Джессика Трапп - Властелин наслаждений

– Они болят?

Монтгомери взял ее руку и прижал к своей щеке, так что ладонью Мейриона ощутила все неровности кожи. Затем он поднес ее руку к груди, так что она почувствовала биение его сердца.

– Болит только здесь, миледи.

Его голос был твердым, но она услышала скрытую в нем муку.

– Прости меня. Я не знала, что замышляет мой отец.

– А если бы знала… то вышла бы за меня? Мейриона сглотнула:

– Я… Нет, я бы не смогла.

– Но почему? Я сам видел желание в твоих глазах. Мейриона отвела взгляд. Как внебрачный сын может понять, что такое долг?

Он приподнял ее лицо, так что она вынуждена была посмотреть на него.

– Тогда я не был так уродлив.

– Уродлив? О Боже! Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. – Охнув, Мейриона быстро прикрыла рот рукой. У нее и в мыслях не было произносить вслух эти слова.

Годрик внимательно смотрел на загадочную красавицу, сидящую перед ним. Если бы он никогда не видел в зеркале своего отражения или не читал отвращения в глазах других женщин, он мог бы ей поверить.

– Зачем ты лжешь мне?

Мейриона пожала плечами, невольный румянец окрасил ее щеки.

– Ты сама-то веришь своим словам?

Ей не хотелось этого делать, но все же она кивнула.

Годрик коснулся ее щеки губами. Мейриона была мягкой и женственной, отблески огня освещали ее кожу, подчеркивая необычайную красоту.

– Зачем ты сражаешься со мной? Когда я приближаюсь к тебе, то каждый раз ощущаю желание, страсть внутри тебя, но я чувствую и твой страх. Почему?

Мейриона задрожала, но не отвела взгляда:

– Когда я была маленькой, на Уайтстоун напали. – Ее голос звучал как-то отрешенно, словно она пыталась отстраниться от своих воспоминаний.

– Солдаты?

– Да, из армии йоркистов. Мы с мамой несколько дней прятались в дальней башне. Когда ее захватили, мы вышли через подземный ход. Несколько наших людей сопровождали нас, но к этому времени дела обстояли уже слишком скверно. Мы нашли лошадь и попытались добраться до Тинтернского аббатства. Нам почти удалось спастись.

Позади нее упало полено, посыпались искры, но Мейриона даже не вздрогнула.

Годрик взял ее руку, на которой все еще оставались грязные разводы, ее маленькие пальчики были на удивление мягкими. У него вдруг вновь появилось ощущение того, что он не чистый. Нечто подобное он уже испытал, когда похищал ее. Возможно, ее руки грязны, зато душа была чиста.

– Значит, вам удалось спастись? Мейриона печально вздохнула:

– Нет, йоркисты нашли нас в лесу и стащили с лошади. Мы попытались скрыться в кустарнике, и о… Кажется, я все еще слышу, как кричит моя мать. Огромный грязный мужчина разорвал ее платье и набросился на нее. Я побежала к ней, но, должно быть, споткнулась. – Голос Мейрионы сорвался, она моргнула, но слез не было. – Больше я ничего не помню.

Годрик обнял ее за плечи, желая хоть как-то защитить от прошлого. Подняв, он посадил ее к себе на колени и почувствовал, какая она слабая и хрупкая.

– Здесь ты в безопасности.

Она положила голову ему на плечо, поджала ноги и уставилась на огонь.

– И что произошло потом?

– Я потеряла сознание, и солдаты, подумав, что я мертва, не тронули меня. Когда я пришла в себя, то увидела, что мама лежит, свернувшись в клубочек, и ее бедра в крови.

– Боже! Сколько же тебе было тогда?

– Одиннадцать.

– А твой отец?

– Он был далеко – сражался в армии Ланкастера. Я иногда думаю: может, лучше бы мама умерла сразу же. Наверное, это ужасно, да?

Годрик осторожно погладил ее по голове. Прежде у него не было возможности взглянуть на войну глазами женщины. А он еще пожалел негодяя Оуэна. Надо было убить этого щенка, а не пороть.

– Что было потом?

– Я привела маму в чувство, и нам удалось добраться до безопасного места. Она умерла девять месяцев спустя.

– Демьен?

– Да. Когда ты похитил меня из моей спальни, я подумала…

– Мейриона… – Он легонько поцеловал ее. – Я не отрицаю, что страстно желаю обладать тобой, но у нас все будет по-другому. К счастью, мы оба знаем, что мне не придется принуждать тебя.

В одно мгновение Мейриона вскочила с его колен, жилка, пульсирующая у нее на шее, выдавала биение ее сердца.

– Нет, нет и нет. Мой отец так никогда и не оправился. Когда мама умерла, он обвинял всех: Бога, себя, Демьена. Если я предам его, он этого не переживет. Я должна выполнить свой долг перед семьей.

– Успокойся, малышка, мы обсудим твои долги в другое время.

Внезапно раздался стук в дверь, и Годрик быстро повернул голову:

– Войдите!

В комнату вошел слуга с длинными, неопрятными усами и, внеся большую бадью, с глухим стуком поставил ее возле кровати. Еще несколько слуг начали наполнять бадью водой, от которой шел пар.

– Что-нибудь еще, милорд?

– Пусть повар пришлет вина. И узнайте, что случилось с этой глупой женщиной, которая должна была принести платье для моей пленницы.

Когда слуги удалились, Годрик показал Мейрионе на воду.

– После путешествия тебе наверняка хочется помыться.

Мейриона смутилась:

– Надеюсь, ты не собираешься сидеть здесь, пока я буду купаться?

Подмигнув ей, Годрик медленно поднялся:

– Конечно же, нет, миледи. Я собираюсь сам искупать вас.

Ее глаза расширились.

– Ты не посмеешь! Он засмеялся:

– Есть много вещей, в которых я позволю тебе сделать свой выбор, но это не тот случай. Ты забыла свое обещание по собственной воле лечь со мной в постель?

– Оно было дано под принуждением!

– Возможно. Тогда давай пойдем на компромисс. – Подняв брови, Годрик шагнул к ней, Мейриона даже не пошевелилась, хотя их тела почти соприкоснулись. «Хороший знак», – подумал он.

– Компромисс? – Откинув голову, она облизала губы. Боже, если бы она знала, как тонок деликатный слой любезности, то никогда бы этого не делала. Она волновала его кровь больше, чем какая-либо другая женщина. Годрик протянул руку, словно приглашая на танец:

– Сегодня я не заставлю тебя выполнять обещание, но взамен ты позволишь мне искупать тебя.

Несколько мгновений Мейриона смотрела на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Самое скверное то, что она его слишком притягивает. Если она не скажет «да» добровольно, он все равно сорвет с нее одежду и плюхнет в бадью просто ради того, чтобы вновь увидеть обнаженной. Он слишком, слишком устал изображать из себя джентльмена.

Тем временем Годрик про себя уже начал вести отсчет, решив, что досчитает до ста, а там…

На числе девяносто Мейриона вложила свою руку в его ладонь, и он позволил себе выдохнуть.

– Поистине меня околдовали, – прошептала она, опуская глаза.

Он всего лишь искупает ее, и ничего больше. Конечно, это большой грех – позволить ему коснуться ее столь интимно, и все же ее кожа, предвкушая такое прикосновение, уже стала теплой.

Свет от огня плясал по стенам роскошной спальни, когда Годрик за руку вел ее к воде, пар от которой ленивыми завитками поднимался вверх.

Если бы только она могла оправдаться своей греховностью или необходимостью искупаться! Увы, в глубине души Мейриона знала, что желание смыть с себя дорожную грязь – ничто по сравнению с желанием принадлежать этому человеку.

Она вдруг остановилась и пальцами ног вцепились в ковер.

– Ты боишься, Мейриона?

– Нет.

– Вот и правильно. Тебе не надо меня бояться. Я не нарушу наш уговор.

Она задрожала:

– Я не боюсь.

Годрик властно привлек ее к себе так, что грудью она прижалась к его груди.

– Я хочу тебя, – сказал он просто.

Мейриона закрыла глаза, не желая, чтобы эти слова нашли отклик в ее сердце. Ей не следует ни ждать, ни желать его прикосновений. Долг перед семьей – вот о чем она должна думать.

Обхватив ее лицо ладонями, Годрик поцеловал кончик тонкого носа, потом каждую бровь. Если бы он был груб или принуждал ее, Мейриона могла бы сопротивляться, но у нее не было защиты от нежности. Ну почему он не может оставаться тем животным, образ которого она создала когда-то?

Отстранившись, Мейриона посмотрела на дверь спальни. Что, если она не заперта и ей удастся убежать? В любом случае после такой попытки Годрик перестанет быть таким добрым и не будет соблазнять ее.

– Ты, кажется, собираешься нарушить наш уговор? – Он еще плотнее прижал ее к себе. – Не проще ли покориться, ведь я говорил, что у тебя нет выбора. – Его голос звучал тихо и чувственно.

Их взгляды встретились, и Мейриона поняла, что навек потеряла свою бессмертную душу, заключив сделку с дьяволом.

– Позволь мне смыть с тебя прошедшие годы и то, что разделяет нас…

Зачарованная ласковыми словами, Мейриона, дотронувшись до шрама, изуродовавшего его щеку, кивнула, и он тут же склонился над ней.

«Я не позволю себе полюбить его». Возможно, Годрик Монтгомери и сможет заставить ее тело испытать все те удовольствия, о которых он говорил, но никогда не овладеет ее сердцем.

Языком он коснулся ее нижней губы, и она вся отдалась его поцелую. Прохладный воздух прошел по ее ногам, когда руки Годрика неспешно и уверенно начали приподнимать платье. Сначала он погладил ее ягодицы, прижимая влажное лоно к своему отвердевшему естеству.

Острое, как боевая стрела, желание пронзило Мейриону. О Боже, этого не должно было случиться.

Она попыталась отстраниться, но ее попытка не произвела на Годрика никакого впечатления, он лишь плотнее заключил ее в ловушку своего пахнущего теплом тела.

– Тебе не следует бояться тайных желаний, Мейриона.

– Эти же слова ты говорил, когда мы встретились впервые.

Он выше поднял ткань платья, полностью обнажив бедра, и ночной воздух лизнул нежную кожу ее живота.

– Верно, и это правда. – Одним движением он сдернул с нее платье и сорочку, ткань легко скользнула по коже. Голод неудовлетворенных желаний пробудился в ней, и Мейриона глубоко задышала. Она сошла с ума, раз потеряла способность понимать свое собственное сердце.

Улыбнувшись, Годрик бросил ее одежду на пол, и в этот момент, глухо стукнув о доски, нож выскользнул из рукава и заскользил по полу. Мейриона, охнув, прикусила губу.

Внимательно посмотрев на нее, Годрик нагнулся и поднял нож.

– Похоже, ты кое-что потеряла. – Он с подчеркнутой медлительностью протянул ей клинок.

Мейриона не мигая смотрела на нож. Каким глупым сейчас казалось ей это оружие! С ним невозможно победить его нежность, невозможно…

– Это неправильно, – прошептала она.

Годрик потрогал сталь пальцем, затем резким движением отбросил нож к стоявшей у стены ширме, и лезвие с протяжным стуком вонзилось в дерево.

Обняв Мейриону, Годрик нежно поцеловал ее.

– Так не должно быть…

– А как должно? Она сглотнула:

– Ты должен быть ужасающим и подлым, низким и наглым.

– Я готов, – пророкотал он.

– Да, но ничего этого у тебя не получается.

Ее руки скользнули по изгибу его плеч, губы дрогнули в удивленной улыбке.

– Ты в самом деле считаешь, что я не внушаю ужас? Может, мне следует постараться получше?

Мейриона прикусила губу. То, что ее грешное тело хотело его, уже плохо, но смеяться вместе с врагом… Святые угодники, какие еще грехи должна она совершить?

– Ты злодей.

Годрик беззлобно усмехнулся:

– Да, мне это говорили. – Он слегка укусил ее за мочку уха. – А теперь обними меня.

«Помни свой долг, помни свой долг», – повторяла про себя Мейриона, но ее так и тянуло пробежаться пальцами по его темным волнистым волосам.

– Смелее, девочка. – Он слегка подтолкнул ее.

Не в силах устоять, Мейриона повиновалась, чувствуя, как жар разлился между ее бедер, а лоно увлажнилось. Обхватив руками его шею, она ласкала мягкие темные локоны, пропускала их между пальцами, и они щекотали ее ладони, словно самый дорогой шелк. Запах сандалового дерева, запах мужчины оставался на ее коже, проникал в душу…

Дом, отец, муж остались далеко, очень далеко, а Годрик здесь, с ней. Пусть это грех, но сегодня ночью она будет наслаждаться его объятиями.

Монтгомери улыбнулся. Одной рукой он погладил ее плечи, другая, скользнув по бедру, подхватила колени; подняв легко, как ребенка, Годрик понес ее к бадье, а затем медленно опустил в теплую, обволакивающую воду.

У Мейрионы вырвался вздох удовольствия. Руки Годрика ласково скользнули по ее ягодицам и вынырнули из теплой, пахнущей травами воды.

Через минуту Мейриона почувствовала движение его тела и комната наполнилась ароматом мирры и янтаря. Распахнув глаза, она увидела, что он держит кусок ароматизированного мыла.

– Ты очень красивая, – прошептал он, – но меня привлекает не твоя красота. – Он наклонился над ней, и Мейриона почувствовала, как его рубаха коснулась ее спины. Годрик намыливал ей плечи медленными круговыми движениями, его крупные ладони по-хозяйски неторопливо спускались все ниже.