К шестнадцати годам Роб прилично вымахал ростом, приобрел независимый вид и закалил характер, так что прежняя кличка больше к нему не липла. И теперь она вдруг свела на нет все его достижения.

— Шматти, ты кому это говоришь заткнуться?

Завязалась драка, в которой он изрядно пострадал. Уползая с парковки, Роб слышал, как его обидчики улюлюкают вслед. Всем его существом овладела слепая, нерассуждающая ярость. На глаза попался кол, всаженный в землю в одном прыжке от дороги. Вооружившись, он сделал большой круг ползком и зашел в тыл к своим обидчикам — те сидели на ограде, потягивая светлое пиво. Тогда он обрушил кол на голову одного из них. Тот повалился и заверещал, как свинья на скотобойне.

Роба судили за хулиганство. Приговор был — штраф и условный срок, во время которого он должен был постоянно находиться под наблюдением.

Майкл Блейк кивнул.

— Понимаю, как на вас подействовала провокация.

Роб не стал рассказывать о страхе перед насилием, который постоянно носил в себе, как пережиток прошлого.

Они вдвоем поехали в участок на машине Майкла.

— Мы уж думали объявлять розыск, сынок, — сказал дежурный.

* * *

Робу задали ряд осторожных вопросов и не стали брать под стражу. В комнате допросов полицейский инспектор записал на магнитофон его рассказ о событиях минувшего дня. Рассказывая, Роб слышал голос Дэнни, его смех — как будто рядом сидел он, а не Майкл Блейк.

Перед тем как он перешел непосредственно к аварии, инспектор перебил его:

— Если хотите, можно сделать перерыв и выпить чашку чаю.

Роб с благодарностью выпил чай. И с опущенной головой возобновил свой рассказ, прилагая усилия, чтобы все вспомнить. Непрозрачное пятно в памяти расползлось и стало еще более мутным. Вот только что он удирает от полиции, а в следующий момент Дэнни лежит на траве и весь мир перевернулся.

— Можете что-нибудь добавить?

Роб покачал головой. Нет, это все.

Инспектор сказал ему и Майклу Блейку, что проведенный на месте аварии тест на алкоголь дал положительный результат. Результаты анализа крови будут получены лишь через несколько недель, а тем временем полиция займется сбором фактов и показаний очевидцев. Все эти материалы, вместе с предварительными выводами и рекомендациями, будут переданы в прокуратуру. А пока Роб может быть свободен.

— Кстати, — добавил инспектор, — предварительное расследование показало, что еще до аварии у вас спустило заднее колесо со стороны водителя.

Роб кивнул, не в состоянии оценить значение этого факта.

— Есть какие-нибудь новости из клиники?

— Без перемен.

Майкл Блейк сказал:

— Мистер Эллис работает независимым столяром, мастером по изготовлению встроенной мебели; его инструменты остались в машине. Когда он сможет их получить?

Инспектор заглянул в свои записи.

— После того, как будет сделано соответствующее заключение. Это займет неделю.

Уже на улице Майкл ободрил Роба:

— Вы получите назад свои инструменты как раз к тому времени, как снимут гипс.

— Хорошо.

— Вас подвезти?

— Нет, спасибо, — откликнулся Роб и побрел куда глаза глядят — лишь бы подальше от участка.

* * *

Ожидание растянулось на весь день и несколько последующих. Палата и тесная комната для посетителей стали для трех женщин такими же родными, как их собственные спальни. Чаще всего они просто сидели на пластмассовых стульях, держась за руки, а если и говорили, то исключительно о прошлом, невольно подправляя воспоминания, так что начинало казаться, будто в прошлом были одни лишь светлые дни. Сейчас они были заняты тем, что наблюдали за стрелками часов, действиями медсестер и мерцающим экраном над кроватью Дэнни. О будущем старались не думать.

Какую-то часть дня Лиззи проводила с Соком. А когда Джесс и ее дочери становилось невмоготу бодрствовать, они по очереди спали в каморке для родственников.

Состояние Дэнни не улучшалось. Он больше не вытягивал рук и не сжимал кулаки, когда сестры дотрагивались до его израненной плоти или нажимали на грудину. Аппаратура исправно делала свое дело, Дэнни же оставался пассивным.

* * *

В середине третьего дня из Сиднея прилетел Йен.

После развода прошло более двух лет и год — с тех пор, как они виделись в последний раз.

В унылой больничной обстановке он даже после долгого перелета выглядел здоровым и свежим; особенно бросался в глаза загар — по контрасту с бледностью на лицах женщин.

Бетт вскочила и с радостным возгласом бросилась к отцу.

— Ну-ну, я здесь, — пробормотал он, целуя ее волосы. — Я приехал.

«Как будто от этого что-то изменится», — с горечью подумала Джесс и тотчас отмахнулась от этой мысли. У нее не было сил ни на что другое, кроме страха за Дэнни и огромного горя, которое разрасталось в груди, угрожая растворить в себе даже страх.

Она неуверенно протянула руку, но Йен отвел ее и заключил Джесс в объятия. Они молча стояли, отдаваясь старому чувству близости. На мгновение Джесс овладело желание зарыться лицом в плечо мужа. Но время слез еще не наступило.

— Как он?

Она мотнула головой, не в силах вымолвить ни слова.

В палате старики индусы со скорбными лицами сидели возле кровати дочери — жертвы инфаркта. Ее муж и дети остались в комнате для посетителей.

Йен направился прямиком к Дэнни.

— Здорово, сынок.

Он наклонился и ласково погладил сына по Щеке. Коснулся торчащих меж бинтами черных волос. Дэнни не шелохнулся.

— Здравствуй, — гораздо тише повторил Йен.

Джесс напряженно прислушивалась к его шепоту. Широко открытые глаза лихорадочно блестели.

* * *

Попозже, когда начало смеркаться, Йен и Джесс вышли прогуляться. В домах на противоположной стороне улицы начал загораться свет, а когда они проходили под уличным фонарем, тот вспыхнул, распространяя вокруг себя оранжевое, с оттенком кроваво-красного, сияние. Они шли молча, сохраняя дистанцию. В последние месяцы их брака, когда Йен начал встречаться с Мишель, они часто ссорились, изливая друг на друга потоки желчи. Но сейчас любые проявления раскаяния или попытки оправдаться были бы неуместны. Перед лицом кошмарного настоящего прошлое потеряло всякое значение.

Джесс глухо произнесла:

— Кажется, они исподволь подготавливают нас к самому худшему.

— Это еще неизвестно. Они сами не знают.

Йен не любил заранее расстраиваться. Временами его оптимизм казался наигранным. Джесс припомнила былые разногласия и то, как их раздражали мелкие недостатки друг друга. Сейчас их общее поражение вызывало только грусть. Это было так давно!.. Джесс остановилась посреди тротуара и резко вскинула голову.

— Господи, что же делать?

Йен обнял ее за плечи. Его знакомое до мельчайших черточек лицо лишний раз напомнило: сейчас они — чужие. Джесс ничего не знала о его новой жизни.

— Только не плакать, — терпеливо ответил Йен. — От нас ничего не зависит. Остается положиться на врачей. И на Дэнни.

Глядя поверх плеча человека, который когда-то был ее мужем, на освещенные окна, за которыми шла кажущаяся теперь такой далекой и неправдоподобной будничная жизнь, Джесс мысленно сказала себе: «Если Дэнни умрет, все будет кончено». И в мыслях совершила скачок к самому началу — его рождению. Нет. Все началось еще до его рождения. В какой-то другой жизни.

* * *

Вечером, после нескольких часов, проведенных с сыном, вернулась Лиззи и заняла свое место у постели больного. Бетт сидела в комнате для посетителей, пила чай из термоса. Когда открылась дверь, она, как и все, подняла голову.

Роб стоял в переброшенной через плечо куртке, скрывавшей руку в гипсе. Правая сторона его лица была сплошь в синяках и ссадинах. Встретившись с ним взглядом, Бетт мгновенно угадала, кто это.

— Вы — его сестра?

— Да.

Бетт училась в школе для девочек, но была почти ровесницей Роба Эллиса. До нее доходили отдаленные слухи о том, что он не такой, как другие. Поговаривали что-то о его прошлом. Когда мама назвала имя сидевшего за рулем, в голове ожили смутные воспоминания.

— Что тебе нужно? Зачем явился?

— Как он там?

— Все еще в коме. Под кислородом. Тебе-то какое дело? Это ведь из-за тебя он здесь.

Роб собрался было уходить, но вдруг резко обернулся, с таким лицом, что Бетт пожалела о своих словах и немного отступила. Но он только уронил:

— Мне есть дело.

Лиззи сидела у постели больного. Только что приходила лаборантка, занесла на карточку результаты анализов. Все по-прежнему было без перемен. Лиззи подняла голову на звук шагов. В ярде от нее, не отрывая глаз от Дэнни, стоял Роб. Потом он подошел ближе и нагнулся. Скрипнула кожаная куртка.

За ним в палату вошла Бетт и знаками дала Лиззи знать: «Это тот самый». Лиззи вскочила на ноги.

— Что тебе нужно?

Роб как будто не слышал. Держась здоровой рукой за край кровати, он безотрывно смотрел на Дэнни. Лиззи подбежала и тряхнула его за плечо. Он медленно обернулся. Навис над ней, как скала.

— Что тебе нужно?

Парень покачал головой. У него были длинные вьющиеся волосы, стянутые сзади резинкой. Он не побрился: щеки неравномерно покрылись рыжеватой щетиной. Губы потрескались; под глазами залегли тени. Свежая перевязка казалась неестественно, пугающе белой.

— Взглянуть на него. А вы что думали?

Он произнес это глухим, осипшим голосом — должно быть, давно не открывал рта. Лиззи храбро оттолкнула его руку.

— Тебе здесь нечего делать!

— Вы не имеете права указывать.

Его отпор удивил Лиззи. В этом парне было какое-то лихорадочное бесстрашие, почти отталкивающая бесшабашность. Что, если Джесс войдет и увидит его здесь? Лиззи толкнула его сильнее.

Роб железными пальцами сжал ей запястье. Она заморгала.

— Он мой друг. Ясно? А вы кто?

— Его тетя.

— Ах вот как…

Бетт бросилась их разнимать. Индусы подняли на них печальные кроткие глаза. Стряхнув с себя обеих женщин, Роб вернулся к Дэнни. Склонился над ним. Беззвучно зашевелил сухими губами. Бетт заколебалась. Однако неумолимая Лиззи уже привела дежурного медбрата-ирландца.

— Боюсь, что вы не имеете права находиться здесь без разрешения родных, — промямлил тот. Роб значительно превышал его ростом. Двое врачей, сидевших за столом в центре просторной палаты, прервали тихий разговор.

Вошли Джесс с Йеном.

Йен сразу понял, кто это. Лиззи и Бетт отгородили его от непрошеного гостя.

— Убирайся! — гневно приказал Йен и замахнулся.

К ним уже спешил заведующий отделением в нейлоновом фартуке, как у всех здесь, кроме Роба.

— Прошу прощения, слишком много посетителей у одного больного. Мешаете другим пациентам. А вы, молодой человек, можете передать инфекцию.

На Джесс никто не смотрел. Но все услышали ее голос:

— Пусть он останется. Всего на несколько минут.

Из шкафа у двери она достала свободный фартук и не глядя отдала Робу. Медбрат помог ему надеть фартук через голову и завязать тесемки.

— Подождем снаружи, — сказала Джесс родным.

Они вышли в комнату ожидания. Джесс отошла к окну и устремила невидящий взгляд в темноту.

— Мам…

Джесс ответила, не оборачиваясь:

— Дэнни хотел бы этого. Все остальное…

* * *

Роб неподвижно застыл у кровати. Медбрат поморщился и отошел. Врачи продолжили разговор, а индусы вернули свое внимание больной дочери. Роб не отрываясь смотрел на Дэнни и не узнавал его. Вставленная в рот трубка была похожа на кость, торчащую из пасти собаки.

— Дэн, — тихо позвал Роб, но его друг не откликнулся, даже не открыл глаз.

Роб почувствовал во всем теле дрожь. Ему потребовалось немалое мужество, чтобы прийти сюда, но сейчас мужество его покинуло.

В его глазах тихое гудение аппарата искусственного дыхания и возникающие на экране ломаные линии не имели никакого отношения к Дэнни. Дэнни здесь нет. Зато вся эта техника, и палата, и персонал, и родственники с глазами как у загнанного зверя — самая что ни на есть реальность. За несколько дней, прошедших после аварии, они стали еще более реальными и зловещими, и Роб ничего не мог с этим поделать. Сколько ни зажмуривайся и ни кусай губы, чтобы сдержать стон, ничего не изменится.

«Очнись! — мысленно молил он товарища. — Хоть на секунду открой глаза и посмотри на меня. Стань самим собой, и пусть будет так, как будто этого не было. Или встань, а я лягу на твое место с этой штукой во рту, и с аппаратом, чтобы за меня дышал. Вставай, Дэнни. Почему ты не встаешь?»