал.

Слабое вопросительное движение головы Розалин стало последней каплей. Он с проклятием соскочил с кровати и отвернулся, словно это могло прояснить его разум и дать возможность подумать.

Но он не мог думать. Его тело дрожало от злости и неудовлетворенной похоти, сердце билось так сильно, что ему было трудно дышать.

– Что случилось? – спросила Розалин. – Я сделала что-то не так?

Она попыталась успокаивающим жестом положить руку ему на плечо, но он вырвался, потому что в его теперешнем состоянии даже слабое прикосновение было невыносимо. Сидя на краю кровати, Робби наклонил голову, стараясь унять огонь, полыхавший в крови, но он не унимался, пульсировал и стучал, ища выхода.

Он должен уйти отсюда. Вставая, Робби поспешно застегнул одежду. Он не смел посмотреть на нее, лежавшую в кровати в полураздетом виде, зная, что ее спутанные волосы, раскрасневшиеся щеки и опухшие губы будут для него слишком большим испытанием, чтобы сопротивляться.

– Мне жаль, – коротко сказал Робби. – Этого не должно было случиться…

«Этого не должно было случиться», – повторял Робби много раз в течение этой длинной ночи. Более сложный вопрос, который он не хотел задавать себе: как это вообще случилось? Он никогда так не терял голову в занятиях любовью. Никогда. Он всегда контролировал ситуацию. Всегда осознавал, что происходит. Черт, он мог страстно целовать девушку, возбуждаться и в то же время думать о своем следующем задании. Но стоило ему поцеловать Розалин Клиффорд – через мгновение он уже был почти внутри нее и больше ни о чем не думал.

«Робби…»

Он заставит себя изгнать это из памяти, но никогда не забудет звучание своего имени из ее уст. Эта тихая, чувственная мольба будет преследовать его до конца жизни.

Черт возьми, что случилось с ним? Как он мог забыть, кто она такая? Розалин была заложницей под его защитой, а «губитель девственниц» – вовсе не тот титул, который Бойд хотел бы прибавить к длинному списку своих «подвигов». Даже если она – сестра Клиффорда.

Разбудив Сетона и отправив его охранять дверь в комнату пленников, Робби вышел в холодную зимнюю ночь, надеясь остудить кровь и прояснить мысли. Он прошел мимо двух стражников, которые охраняли основные ворота, и направился в лес. Выражение его лица не располагало к разговорам, и стражники не спросили, куда он идет. Он и сам этого не знал.

Густой, пробирающий до костей туман, опустившийся на деревья, давал ему странное успокоение. Холодный воздух ослабил наконец напряжение, которое сковывало его тело.

Как справиться с похотью, Робби знал. Воины проводили слишком много времени вдали от женщин, чтобы стесняться мастурбации, когда их заставляла нужда. Но его мучили другие эмоции, неистовые и пламенные, которые нельзя было удовлетворить с помощью нескольких движений руки.

Желание, которое он испытывал к этой женщине, было иным, чем просто похоть. Оно было настолько сильным, что заставляло Робби забыть, кем она была, – дьявол, он, возможно, забыл бы собственное имя, если бы она не прокричала его, – и полностью утратить контроль. Желание разрушило ореол отчужденности, который всегда окружал его, когда он был с женщиной, и заставило чувствовать то, чего он никогда не чувствовал.

Но не это на самом деле заботило его.

Бойд мог быть безжалостным и беспощадным на поле боя, но он всегда был внимательным и деликатным в постели. Тем не менее даже в ранней юности, до того, как Уоллес поднял свой меч и Робби посвятил свою жизнь борьбе за свободу Шотландии, он не мог вспомнить, чтобы когда-либо был так нежен и ласков с женщиной. Благоговение, нежная забота и желание защитить, которые охватили его, когда он целовал ее, – вот что пугало его больше всего.

Он не хотел, чтобы партнерша, с которой делил постель, была особенной или отличной от других. И уж конечно, она не должна была быть англичанкой – особенно такой англичанкой. У него не было намерения играть роль романтического героя, а это единственное, что могло быть между ними.

Не думая, куда идет, и все еще слишком беспокойный, чтобы вернуться в дом и попытаться заснуть, Робби стал взбираться на Мэнор-Хилл в сторону Доллар-Ло. Хотя темная тень горы терялась в тумане, она нависала над долиной, словно бдительная сторожевая собака.

Отлогие холмистые склоны цепи Южного нагорья, которая охватывала большую часть границы, были довольно легкими для подъема. Доллар считался одним из самых высоких пиков в этом районе, хотя был на пятьсот футов или около того ниже горы Квиллинз, где Хайлендская гвардия тренировалась, а точнее, страдала, и намного ниже горы Бен-Невис. Тем не менее, когда Бойд добрался до вершины, он запыхался и его ноги горели.

Поскольку вершина была свободна от тумана, Робби сел на камень и стал наблюдать, как темнота ночи уступает место первым признакам рассвета.

К тому времени, когда первые лучи солнца появились слева, отбрасывая нежный оранжевый отблеск на лежавшую внизу долину, Робби знал, что он должен сделать. Розалин Клиффорд не может оставаться с ними. Она, конечно, хочет остаться со своим племянником, но после того, что случилось – почти случилось, – ее желание больше не имеет значения. Он должен делать то, что лучше для выполнения задания Брюса, а в настоящий момент убрать ее подальше будет наилучшим решением.

Бойд взглянул на стоявший впереди замок, едва видимый за деревьями. Он отвезет леди в Пиблз, как только она проснется, и…

Он остановился, вглядываясь вдаль. Замок Пиблз был меньше чем в десяти милях, но низкий туман мешал что-либо разглядеть, однако он заметил какое-то движение. Спустя мгновение Бойд снова увидел его, только на этот раз он рассмотрел знамена и блеск металла.

Робби помчался вниз с горы и сквозь лес к дому. Увидев тех же воинов, мимо которых он прошел несколько часов назад, он крикнул им приказ подготовить всех остальных.

Взлетев по лестнице, ведущей в комнату, где он оставил девушку и мальчишку, Налетчик увидел Сетона, сидевшего перед дверью.

Напарник мгновенно вскочил на ноги:

– Что случилось?

– Английские солдаты направляются в нашу сторону из замка. Нужно уходить.

Сетон выругался и уточнил:

– Ты уверен, что они идут за нами?

– Нет, но я не собираюсь торчать здесь, чтобы выяснить это.

Бойд постучал в дверь и удивился, что Розалин немедленно отозвалась. Очевидно, она тоже не спала этой ночью. Открыв дверь, он увидел ее сидевшей на маленьком стуле около мангала со сложенными на коленях руками. Она взглянула на него – Робби увидел в ее глазах вопрос, боль, смущение и почувствовал, как против воли сердце его сжалось.

Розалин была бледной, выражение лица – невозмутимым, золотистые волосы блестели в утреннем свете. Она выглядела настолько красивой, что, он признался себе, запомнит ее такой на всю жизнь. Потому что именно здесь они распрощаются. Ему не придется везти ее в замок Пиблз, поскольку англичане направляются сюда.

– Разбудите вашего племянника, – сказал он. – Мы должны уходить.

Розалин продолжала сидеть совершенно неподвижно, почти не реагируя на его заявление.

– Я не могу этого сделать.

Бойд пересек комнату, взял ее за локоть и поднял со стула.

– Это был не приказ, миледи. Отряд английских солдат направляется сюда, и хотя я ничего не имею против того, чтобы убить англичанина, я бы не хотел, чтобы вы с Роджером оказались в центре битвы.

Розалин не смотрела на него и даже намеренно отводила глаза. Это было настолько непохоже на нее, что Бойд почувствовал беспокойство.

Он отпустил ее и провел ладонью по волосам:

– Прошу прощения за то, что произошло сегодня ночью. Я не должен был…

Робби остановился. Господи, он чувствовал себя в возрасте Роджера, который извиняется за то, что похитил поцелуй у своей первой девушки. Правда, Налетчик чуть было не похитил нечто большее.

– Этого больше не повторится.

– Я не могу разбудить Роджера, потому что его здесь нет.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать то, что она сказала.

– Что вы имеете в виду, говоря, что его здесь нет?

Она вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза:

– Я сделала веревку из простыней – он вылез в окно.

Робби замер, внимательно изучая ее лицо. Безусловно, Розалин не могла сказать это серьезно, ведь окно находится на высоте примерно сорока футов от дна каменистого ущелья. Допущение, что мальчишка будет так рисковать, было настолько нелепым, что он не хотел в это верить.

Но это было правдой. Бойд видел это по ее холодному спокойному лицу.

– Вы сошли с ума! – взорвался он. – Вы имеете представление, насколько это опасно? Мальчишка мог упасть и разбиться насмерть. – Потом у него появилась другая мысль, и он осознал, что трясет ее. – Вы могли упасть и разбиться. Дьявольщина! Это был тот шум, который я услышал. Вы тоже собирались вылезти в окно?

Она коротко кивнула. Ярость охватила его, словно ему нанесли удар молотом по голове. Он сильнее сжал ее руку.

– Ты сделала это нарочно, – прорычал он сквозь зубы. – Ты – лживая английская сучка! Бросилась ко мне в объятия, чтобы я не обнаружил, что парень исчез.

Розалин отшатнулась, ошеломленная его ядовитыми обвинениями:

– Нет, это не так! Я пыталась остановить вас, но не предполагала, что такое случится.

– Не предполагала? Что еще, по-твоему, может случиться, когда ты позволяешь мужчине так целовать себя? Когда ты трешься телом о его тело, как прожженная шлюха?

Ее глаза расшились:

– Как вы смеете говорить мне такое?! Вы знаете, что я не…

– Знаю, что ты раздвигаешь ноги достаточно охотно, что я был на волосок от того, чтобы воспользоваться твоим предложением. Ошибка с моей стороны, которую я собираюсь исправить.

Она побледнела, нежная жилка у основания шеи неровно забилась.

– Вы этого не сделаете! Вы поклялись, что не изнасилуете меня.

Мрачная, порочная улыбка искривила его губы.

– Кто говорит об изнасиловании? Учитывая, какая ты была разгоряченная и готовая на все, сомневаюсь, что мне пришлось бы тебя уговаривать. – Бойд оттолкнул ее, чтобы не поддаться искушению доказать это прямо сейчас.

На бледном лице Розалин выступил румянец от этой грубой похвальбы.

– Вы были не единственным, кто совершил ошибку. Но заверяю вас, у меня не было намерения отдаться вам, чтобы помешать узнать о побеге моего племянника.

Налетчик стоял взбешенный, стараясь сдержать ярость, которая бушевала в крови, и не мог поверить, что позволил себе быть обманутым красивым личиком и телом сирены. Вот что он получил за то, что был деликатным и не настоял на ночевке в лагере. За то, что не держал заложников врозь. Ему следовало ожидать предательства – она была англичанка, разве нет? А теперь из-за нее его оружие – его гарантия – против Клиффорда ускользнуло.