— Какой ужас, — проговорила Джесс.

«Ну вот, — подумал Роб, — все как всегда — жалость и слезы. Зря рассказывал».

— Теперь я лучше все понимаю.

Он запрокинул голову и уставился в потолок.

— Я сам от него недалеко ушел. На мне — смерть Дэнни.

Горячность ее ответа повергла Роба в изумление.

— Не смей так говорить — никогда! Это был несчастный случай. Все могло быть наоборот — ты сам говорил.

— Жалко, что не так вышло.

— Это ты тоже говорил. Послушай. — Она больно вцепилась ему в предплечье. — Я любила Дэнни больше всех на свете. Он уже не воскреснет. Не станет зрелым мужчиной, не женится, не заведет детей. Никто не заменит его в моем сердце. Да, его смерть — трагедия, но это — трагическая случайность. Я прощаю тебе твою роль в этой катастрофе.

— Из-за того, что я только что рассказал? — чуть ли не с издевкой проговорил он.

— Нет. Из-за всего, что я узнала после его смерти. Потому, что мог Дэнни убить тебя. И потому, что я так хочу.

Роб хриплым голосом спросил:

— Как ты думаешь, склонность к насилию передается по наследству? Неужели она заложена в нас от рождения и только ждет случая вырваться на поверхность, как наследственная болезнь, только гораздо хуже?

— Нет. Я в это не верю.

Роба поразило, с какой легкостью она отмела его страхи. Он выговорил самое страшное, а она как будто и не слышала.

— Вот чего я боюсь, — прошептал он. — У меня такое чувство, словно это уже случилось.

Джесс бережно взяла в руки его голову и побаюкала. Он зажмурился. Этот материнский жест в сочетании с наготой был необычайно эротичен. Роб высвободил голову и стал пристально вглядываться в лицо женщины, а руки поползли вниз по ее плечам — к груди и дальше.

— Не случилось, — выдохнула Джесс. — И никогда не случится. Ты не насильник и не бандит. Ты — ласковый и нежный. Мы помогаем друг другу.

Он ощутил бархатистость ее кожи на внутренней стороне бедер. А раздвинув ей ноги, услышал, как у нее участилось дыхание.

Тем вечером, памятуя о распоряжении судьи, Джесс на своей машине отвезла Роба домой и осталась вместе с ним. Она прихватила только самое необходимое — ночнушку, рабочую одежду. Рано утром ей нужно быть в питомнике. Грэхем Эдер уже предупредил ее, что необходимость присмотреть за Соком и посещение суда вместе с Робом «съели» все ее отгулы. «Мы тут не на прогулке, знаете ли», — туманно заметил он.

Джесс уже бывала в крохотной квартирке Роба — заскакивала на какой-нибудь час. Она поставила сумку со своими вещами на стул и стала внушать себе, что может чувствовать себя как дома. Нельзя сказать, чтобы в квартире было грязно. Вдоль одной стены шли искусно сделанные полки; еще в первый визит ее восхитили гладкая поверхность и идеально зачищенные стыки. Роб был мастером своего дела!

Но в этой комнате Джесс остро чувствовала свой возраст.

Это был временный приют человека, который еще не оброс пожитками и не был особенно заинтересован в создании уюта. Здесь можно было укрыться от непогоды, согреться и удовлетворить другие простейшие потребности. И забыть, перебравшись на другое место. Привал. Временное пристанище молодого парня. Джесс сравнивала это жилье со своим домом, пропитавшимся духом многих лет жизни, навевающим хорошие и плохие воспоминания. Там все еще обитали тени ее бывшего мужа и маленьких детей — прятались по углам и выпрыгивали из небытия, когда она перебирала фотографии или их личные вещи. Иногда это было мучительно. Джесс позавидовала Робу: он может в любую минуту сорваться с места и устремиться к другим местам, начать новый жизненный этап. А она давным-давно, много лет назад, закрыла перед собой дверь перемен.

Робу передалась ее скованность. Он молча прибирался — засовывал вещи в ящики, собирал с кровати одежду.

— Не хлопочи, — сказала Джесс. — Не стоит ради меня производить революцию.

— Я не произвожу.

«От этого не будет толку, — подумала Джесс. — Нам здесь не жить вместе — даже временно. С чего я вообразила, будто это возможно? Потому что не хотела расставаться?»

Роб поднял с кресла в углу какую-то вещь и стал складывать. Это был свитер из ангорской шерсти, маленький, как на ребенка, серый и пушистый. Похожий на мягкую игрушку.

— Надеюсь, он тебе не велик? — пошутила Джесс.

— Это свитер Кэт, — прорычал Роб. — Она его забыла.

Кэт приходила в гости. Сбросила блестящий синтетический плащ, расшвыряла в разные стороны сумку, шарф и перчатки. Скинула высокие сапожки, а когда в комнате стало тепло, сняла свитер и осталась в майке без рукавов. Села, задрав коленки, и обняла голыми руками ноги в черных колготках.

Роб убрал свитер подальше. Он не говорил ей, что виделся с Кэт.

Джесс считала ее девушкой Дэнни, но, очевидно, ошиблась…

Она посмотрела на жилье Роба под новым углом. Это была комната молодого холостяка; естественно, здесь бывают девушки. Вот почему она чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

— Ну и что из этого? — с вызовом спросил Роб.

— Ничего. Разумеется, ничего.

* * *

Перед тем как лечь, Джесс почистила зубы и умыла лицо в холодной ванной, которую Роб делил с еще одним жильцом на той же лестничной площадке. В раковине осталась засохшая пена и волоски после бритья.

Лежа рядом с Джесс в темноте под несвежим одеялом, Роб вдруг спросил:

— Что же нам делать?

— Не знаю, — искренне ответила Джесс. Однако и ей было ясно: пора что-то предпринять.

— Мне нужно устроиться на работу. Денег ни шиша не осталось, а тянуть из тебя — не по мне.

— Ты не тянешь. У тебя только что зажила рука.

Разбитый локоть все еще давал о себе знать. Робу была предписана физиотерапия в клинике, но он сачковал.

Он был признателен Джесс за попытку его успокоить, но от этого его страх не уменьшился. Мысли об аварии, о предстоящем суде и приговоре заставляли его остро ощущать свое бессилие — как в детстве, когда он оставался наедине с «картой». А ведь, повзрослев, он дал себе слово, что никогда больше не попадет в такое положение.

Мысли Джесс текли в другом направлении. Ее уже начал одолевать сон, но и сквозь дрему ей казалось, что Роб жалеет о ее присутствии.

Она сонным голосом произнесла:

— Бетт возвращается в выходные. Нужно будет встретить ее в аэропорту. Она проведет пару суток дома. Я должна побыть с ней, Роб.

— Что за вопрос. Постараюсь не путаться под ногами.

— Я не это имела в виду.

— Я все равно постараюсь.

Джесс положила голову ему на плечо. Он погладил ее волосы и отвернулся. Вспомнил Бетт, какой он увидел ее в больнице и потом на похоронах. Ничего общего с Дэнни. Или с матерью. Аккуратная стрижка. Деловой костюм. Маленькое бледное лицо искажено страданием, но все равно капризное. Ее обнимал за плечи отец.

Нет, Бетт ему не понравилась. Он ревновал.

Глава 8

Бетт продвигалась, толкая перед собой тележку с вещами, к пункту таможенного контроля в аэропорту Хитроу.

Она сразу увидела Сэма, стоявшего отдельно от толпы встречающих и водителей такси, словно выхватила из темноты фонариком. Дело было в субботу, в восемь часов утра. Она ни за что не думала, что он запомнит, каким рейсом она будет лететь обратно. И вот — пожалуйста!

Радость моментально вытеснила усталость после суточного перелета. Ловко лавируя в толпе, Бетт подбежала к Сэму и повисла на нем. Все ее существо заполнила радость: «Наверное, он сказал Сэди!»

Перед ее мысленным взором замелькали картины будущего: как они поселятся вместе, как поженятся после окончания бракоразводного процесса, заведут детей… Бетт лучилась счастьем.

Сэм приподнял ее лицо за подбородок.

— Ну и ну! Богиня Солнца!

— Любимый, как ты здесь оказался?

Он небрежно пожал плечами и улыбнулся до боли знакомой улыбкой, которая словно говорила: не дави на меня, не задавай слишком много вопросов. От дурного предчувствия у Бетт сжалось горло.

— Сэди увезла детей на недельку в Девон. А я — тут как тут! Ты сногсшибательно выглядишь!

Счастья как не бывало. Хотя внешне все осталось по-прежнему. Бетт утешала себя: он все-таки подумал обо мне, это была его первая мысль, когда он проснулся. Это уже кое-что! При этом ему даже в голову не пришло, что ее может встречать кто-то еще.

Мать, например. Радость от неожиданного появления Сэма заставила Бетт забыть, что мама собиралась приехать за ней в аэропорт. Но в конце концов она вспомнила и огляделась. И действительно увидела Джесс примерно в пятнадцати ярдах от себя.

— А вон моя мама.

Она высвободилась из объятий Сэма и быстро прокрутила в памяти последние несколько секунд. Что мама видела? И что они теперь будут делать? Позавтракают вместе и полюбуются сделанными ею фотографиями — видами гавани и моста в Сиднее?

— Твоя мать? — ошеломленно и почти сердито переспросил Сэм. Можно подумать, у нее не должно быть никого, кроме него.

— Привет, мам. Как ты тут? Спасибо, что приехала.

Мгновенно оправившись от замешательства, Джесс заключила ее в объятия. Бетт почувствовала: мама искренне рада ее возвращению. И она горячо обняла мать, гадая в то же время, как бы примирить непримиримое.

— Это мой друг, Сэм Кларк. Сэм, это моя мама.

Они обменялись рукопожатием. Джесс очень изменилась. Дело было не в сиюминутной радости от встречи с дочерью и не в растерянности от того, что она только что видела, — нет, ее лицо светилось, и вся она была словно нараспашку, как никогда прежде.

Сэм пустил в ход все свое обаяние.

— Это я виноват. Просто я слишком рано проснулся и вдруг вспомнил: да ведь сегодня Бетт приезжает! Свожу-ка я ее позавтракать. Меня лично после долгого перелета не слишком тянет на боковую. А вас?

— Никогда не совершала долгих перелетов, — сухо ответила Джесс.

Наступила неловкая пауза. Бетт лихорадочно соображала: «Не могу же проститься с ним и уехать с мамой. А втроем нам делать нечего». В этом уравнении была только одна переменная величина — Джесс.

— Мам, ты, наверное, встала до рассвета — ехать в такую даль?

— Нет, дочка, я переночевала у Джулии. Слушай. Раз уж Сэм здесь, почему бы вам не пойти позавтракать? А я вчера очень поздно — на ночь глядя — приехала к Джулии…

«Почему? — подумала Бетт. — Что ее задержало дома?»

— …так что буду только рада вернуться и часок поболтать. Потом похожу по магазинам и к вечеру заеду за тобой. Как тебе такой план?

— С удовольствием беру ее до тех пор под свою опеку, — с улыбкой произнес Сэм. — Конечно, если она не возражает.

* * *

Сэм повез ее домой. Бетт изо всех сил вглядывалась в колонны машин — не мелькнет ли старенький «ситроен» матери. Или сама Джесс, размашистым шагом идущая к нему. Но она не увидела ни того, ни другого. Сейчас, когда было уже поздно, она жалела, что предпочла Сэма, и сердилась на него, поэтому демонстративно смотрела в окно, на массивные фасады зданий по Юстон-роуд. Голые сучья в Риджент-парке казались черными царапинами на сером зимнем небе. Но даже сердясь, Бетт не могла не поддаться радостному чувству близости Сэма.

— Прости, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки. И она сразу оттаяла, как он и ожидал.

«Я слишком облегчаю ему жизнь, — мелькнула неуютная мысль. — И все только потому, что боюсь его потерять».

— Пустяки, — солгала она. — Просто до сих пор она ничего не знала, а теперь придется объяснять.

— Мне хотелось скорее увидеть тебя, — признался Сэм. В такие минуты он был похож на провинившегося мальчугана и нарочно утрировал сходство.

— Я тоже.

— Ты очень похожа на мать. Даже если бы я не знал, все равно обратил бы на нее внимание.

— Дэнни походил на нее еще больше.

— Согласен.

Бетт вздрогнула. Она забыла, что познакомила их в театре. И эта забывчивость усилила в ней чувство стыда.

* * *

— Рада, что снова дома? — спросил Сэм, когда они очутились в ее меблирашке на первом этаже.

Бетт огляделась. Квартира показалась ей пыльной и захламленной. Взять бы все эти фотографии и коллажи из засушенных цветов, засунуть в бумажный мешок и выбросить. А потом распахнуть настежь окна — впустить побольше свежего воздуха!

— Да, потому что ты со мной. Иначе эта квартира показалась бы мне помойкой.

— Избаловали тебя антиподы, — пошутил Сэм.

Он прихватил с собой завтрак — рогалики, апельсиновый сок и шампанское (время от времени они устраивали друг для друга такие маленькие праздники любви). Бетт зажгла газ; они забрались с ногами на диван, и она начала рассказывать об Австралии. Сэм снял с нее туфли и растер холодные ступни, а потом она позволила ему себя накормить. В конце концов шампанское подействовало. Она склонила голову Сэму на плечо и глубоко вздохнула от радости и благодарности судьбе за то, что возлюбленный снова рядом. Каждая ее косточка изнывала от тоски по нему.