— Я хочу немедленно видеть моего…

И в этот момент вдруг замолк. Генри, один из слуг, оглушил его ударом кирпича, предназначенного для согревания постели. Лорд Хоуп повалился вниз, при этом боднул головой Беатрису прямо в грудь. От столь неожиданного удара у нее перехватило дыхание. В какой-то миг ей показалось, что сейчас она задохнется, но тут Генри стащил в сторону бесчувственное тело лорда, и ей наконец-то удалось сделать глубокий вдох, после чего сразу стало легче. Беатриса встала, ее била сильная дрожь, а ослабевшие ноги просто подгибались под ней. Она взглянула на поверженного грубияна. Его голова безжизненно свисала с кровати, а глаза были закрыты. Неужели он действительно мог причинить ей боль? Как страшно он все-таки выглядел! Создавалось впечатление, что это был человек, в которого вселился дьявол. Интересно, что же на самом деле происходит с ним? Она потерла вспотевшие ладони и попыталась привести свои чувства в порядок.

Джордж вернулся и с шокированным видом выслушал от Генри то, что случилось за время его отсутствия.

— Пусть все это так, но тебе не стоило сильно его бить, — мягко сделала выговор Беатриса Генри.

— Но, мисс, он же чуть не задушил вас, — мрачно заметил Генри.

Она провела дрожащей рукой по волосам, проверяя, в порядке ли ее прическа.

— Нет, нет, что ты, до этого дело не дошло бы. Впрочем, признаюсь, в какой-то момент я действительно очень испугалась. Благодарю тебя, Генри. Я еще не совсем пришла в себя.

Беатриса закусила губу и продолжала рассматривать лорда Хоупа.

— Джордж, как ты думаешь, может быть, имеет смысл выставить возле дверей спальни виконта круглосуточную охрану?

— Конечно, мисс, — согласился Джордж.

— Понимаешь, это нужно сделать ради его и нашей безопасности, — пробормотала Беатриса. — Кроме того, я уверена, что когда он в следующий раз придет в себя, он уже не будет представлять ни для кого угрозы.

Слуги обменялись взглядами, в которых сквозило недоверие.

Для того чтобы скрыть свое замешательство, Беатриса постаралась произнести как можно более твердым голосом:

— Я была бы вам благодарна, если бы лорд Бланшар ничего не узнал о том, что здесь произошло.

— Хорошо, мэм, — ответил Джордж от имени всех присутствующих слуг, хотя было видно, что он по-прежнему сомневается.

Но в этот момент в спальню торопливо вошла миссис Каллахан.

— Что случилось, мисс? Харли сказал мне, что возникла неразбериха из-за какого-то джентльмена, потерявшего сознание.

— Мистер Харли все передал правильно. — Беатриса жестом показала на человека, лежащего на кровати, и обратилась к домоправительнице с вопросом, сгорая от желания поскорее узнать правду: — Вы его узнаете?

— Его? — Миссис Каллахан сморщила нос. — Не могу сказать с уверенностью. Уж очень сильно он оброс. Такие длинные волосы, не правда ли?

— Говорят, что это виконт Хоуп, — внезапно вступил в разговор Генри.

— Кто? Он? — изумилась миссис Каллахан.

— Тот самый парень, что на картине, — пояснил Генри. — Прошу извинить меня, мисс.

— Пустяки, Генри, — нисколько не обидевшись, ответила Беатриса. — Вы были знакомы с юным лордом Хоупом еще до того, как скончался старый граф?

— Увы, мисс, не была, — смутилась миссис Каллахан. — Если вы помните, я появилась в доме недавно, когда ваш дядя стал графом.

— Да, да, да, — разочарованно вздохнула Беатриса.

— Фактически была заменена вся прислуга, — продолжила миссис Каллахан. — А из тех, кто все-таки остался, сейчас уже никого нет. С момента кончины старого графа прошло целых пять лет.

— Да, я знаю, но я думала…

Беатриса понимала, что, пока кто-нибудь из бывших знакомых Хоупа не признает его, нельзя утверждать ничего определенного. Продолжая размышлять вслух, она покачала головой:

— Хорошо, но сейчас это не имеет почти никакого значения. Не важно, кто перед нами, наш долг позаботиться о нем.

Беатриса отдала распоряжения слугам, поручений хватило всем. К тому времени подоспел врач — дядя Реджи не забыл послать за ним. С ним Беатриса подробно обсудила состояние больного. По совету врача главный повар приготовил больному овсянку. Кроме того, врач посоветовал быть внимательнее к больному. Чаепитие к тому времени уже давно закончилось. Оставив так называемого лорда Хоупа под присмотром верного Генри, Беатриса спустилась вниз, в синюю гостиную.

Гостиная была пуста. Только мокрое пятно на ковре напоминало о драматических событиях, развернувшихся здесь совсем недавно. Беатриса молча взглянула на пятно, затем перевела взгляд на портрет виконта Хоупа.

На картине он выглядел таким юным, жизнерадостным и беззаботным! Она подошла поближе — ее будто влекла к портрету какая-то невидимая сила. Впервые этот портрет Хоупа она увидела в девятнадцать лет. В тот вечер она только что приехала в Бланшар-Хаус со своим дядей, новым графом Бланшаром. Было довольно поздно. Ее провели в спальню, но возбуждение от поездки, большого шумного Лондона, обстановки роскошного дома никак не давало уснуть. Она все ворочалась с боку на бок, затем не выдержала, встала, надела халат и спустилась вниз.

Беатриса хорошо помнила, как сначала заглянула в библиотеку и рабочий кабинет. Как, крадучись, шла по коридорам, сама не зная куда и зачем, пока не оказалась возле этой самой картины. Видимо, сама судьба привела ее к ней. Как и тогда, она стояла всего в шаге от портрета виконта Хоупа и не могла оторваться от этих веселых искрящихся глаз. Слегка прищуренные, озорные, они светились добротой. Затем она внимательно, в очередной раз, посмотрела на это лицо — чувственно изогнутая верхняя губа, густые черные волосы откинуты назад.

Он стоял, прислонившись к дереву. На согнутой руке небрежно лежало охотничье ружье, возле ног расположились два спаниеля и преданно заглядывали ему в глаза. В чем они провинились? Такие добрые, милые и славные.

Интересно, что она испытывала те же самые чувства, когда впервые разглядывала этот портрет. Возможно, первое впечатление до сих пор живо в ее душе. Сколько ночей она провела перед портретом, мечтая о сильном и смелом мужчине, который, в конце концов, появится в ее жизни и полюбит ее такой, какая она есть! В ночь накануне своего двадцатилетия, возбужденная, она тайком пробралась к портрету, словно ожидая какого-то чуда. Тогда она впервые поцеловалась, а потом часто приходила сюда, чтобы разобраться в своих чувствах. Смешно, но сейчас она почти не помнила лица юноши, который так неопытно впервые коснулся ее губ. И вот теперь, когда вернулся искалеченный войной Джереми, она часто приходит сюда.

Напоследок Беатриса еще раз взглянула на его озорные глаза и пошла прочь. Пять долгих лет она предавалась мечтам и грезам возле этого портрета. А теперь этот мужчина, реальный, из плоти и крови, лежал на кровати двумя этажами выше.

Похоже, что под грязными длинными волосами, нечесаной бородой и маской сумасшествия скрывался тот самый юноша, который так давно позировал для портрета?

Глава 2

Теперь владыка гоблинов страшно завидовал Лонгсуорду, который владел чудесным мечом, ибо гоблины никогда не бывают довольны тем, что имеют.

Когда на землю легли сумерки, перед Лонгсуордом возник владыка гоблинов, укутанный в богатый бархатный плащ, и с поклоном обратился к нему: — Добрый господин, у меня в кошельке тридцать золотых монет, которые я готов заплатить вам за ваш меч.

— Мне не хочется обижать вас отказом, но я не намерен расставаться со своим мечом, — ответил ему Лонгсуорд.

Глаза гоблина сузились и сверкнули…

История Лонгсуорда

Ее карие глаза смотрели на него сквозь безжизненную маску кровавой жестокости и тупости. Он опять опоздал.

Рено Сент-Обен, виконт Хоуп, проснулся. Его сердце билось тревожно и тяжело, но он ничем не выдал себя. Он лежал, не шевелясь, и делал вид, что еще спит. Он старался дышать ровно и спокойно, как спящий человек, и осваивался в новой обстановке. Его руки лежали вдоль тела — обычно их привязывали к палкам, вбитым в землю. Так он лежал неподвижно до тех пор, пока все вокруг не уснули, затем вытащил нож, одеяло с вышивкой и захватил спрятанный в углу вигвама небольшой запас вяленого мяса. На этот раз он собирался уйти как можно дальше, пока его еще не хватились… На этот раз все должно было получиться. Но что-то было не так.

Он сделал осторожный вдох и явственно ощутил запах… свежеиспеченного хлеба? Он с трудом приоткрыл глаза, и у него все завертелось перед глазами — он опять попал в свой мир, где-то между прошлым и настоящим. На какой-то миг ему показалось, что он опять у себя дома. Вокруг все было так знакомо.

Он узнал комнату, в которой лежал, и моргнул от удивления. Это была розовая спальня в родительском доме. Высокие окна, занавешенные выцветшими красными бархатными гардинами, сквозь которые с трудом пробивалось солнце. Стены обшиты деревянными панелями. Единственное украшение в комнате — маленький натюрморт, на котором был распустившийся букет роз, — висело подле окна. Прямо под ним стояло обитое бархатом и отделанное резьбой кресло эпохи Тюдоров.

Мать, как он хорошо помнил, терпеть его не могла, тогда как отец, напротив, очень ценил и никак не хотел его убирать, потому что, по преданию, на нем сидел король Генрих VIII. Мать сослала кресло в эту отдаленную спальню, а через год скончалась. После ее смерти у отца не было ни сил, ни желания что-либо менять.

Синяя куртка Рено, аккуратно сложенная, лежала на знаменитом кресле. Рядом на столике он увидел стакан с водой и две булочки. Он смотрел на пищу и не верил своим глазам — ему казалось, что все это вот-вот исчезнет. О, сколько раз он мечтал о хлебе, вине и мясе, но всякий раз, когда он просыпался, пищевые видения исчезали, проходили вместе со сновидениями. Но булочки не пропадали. Он моргнул, а затем, вытянув руку, схватил одну из них худыми пальцами, похожими на обтянутые кожей кости. Взяв булочку, он разломил ее на несколько частей и неторопливо, одну за другой, отправил себе в рот.

Он лежал на антикварной кровати, явно рассчитанной на какого-то малорослого предка. Его ноги свешивались с края кровати, запутавшись в красном покрывале, но, тем не менее, это была настоящая кровать. Он дотронулся до покрывала, но еще не совсем пришел в себя, и ему показалось, что оно должно вот-вот исчезнуть. Семь лет он не спал в постели и уже совсем забыл о том, какие ощущения испытывал от постельного белья. Он больше привык к мехам и грязному земляному полу. Если везло, то появлялась подстилка из сухой травы. Шелковое покрывало под его пальцами цеплялось за мозоли и заусенцы. Но все равно он, несомненно, был у себя дома.

Радость забурлила в его жилах. Месяцы собачьего существования, передвижения большей частью пешком, без денег, без друзей, без какой-либо помощи. Последние недели пути его мучила лихорадка, дикая слабость, поносы — в общем, ему было так плохо, что он уже почти не надеялся добраться до родного дома. Но всему приходит конец, закончились и его скитания. Наконец-то он дома.

Рено протянул руку к стакану и поморщился. Все его мускулы и мышцы ныли от боли. Его рука так дрожала, что часть воды, пока он нес стакан к губам, расплескалась на рубашку. Он с жадностью сделал несколько глотков, запивая съеденные кусочки сухого хлеба. С трудом, откинув покрывало, будто старый обессилевший человек, он обнаружил, что лежит в своих штанах и рубашке. Впрочем, он еще заметил, что кто-то позаботился снять с него мокасины. Испугавшись — ведь это была его единственная обувь, — он быстро оглядел всю комнату. Слава Богу, мокасины стояли под креслом эпохи Тюдоров, на котором виднелась его свернутая синяя куртка.

Не спеша, дюйм за дюймом, он передвинулся к краю постели, спустил ноги и встал, тяжело дыша. Черт побери! Он так ослабел. Но где его нож? Без ножа он был совершенно беззащитен. Он нагнулся и взял в руки ночной горшок, а затем проковылял к креслу. Нож лежал под аккуратно сложенной курткой. Он схватил его, и знакомое ощущение от сделанной из рога животного рукоятки несколько успокоило его. Босиком он прошлепал к столику и положил в карман последнюю булочку. Затем бесшумно пошел к дверям — от чрезмерных усилий у него выступил пот на лбу. Семь лет заключения научили его быть осторожным и недоверчивым.

Именно поэтому он ничуть не удивился, обнаружив ливрейного лакея, охранявшего снаружи вход в спальню. Видимо, внезапное появление незнакомца удивило слугу, который попытался преградить ему путь.

Рено изогнул бровь и бросил на слугу взгляд, который в последние семь лет заставлял любого мужчину немедленно хвататься за оружие. Однако этот совсем еще молодой слуга, видимо, не был знаком с суровыми законами борьбы за существование. Он не уловил угрозы, сквозившей в брошенном на него взгляде.