В прежние времена Лиззи обратилась бы за моральной поддержкой и практической помощью к Джесс. Они обсудили бы все нюансы режиссерских требований и сообща продумали правильную линию поведения. Джесс помогала бы присматривать за Соком, понимая, что жизнь Лиззи не состоит из изолированных ячеек: тревога в одной области сейчас же распространялась на другие.

Джеймс делал все что мог, потому что был добр и любил жену. Но его ставило в тупик постоянное нервное напряжение, в котором находилась Лиззи. Джеймс предпочел бы, чтобы Лиззи всецело посвятила себя ему и ребенку, но ему хотелось поддержать ее в работе. Ведь когда он женился на ней, Лиззи была самостоятельной личностью, и они были уже не в том возрасте, чтобы меняться, даже чтобы угодить друг другу.

Он спрашивал:

— Тебе важен успех в этой роли?

— Да. О да.

— Тогда валяй выкладывайся. Сама знаешь, у тебя получится.

Беда в том, что она вовсе не была в этом уверена. Материнство отрезало ее от всего, что прежде составляло ее жизнь, лишило уверенности во всем, что касалось работы. Двойное бремя ответственности оказалось неподъемным. Я не могу целиком отдаться роли, думала Лиззи. Что тогда будет с Соком?

В минуты паники, в какой-нибудь душной гостинице с тонкими стенами на границе с Уэльсом ее пронзала страшная мысль: «Вдруг из-за того, что я далеко, с Соком что-нибудь случится? Вдруг он умрет?»

От ужаса у нее пересыхало горло, а сердце начинало учащенно биться. Тогда она поднималась и глушила одну за другой миниатюрные бутылочки с бренди, а утром на нее накатывало чувство безысходности.

Она много думала о Джесс и Дэнни. Только сейчас, после первой крупной ссоры, она осознала степень своей зависимости от сестры и привязанности к ней.

Лиззи закурила и стала машинально катать по столу пачку сигарет.

— Как там Джесс?

Бетт скривила рот, но постаралась произнести без всякого выражения:

— Ты ее давно не видела?

Лиззи покачала головой.

— С тех пор, как начала работать над этой чертовой ролью. Порядочно. Никак не меньше месяца. Пару раз трепались по телефону. Она все время с этим гадким мальчишкой.

— Он не гадкий, — резко возразила Бетт.

Она убедилась в этом, наблюдая за ним в комнате Дэнни, но сейчас ей самой стало странно, что она за него заступается. Лиззи подняла брови; рука с сигаретой замерла на полпути к губам.

— Просто они с мамой не подходят друг другу, вот и все.

— Понятно…

Лиззи налила племяннице еще чаю. Всем своим видом она говорила: убей меня Бог, если я что-нибудь понимаю.

Бетт достала фотографию.

— Ты знаешь, кто это?

Лиззи прищурилась и поднесла снимок к свету.

— Нет, а что?

— Я… нашла ее дома. Это мамина. Мне показалось, что она почему-то дорожит этой фотографией. Вот я и решила тебя спросить. Думала, может, ты знаешь.

— Гм… Наверное, какой-нибудь поклонник юных лет. Она встречалась с одним-двумя до твоего отца.

— Если это не снято на прошлой неделе и он не поклонник ретро.

— По-твоему, у твоей матери целая юниорская команда?

Попытка юмора оказалась не слишком удачной, и они обрадовались, когда вошли Джеймс с Соком. Лиззи взяла малыша на руки, но он брыкался и махал руками до тех пор, пока она не опустила его на пол. Он тут же пошел дергать ручки буфета.

— Совсем меня не слушается, — вздохнула Лиззи.

— Тебе кажется, — возразил Джеймс, целуя Бетт в знак приветствия.

Он подсел к ним за стол и налил себе чаю. Машинально взял лежащую на столе фотографию. Присмотрелся.

— Это что, поп-звезда?

Бетт протянула руку за фотографией.

— Я наткнулась на нее дома, когда делала уборку. Думала, Лиззи знает, кто это.

— В первый раз вижу.

Джеймс покривился, пробуя чай.

— Фу!.. Давно это снято? Но знаете, что самое смешное, — на первый взгляд я чуть было не решил, что это Дэнни.

* * *

У себя в спальне Джесс выложила на тумбочку листок линованной бумаги, найденный в кармане мужской куртки и явно вырванный из записной книжки, со сделанными почерком Дэнни каракулями. Там было имя девушки — Пола, телефонный номер и надпись «Копа-клуб». И приписка печатными буквами: «Высший класс!» «Интересно, звонил ли он Поле?»— подумала Джесс. Кроме этого обрывка, она нашла не очень-то прилежно выполненные конспекты лекций и маленькую черную книжечку записи деловых встреч за прошлый год. Имена и адреса.

Джесс сама не знала, почему не выбросила эти обрывки. Может, потому, что они относились к взрослой жизни Дэнни — тому времени, когда образ ее золотого мальчика начал тускнеть.

Она сложила листки в записную книжку и достала из платяного шкафа самую дальнюю коробку из-под обуви. Добавила новые находки к стянутой резинкой пачке писем и открыток от Дэнни. Сверху лежала первая открытка ко дню рождения, которую Дэнни для нее разрисовал. Но вообще-то она не испытывала желания перебирать эти реликвии. Недавняя разборка его вещей забрала все ее силы.

Джесс вернула резинку на место. И уже собиралась закрыть коробку крышкой, но что-то толкнуло ее вынуть все и достать со дна потрепанный листок бумаги.

Фотография Тонио исчезла. Джесс примерно год не брала ее в руки, но была абсолютно уверена, что положила ее на место.

На всякий случай она перебрала все письма и открытки. Перерыла содержимое других коробок. Поискала на полу платяного шкафа и в карманах своей одежды на вешалках. Сняла с книжной полки старый путеводитель по Италии. Красочная открытка, которую легко было принять за закладку, оказалась на месте. Джесс не стала перечитывать текст, она помнила его наизусть, так же, как и адрес отправителя. Просто ей хотелось убедиться, что открытка никуда не делась. С минуту Джесс хмуро стояла, держа ее в руке. Потом положила открытку обратно и поставила путеводитель на полку. Убрала в шкаф коробки. Закрыла дверцу.

* * *

— Как там Лиззи?

— Нормально. Немного нервничает из-за роли. Не все клеится.

Джесс подождала, но, казалось, Бетт была не расположена вдаваться в подробности.

— Он здесь?

— Нет, если ты имеешь в виду Роба. Его отпустили на поруки с условием, что он будет ночевать дома.

Их взгляды скрестились. Бетт первая отвела свой.

* * *

По воскресеньям весной в питомнике всегда было много народу. Джесс приехала задолго до полудня, когда ворота открывались для посетителей. Обошла делянки, проверила растения, выстроенные в ряд для продажи. Сделала себе зарубку на памяти переставить особо эффектные «бергены» в первый ряд: у них как раз начиналась пора цветения. В теплицах большой запас, нужно будет принести еще. В цехе она увидела Джойс в нейлоновом рабочем халате — та сажала какие-то незнакомые сеянцы в неглазированные горшочки.

— Как дела, цыпочка?

— Нормально, — искренне ответила Джесс. Наступило потепление, и в воздухе был разлит нежный весенний аромат. В груди шевельнулась надежда — почти неощутимая, но реальная, как плод в матке. Внутренний голос говорил: все образуется. Не сейчас — со временем.

Она улыбнулась.

— А у тебя? Как мама?

— Хвастаться нечем. Все время плачет. Представляешь? Не узнает меня, не понимает, что с ней происходит. Сидит себе в кресле с мокрым лицом, и я не знаю, как ее утешить.

— Мне очень жаль.

Джойс неуклюже обогнула прилавок и села на табурет возле кучи глины. Что тут скажешь?

— Кстати, ты его видела? Недавно он заходил, искал тебя.

«Он» — это, конечно, Грэхем Эдер. Джесс вздохнула.

— Ему не к чему придраться. Я не обязана являться на работу до двенадцати. Узнаю, что ему нужно.

Она вышла на солнышко и пересекла двор. Мистер Эдер стоял у себя в кабинете и смотрел в окно. Джесс сразу поняла, что ее ждет.

— Закройте, пожалуйста, дверь.

Когда она закрыла, он произнес тоном, не предвещающим ничего хорошего:

— Мне очень жаль. Я старался смотреть со всех углов зрения. Поверьте, даже не спал по ночам. Но другого выхода нет. При нынешнем падении спроса… росте накладных расходов, конкуренции со стороны садоводческих центров…

Рассеянно глядя на солнечные квадраты на пыльном линолеуме, Джесс слушала его объяснения. Он уже давно предпринял бы сокращение штатов, если бы не ее трагические обстоятельства. Наверное, ждет благодарности за то, что не выставил ее раньше.

Это был тяжелый удар. Ей была нужна эта работа.

— Разумеется, вы можете еще месяц проработать, — сказал мистер Эдер, складывая руки в знак благополучного окончания своей речи.

Почему она до сих пор не высказала ему, как ей противны его усики — точь-в-точь зубная щетка! И этот вощеный пиджак, и чопорная речь банковского управляющего.

— Понимаю, — проговорила Джесс, гадая, что мешает ей сейчас бросить ему все это в лицо. — Ну что ж. Пойду готовиться к открытию. У вас все?

— Да.

Он отвесил ей церемонный поклон. Она вышла на улицу, прошла вдоль теплиц. На полиэтиленовой пленке блестели капельки охлажденного пара. На автостоянке ждало несколько машин; их пассажиры — семейные пары — запаслись воскресными газетами и термосами с кофе.

Джойс была еще в цехе.

— Сокращение штатов, — коротко доложила Джесс. — С предупреждением за месяц.

На грубоватом, как колода, лице Джойс круглые дырочки глаз стали еще круглее.

— Вот сволочь. Чертов слизняк.

— Точно.

— Я… ну… просто не знаю, что сказать. Так и подмывает тоже подать заявление.

Работа была нужна Джойс даже больше, чем подруге. Джесс вымученно улыбнулась и коснулась ее руки.

— Спасибо, Джойс. Но не делай этого. Я что-нибудь найду, не волнуйся.

Она пошла в цех за партией сеянцев. Заполнила тележку «бергенами» с блестящими мясистыми листьями и отвезла к витрине у входа в питомник. Расставила поэффектнее. И до обеда успела продать дюжину экземпляров.

* * *

Вечером она приехала домой, охваченная тревожными размышлениями. Бетт смотрела телевизор в гостиной. И как только Джесс вошла в комнату, щелкнула выключателем дистанционного управления.

— Как прошел день?

— Плохо. Меня увольняют.

Глаза Бетт округлились. Она встала с дивана, где сидела уютно поджав ноги, и несмело подошла к матери.

— Найдешь что-нибудь получше.

— Ты думаешь? Да, конечно.

— Мне очень жаль.

— Не волнуйся. Может быть, оно и к лучшему.

— Я могу чем-нибудь помочь?

«Да, — мысленно ответила Джесс. — Не злись. Не осуждай меня за, увы, бесспорные ошибки. Не лги мне».

— Нет, спасибо. Все будет хорошо. А ты чем занималась?

Бетт отвела взгляд; в глазах мелькнули подозрительные огоньки. Ей было явно не по себе.

— Так, ничем особенным. Сама видишь.

— Что ж, сегодня все-таки воскресенье. Пойду переоденусь.

Джесс вошла в спальню. Снизу доносились приглушенные голоса — Бетт снова включила телевизор. Должно быть, забралась с ногами на диван и свернулась клубком. Джесс открыла платяной шкаф и вытащила нижнюю коробку. Фотография Тонио была на месте. Ее подозрения подтвердились: фотографию брала Бетт, а потом вернула на место.

Джесс села на кровать и стала ее рассматривать.

Ноль эмоций. Ни вдохновения, ни подсказки, как ей быть дальше. У нее было такое ощущение, словно оборвались прочнейшие узы, благодаря которым ей удавалось много лет подряд тащиться по однажды проложенной колее.

Тщательно оберегаемая тайна грозила вот-вот вырваться на поверхность. Стремление сбросить с души камень наконец-то перевесило боязнь.

«Если спросит, — решила Джесс, — я скажу ей правду. Только если спросит».

Она убрала фотографию обратно в коробку. И ее тотчас захлестнул поток мыслей — не о Бетт, не о Тонио, не о потерянной работе, а о Робе.

Она прилегла на кровать. Лежа с открытыми глазами, представила себе тепло его гладкой кожи, голубовато-белую впадинку на поясе и приятный запах. Ею овладело непреодолимое желание раствориться в сложном, переворачивающем душу и несущем забвение акте обладания. Смех, да и только. Быть в ее возрасте такой чувствительной! Интимные отношения с Робом принесли гораздо больше радости, чем она ожидала, и, постоянно совершенствуясь, стали постоянной потребностью.

Она разрешила себе еще немного понежиться в волнах воспоминаний. Потом перекатилась на другую сторону кровати и, дотянувшись до телефонного аппарата, набрала номер Роба. И держала трубку достаточно долго, чтобы он снял ее. Если бы захотел.

* * *

Роб и Кэт купили огромный пакет чипсов на полдороге между баром, где они провели вечер, и домом Кэт. Они шли медленно, по очереди неся сумку. А когда свернули на ее улочку, по недальним железнодорожным путям прогромыхал поезд — вереница огней.