Джессика Трапп - Властелин наслаждений

Но что же ей делать? Дядя Пьер никогда не согласится на расторжение брачного договора, даже если этого потребует король. Он и ее отец будут сопротивляться, начнется война. В этот момент ей представилось, как в ее замке готовятся к сражению и то же самое делает Годрик со своими людьми…

Расстроившись от грустных дум, Мейриона переключила внимание на женщин, которые хлопотали вокруг нее. Она улыбнулась швее, стоявшей к ней ближе всех.

Женщина подняла ее волосы и пропустила пряди сквозь пальцы.

– Хозяин очарован вами, миледи.

Другая женщина поднесла ей отполированное серебряное зеркало.

– Вы очень красивы, миледи.

Мейриона в изумлении смотрела на чудо, которое с ней сотворили. Она выглядела потрясающе, просто настоящая принцесса. Изумрудное платье, вырез и рукава которого были оторочены вышитой золотом каймой, сидело на ней изумительно.

Когда король увеличил подати, ей пришлось продать все свои наряды, чтобы раздобыть золото. И вот уже больше года Мейриона не надевала что-либо действительно красивое.

– Вам нравится это платье, миледи?

– О да. – Улыбнувшись, она с благодарностью посмотрела на суетившихся женщин, которые все больше напоминали ей квочек, носящихся вокруг цыпленка. – Спасибо вам.

– Пройдет еще несколько дней, и вы будете выглядеть как настоящая принцесса.

– Хозяину это понравится, можете не сомневаться.

Не в состоянии противиться древнему как мир женскому тщеславию, Мейриона несколько раз повернулась, чтобы лучше рассмотреть в зеркале свое отражение.

– Правда?

– Да, госпожа. Никогда не видела, чтобы господин смотрел на женщину так, как он смотрит на вас. С самого приезда он бродит мрачный, и все потому, что хочет вас.

Сможет ли Мейриона Уайтстоун сделать так, чтобы Годрик, желая ее, отказался от войны с ее отцом?

Мейриона внимательно посмотрела на свое отражение. Женские уловки были оружием, освященным веками. Она улыбнулась, вспомнив, как Годрик уронил меч себе на ногу. Да, она сможет приручить Дракона, предотвратить войну, и ей точно известно, как это сделать.

Предложить себя.

Ее пронзил трепет предвкушения.

Повернувшись к пухленькой швее, Мейриона попросила:

– Вы не могли бы проводить меня в спальню? Та одобрительно кивнула:

– Идемте, миледи.

Мейриона почувствовала огромное воодушевление, когда они, выйдя за дверь, медленно пошли по коридору. «Я люблю его, – внезапно подумала она, и ее охватила бурная радость. – Я отдамся ему, и, возможно, мы отправимся на континент, чтобы вести там тихую жизнь. У меня будет Годрик, а у него буду я».

Тут Мейриона заметила леди Монтгомери: Сильвия в голубом бархатном платье, красивая и неприветливая, стоя в коридоре, провожала их бдительным взглядом, и ее уверенность пошатнулась.

– Кажется, Годрику надоела твоя нагота и он отправляет тебя домой?

Мейриона сжалась.

– Я никуда не уезжаю.

Швея осторожно тронула ее за руку.

– Не обращайте внимания, миледи.

– Ты ведь уже замужем, не так ли? – насмешливо произнесла леди Монтгомери.

Чувство вины охватило Мейриону.

– Да, так.

Леди Монтгомери хитро посмотрела на нее.

– В чем же причина такой перемены? Расскажи мне.

«Я люблю его». – Я должна предотвратить войну.

– Ах вот оно что! – Леди Монтгомери осенила себя крестным знамением. – Ты станешь девкой бастарда.

Мейриона поморщилась. Ее намерение остаться с Годриком вопреки всем доводам рассудка только что казалось таким романтическим. Увы, теперь, в холодных коридорах замка, идея потеряла свою привлекательность.

– Годрик не поддержит тебя, – фыркнула Сильвия.

– Обязательно поддержит, – возразила Мейриона, хотя в душе она была не так в этом уверена.

– Да, обязательно, – поддакнула швея. – Пойдемте, миледи, нам сюда.

Леди Монтгомери ехидно улыбнулась.

– Ему нужна не ты, а твои земли, и даже если ты разоденешься как королева, это вряд ли что-то изменит.

Мейриона раздраженно посмотрела на Сильвию.

– Я видела желание в его глазах.

– Возможно. В нем, как и в любом мужчине, говорит инстинкт самца. Но ему нужна твоя земля. Он захватит твой замок, как захватил наш.

Пристально глядя наледи Монтгомери, швея крепко взяла Мейриону за локоть.

– Пойдемте, миледи, я провожу вас в вашу спальню. Мейриона повернулась.

– Да, в мою, пожалуйста.

– Это не твоя спальня, шлюха, а его, – прошипела Сильвия ей вслед.

Мейриона сидела на кровати в спальне Годрика, уныло глядя на красно-голубое убранство. Что, если леди Монтгомери права и Годрику нужны лишь ее земли?

Оглядевшись вокруг, Мейриона внимательно посмотрела на дорогие оконные стекла, роскошные гобелены и ковры.

Нет, эта дама ошибается. Ошибается. Не может не ошибаться. Годрику неплохо здесь живется. Ему не нужны ее земли. Если бы он испытывал к ней чисто физическое влечение, то давно взял бы ее силой. А если ему нужен ее замок, ничто не мешает захватить его.

Отмщение – вот что ему нужно на самом деле. А она нужна ему в качестве пленницы, и это совершенно ясно. Годрику кажется, что с ней он сможет компенсировать те годы, которые провел в плену. Такова мужская гордость, и, чтобы избежать войны, она позволит ему одержать верх в этом чертовом поединке.

Отбросив сомнения, Мейриона поднялась, подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Мастерицы прекрасно справились со своей работой: она выглядела точь-в-точь как плененная принцесса.

Годрик согласится с ней. Забрав ее из дома, он удовлетворит свою мужскую гордость и не станет губить ее отца.

Это стоящий план.

Взяв книгу с полки, Мейриона подошла к камину и, усевшись на троноподобное кресло, стала ждать.

– Готов поклясться, – заявил Годрик, едва войдя в комнату, – ты выглядишь потрясающе!

Мейриона отложила книгу и, улыбнувшись, протянула к нему руки.

– Идите сюда, милорд, нам многое нужно обсудить. Развернув ее руки ладонями вверх, Годрик запечатлел на каждой ладони легкий поцелуй.

Мейриону охватил трепет желания. Все сомнения исчезли. Он хочет ее, она хочет его, и это главное.

Они подошли к камину, и Годрик устроился в огромном кресле.

– Милорд, – вновь начала она, но тут же замолчала и села на прикаминный выступ. Желание, которое они испытывали друг к другу, было вполне осязаемо, но как она могла найти слова, выражающие ее намерение стать его возлюбленной?

Годрик внимательно смотрел на нее, его взгляд был напряженным, загадочным, и под этим взглядом испарялись остатки ее воли.

Мейриона заколебалась в нерешительности. Может быть, это все лишь безумие? Она встала, налила в кубки вина и подала один кубок своему будущему возлюбленному.

– Я хочу предотвратить войну. Брови Годрика поползли вверх.

– Но у меня нет ни малейшего желания воевать… Она почувствовала облегчение и сделала небольшой глоток вина.

– Тогда я останусь с тобой.

– Разумеется, останешься.

Мейриону охватило радостное возбуждение; наклонившись, она поцеловала его в висок. Неожиданно Годрик напрягся.

– Сядь, Мейриона. – Он обнял ее и нежно притянул к себе.

Она улыбнулась и опустилась к нему на колени, наслаждаясь тем, как он обволакивает ее своим теплом и запахом лесного костра. Сидя у него на коленях, она вдруг поняла, что все идет правильно.

– Расскажи мне о своем замужестве.

Мейриона вздохнула, чувствуя себя в уютной безопасности в объятиях Годрика.

– Он для меня друг, но не больше.

«Я люблю тебя». Ей хотелось, чтобы у нее достало смелости произнести вслух эти слова, выплеснуть самые сокровенные мысли, но…

– Почему ты вышла за него? – спросил Годрик мягко. Мейриона обвела рукой его пышную спальню.

– У меня не было выбора. Мне многое пришлось продать, чтобы заплатить подати.

– Это все?

– Мои люди голодали.

Тон разговора заметно изменился, и Мейриона немного отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо.

Годрик пристально смотрел на нее, но его мысли были скрыты голубым огнем его глаз.

– Если бы ты вышла за меня, твоим людям не пришлось бы голодать.

– Возможно. – Мейриона провела пальцем по серповидному шраму на его щеке. – Мне очень жаль. Расскажи, что произошло после того, как ты вышел из часовни.

– Солдаты твоего отца напали на меня. Я сражался, но у меня был лишь кинжал, а их оказалось слишком много. – Он тяжело выдохнул. – Я сделал глупость, оставив меч привязанным к седлу. Письмо, которое прислал твой отец, было очень искренним, у главных ворот меня встретили так радушно! Когда слуга сообщил мне, что священник никого не пускает в святилище с оружием, у меня не возникло ни малейшего подозрения.

– Странно, что ты был один. Годрик пожал плечами:

– Ни у кого не нашлось времени, чтобы сопроводить бастарда на его свадьбу.

– Но твой отец…

– Был занят своими делами.

Мейриона поцеловала его, чтобы унять его боль.

– Что произошло потом?

– Меня связали, погрузили на корабль и после нескольких месяцев пути продали на аукционе рабов.

Я был молодой, сильный, злой и сражался всегда, когда была такая возможность. – Годрик помолчал, глядя на огонь. – Вначале меня не раз избивали. Сердце Мейрионы сжалось.

– Как тебе удалось выжить? Он поднял ее подбородок:

– Я научился понимать, когда нужно сражаться, а когда уступить. Урок, который тебе тоже не мешает усвоить.

– Возможно.

– Работорговцы посчитали меня хорошей добычей, несмотря на мою непокорность, и передали султану в качестве подарка. Меня отправляли на самые тяжелые работы, относились как к рабочему скоту, а не как к человеку, и все это продолжалось до тех пор, пока не возникла потребность в моих способностях вести подсчеты. После этого мое положение значительно улучшилось. Моя камера в темнице была даже более роскошной, чем эта спальня. Я все еще оставался рабом, но султан доверял мне как своему управляющему.

Эти слова несколько успокоили боль вины, все еще терзавшей ее душу. Только такой человек, как Годрик, мог не просто выжить, но и преуспеть там, где более слабый был бы раздавлен.

– И что дальше?

– Я понравился дочери султана. Часто по ночам тайком она посылала за мной. Султан доверял мне, но я предал его.

Мейриона почувствовала укол ревности к этой неизвестной экзотической принцессе, которую Годрик знал в чужеземной стране.

– Ты любил ее?

– Любил? – Огонь, загоревшийся в его голубых глазах, казался более горячим, чем огонь в очаге. – Нет. Мне было одиноко и тоскливо. К тому времени я уже забыл, что значит чувствовать под собой женщину.

Мейриона зарделась от этой откровенности, но в его голосе она услышала боль.

– Ты был чужеземцем, проданным в рабство. Никто не может винить тебя в том, что ты получал наслаждение там, где возможно.

На несколько мгновений воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием огня.

– Никто, кроме Амелины.

Воцарилось неловкое молчание. Ребенок, конечно же, не имел представления об обстоятельствах своего рождения, и впереди его ожидала тяжелая жизнь.

Святые угодники, зло, которое она причинила Годрику, потянуло за собой другое зло.

– Я был эгоистичным животным, настоящей скотиной, – произнес Годрик после продолжительного молчания, в его голосе звучала боль.

Мейриона провела рукой по его щеке:

– Нет, милорд, это моя вина. Мне следовало пойти против воли отца и предупредить тебя…

– Предупредить? – Его глаза помрачнели, взгляд предвещал бурю.

– Да. – Слова торопливо срывались с ее языка. – Прости меня за то, что я совершила. Пожалуйста, позволь мне начать все сначала. – Она сделала глубокий вдох, укрепляясь в своей решимости. Отдать себя во власть Годрика – это единственный способ предотвратить войну между ним и отцом. – Я по собственной воле останусь с тобой, буду твоей пленницей, так же как ты был пленником других людей.

Ну вот. Она сказала это.

И тут неожиданно в его глазах засверкал гнев.

– Ты хочешь продать себя, чтобы исправить зло, совершенное твоим отцом?

Она побелела, совершенно не подготовленная к его гневу.

– Да!

– Ты действительно хочешь быть моей рабыней? – Его голос звучал на удивление сурово.

Мейриона кивнула. Он должен понять, какую жертву она приносит, чтобы предотвратить войну.

– Я останусь с тобой и расплачусь за годы твоих страданий.

Годрик поднялся на ноги так быстро, что у нее закружилась голова.

– Раздевайся, – скомандовал он.

Мейриона широко распахнула глаза, словно ее окунули в ледяное озеро. – Что?

– Раздевайся, – повторил Годрик. Его голос звучал приглушенно и зловеще.

Мейриона задрожала. Ее пугала эта перемена, и она не знала, что за ней последует.

– От рабов требуется повиновение. Ты уверена, что хочешь быть моей рабыней?