Моника Маккарти - Властелин ее сердца

– А вы как думаете, что он делал? – откинув голову, спросила она. – Мне нужна была помощь, чтобы вымыться.

Он двумя шагами пересек палатку и притянул ее к себе.

– Вы думаете, это шутка, миледи? Уверяю вас – нет. Что вы сделали? Предложение Сетону? Был ли он более сговорчив, чем я?

Она с отвращением отвернулась:

– Вы – болван.

Бойд себя таким и чувствовал. Ревнивым болваном.

– Если хотите знать, он зашел сюда взять кое-какие вещи, очевидно, чтобы вымыться, как и я. – Она сморщилась. – Вам тоже не мешало бы об этом подумать. От вас несет смрадом после вашего празднования.

Ее ледяное самообладание подействовало на его уже натянутые нервы, как песок на открытую рану.

Робби взглянул на кадку с водой, и в его голове родилась опасная идея. Он сделал шаг назад, наглая ухмылка искривила его губы:

– Какая чудесная идея.

Бойд стянул с головы шапку из кольчуги – единственная уступка, которую он делал в пользу тяжелой металлической экипировки – и бросил на кровать. За шапкой последовали толстые кожаные поддоспешники. Он так стремился уйти отсюда накануне, что даже не стал тратить время на то, чтобы снять доспехи. К тому моменту, когда он дошел до нижней льняной рубахи, ее глаза округлились, как две полные луны.

– Что вы д-делаете?

– То, что вы предложили. – Он стянул рубашку через голову и бросил поверх остальной одежды. – Собираюсь принять ванну. Будет жаль напрасно вылить столько воды.

Розалин затаила дыхание, разглядывая его обнаженную грудь. Его мускулы напряглись сами собой – естественная реакция на такое тщательное изучение. Она не просто пристально смотрела на него – это слишком мягко сказано. Она упивалась его видом. И, несмотря на свой гнев, Робби почувствовал, что понемногу оттаивает, оказавшись предметом такой высокой оценки со стороны женщины.

Какого дьявола? Кого он обманывает? Его взволновала не просто женская оценка, а ее оценка. Он никогда в жизни не распускал хвост перед кем бы то ни было, как какой-нибудь павлин.

Только когда он начал развязывать шнурки своих шоссов[8], она отвела взгляд. С ее щек сошел нежный румянец, и она побледнела.

– В моем присутствии? – изумилась она. – Вы не можете…

– Уверяю вас, что могу. А вы мне поможете.

– Что вы подразумеваете под помощью?

– Я полагал, что вы знакомы с традицией, когда хозяйка замка моет своих важных гостей.

– Это устаревшая традиция. Никто сейчас этого не делает.

Их взгляды встретились.

– Мы здесь в Шотландии немного поотстали. Это ваш брат, я уверен, говорил вам.

Розалин больше не протестовала, потому что в этот момент на нем остались только брэ. Одним быстрым движением он развязал шнурок и остался стоять обнаженным перед ней.

Она замерла на месте, а Робби следил, как ее взгляд медленно двигался сверху вниз. Ее глаза словно дотрагивались до него, гладили, оставляя огненный след на его коже, начиная с груди, потом по всем мышцам живота, по узкой тропинке темных волос, которые вели к…

Ее глаза расширились, когда она увидела его. Всего его, а это заняло некоторое время.

Краска залила ее щеки, но она не отвела взгляда. Скрытая чувственность, беззастенчивое девичье любопытство распалили его. Его естество начало набухать и твердеть. Робби нырнул в холодную воду прежде, чем полностью возбудился.

Кадка была достаточно большой, чтобы он мог погрузиться в воду с головой. Когда он вынырнул, мокрые волосы облепили его лицо – он почувствовал себя лучше. Робби свесил руки по сторонам кадки, как султан из Утремера[9], и посмотрел на нее. Она, казалось, застыла на месте, уставившись на него с таким видом, будто не могла поверить в то, что он сделал, и не знала, смотреть ли ей на него или отвернуться. Розалин решила смотреть, и, казалось, больше всего была зачарована струйками воды, стекавшими с его плеч и груди.

Холодной воды оказалось недостаточно, чтобы остановить возбуждение. Если бы Робби не был так зол, он, возможно, счел бы более мудрым остановиться. Но он все еще был зол – достаточно, чтобы поиграть с огнем.

Робби приподнял бровь:

– Ну? Вы не собираетесь взять мыло? В сундуке есть тряпка для мытья. – Он посмотрел на ее одежду. Черт возьми, ему нужно быть очень осторожным, если он не хочет, чтобы она обнаружила, какую роль он играет в Хайлендской гвардии. – Что вы, очевидно, уже знаете.

Розалин колебалась, и он видел ее нерешительность. Он не рассчитывал, что она это сделает. Думал, что она откажется и пошлет его к черту.

Но она была леди Клиффорд. У нее было больше упрямой гордости, чем здравого смысла. Она никогда не отступит, если ей бросили вызов. Черт возьми, как могут те качества, которые он ненавидел в ее брате, восхищать его в ней?

Стиснув зубы и прищурив глаза, с решимостью Розалин направилась к сундуку, чтобы взять тряпку, а потом подошла к столу, на котором оставила мыло. Она встала на колени рядом с кадкой, опустила руку в воду (слишком близко к той части его тела, которая требовала внимания), чтобы намочить тряпку. После энергичного намыливания она принялась так же энергично тереть его тело. Его грудь неожиданно превратилась в камни, о которые прачки ударяют белье во время стирки.

Розалин терла его руку.

– Здесь какие-то знаки, которые не оттираются.

– Это татуировка.

Та, которую он, вероятно, должен был постараться скрыть.

– Свирепый лев и… – Она нагнулась, чтобы лучше рассмотреть. – Это паутина? А что значит слово Confido?

– «Я доверяю». Это говорит о преданности моего клана делу Шотландии. Это также выгравировано на моем мече.

– Значит, это ссылка на твой клан?

Можно было сказать и так. Хайлендские гвардейцы были его братьями. Свирепый лев и паутина, охватывающая его руку, были знаками, связывающими их друг с другом. Изначально эти знаки использовались как средство идентификации в случае возникновения нужды – так случилось, когда Артур Кембелл по прозвищу Странник был заслан шпионить в английский лагерь, но значение его метки, к несчастью, было раскрыто врагами со смертью Уильяма Гордона.

– Да. – Не желая больше никаких вопросов, он добавил: – Вы теряете скорость.

Сообразив, что пристально разглядывает его, Розалин покраснела и снова начала тереть его тело. В ее прикосновениях не было ничего чувственного, ничего эротического, но все равно оно оказывало на него действие. Дьявол! Оказывало действие – это мягко сказано. Одна лишь мысль о том, что ее руки прикасаются к нему, сводила Робби с ума. Это был не первый случай, когда женщина мыла его, но он впервые так болезненно осознавал этот факт.

«Думай об Англии», – сказал себе Бойд. Он откинул голову на край кадки, закрыл глаза и постарался сконцентрироваться на всем, что он так ненавидел во врагах, с которыми сражался добрую половину своей жизни. Их лживые короли, их помпезная демонстрация превосходства, их галантное лицемерие, их вероломство, их проклятый раздражающий акцент…

Но это не помогало. Закрыв глаза, он только заставил остальные свои чувства работать острее. Он ощущал ее тепло, слышал свежий аромат верескового мыла, улавливал мятное дыхание, прикосновение каждого мягкого тонкого пальчика к его коже.

Боже! Он почти застонал и открыл глаза. Ее золотоволосая голова наклонилась вперед, когда она провела тряпкой по его животу в опасной близости от раздувшейся головки его плоти, находящейся почти на поверхности воды.

Робби сбирался положить этому конец, когда она подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза оказались к его глазам ближе, чем ему хотелось бы.

– Вас все устраивает, милорд? – спросила Розалин с лукавой улыбкой. – Боюсь, у меня нет опыта мыть мужчин. Но это не сильно отличается от мытья свиней перед отправкой их на рынок.

Робби играл в опасную игру и знал это. Тепло, которое распространилось между ними, только что подскочило еще на несколько градусов. Но комментарий по поводу свиней он воспринял слишком близко к сердцу, и это требовало ответного удара.

– Мне кажется, вы пропустили вот это место на моей руке.

Они продолжали смотреть друг на друга. Он увидел зеленый огонек вспышки гнева и решил, что выиграл. Но потом она опустила тряпку в воду с новой решимостью.

Он знал точно, когда совершил ошибку. Ее движения замедлились, рука стала осторожно проводить тряпкой по выступающему мускулу с нежной лаской, ее дыхание замерло, а потом участилось, губы приоткрылись, а взгляд смягчился от возбуждения.

Их глаза встретились – и вся злость, которая начала эту опасную игру, испарилась. Совсем другое чувство напряжения возникло между ними. Его сердце сделало глухой удар – удар осознания, сомнения, предвкушения.

Когда злость прошла, Робби почувствовал себя голым. Более голым, чем тогда, когда раздевался перед ней. Теперь уже нельзя было скрыть, как он хочет ее. Как сильно она влияет на него. Так велико их взаимное притяжение, что даже он не может бороться с ним.

Розалин знала, что она в беде.

Вначале она была в такой ярости, что не обращала внимания на те части тела – весьма внушительные части тела, – которые мыла. Живот, казалось, был выкован из металла, как панцирь римского центуриона, выпуклые мышцы казались отчеканенными с идеальной точностью, широкие плечи, массивная грудь, узкая талия, руки, на которых бугрились твердые и тяжелые бицепсы. На нем не было ни грамма лишней плоти – каждая частичка тела была усовершенствована для битвы.

«Самый сильный человек в Шотландии». Да, он действительно выглядел таким. Она вынуждена была согласиться, что ни один мужчина с ним не сравнится. И потом, та, другая часть его тела – впечатляющая колонна его мужского достоинства, которая должна была заставить ее отвернуться и убежать. Он погубил ее, если не фактически, то во всем остальном, что имело значение.

Робби был не первым обнаженным мужчиной, которого она видела. Даже в самых больших и роскошных замках было мало мест для уединения. Но он был единственным, на кого ей хотелось смотреть. Единственным, кого Розалин хотела изучать руками… губами. Краска выступила на ее щеках, когда она вспомнила его вчерашнюю насмешку.

Розалин подняла голову и увидела, что он наблюдает за ней, и тогда все изменилось. Они оба это знали. Все было так, словно грохот сражений, лязганье мечей, борьба честолюбий – все смолкло. Вместо этого существовали лишь магнетизм притяжения и стук вожделения, который рос до оглушительного крещендо.

Не было больше притворного безразличия. Он не смотрел на нее с недоверием. Он не думал о ней, как о враге или как о сестре Клиффорда. Робби смотрел на нее так, словно хотел ее, словно она была единственным, что имело значение.

Рука Розалин скользнула к его животу. Она сделала это бессознательно. Но он ответил: мускулы живота напряглись, дыхание стало поверхностным, почти болезненным, холодные голубые глаза следили за ней как один из ее ястребов.

Робби чего-то хотел от нее, но Розалин не знала, чего именно. Затем его бедра едва заметно приподнялись, и она поняла. Он хотел, чтобы она дотронулась до него.

Они не сводили друг с друга глаз. Она колебалась в нерешительности, ее сердце было на краю пропасти. Это был момент принятия решения. Точка невозврата. Но она не могла продолжать, оставаясь в неизвестности.

– А она?.. А ты?..

Казалось, Розалин не сможет выразить это словами. Но она должна была знать, сделал ли он то, что собирался сделать, с той темноволосой женщиной – Дейдре, так он ее назвал.

Робби долго не отвечал. Казалось, он колеблется, зная, что его ответ будет очень важен. Если он скажет «да» – все будет кончено. Она найдет в себе силы встать и уйти. Она будет знать, что не имеет для него значения. Но он сказал ей правду.

– Нет, Розалин, – проговорил он мягким низким голосом. – Она не делала этого.

Ей показалось, что сердце выросло настолько, что не умещается в груди. Без дальнейших колебаний Розалин опустила руку в воду.

Мускулы Робби напряглись. Он ждал первого неуверенного касания ее руки. Предвкушение было почти таким же приятным…

Господи! Ее ладонь коснулась напряженной головки – он чуть не выскочил из собственной шкуры, он застонал, когда чувственное ощущение отозвалось в каждом нервном окончании тела. Предвкушение, черт возьми! Не было ничего приятнее, чем чувствовать ее руку, касающуюся его. И когда она зажала его в ладони, Робби воззвал с благодарностью к каждому богу, о котором когда-либо слышал и обычно молился, чтобы получить силу. Задерживая удовольствие, он боролся с желанием вонзиться в ее руку.

Борьбу с собой он почти проиграл, когда Розалин начала исследовать его, проводя рукой по твердому как скала мускулу с нежной лаской, поглаживая его, словно он был диким животным. Аналогия, которая в данный момент была очевидной.

Ощущение было таким сильным, что Робби не мог его выдержать. Застенчивые, неловкие девичьи движения оказались более возбуждающими, чем ласки опытной женщины. Ее невинное любопытство грозило ему потерей мужества.