Джеки попыталась что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Иногда лучше просто молчать и слушать.

Мать отца обожала. Буквально молилась на него. В детстве у меня была няня, горничная и охранник, потому что мать боялась даже думать о том, что сделает отец, если со мной что-нибудь случится. Она не столько беспокоилась обо мне как таковом, сколько как о его сыне. Его представителе. Символе.

О, Нэйтан, начала было Джеки, но не смогла продолжить и лишь покачала головой.

Она примерно так мне и сказала, когда мне было лет пять-шесть. И потом тоже говорила. И это, и многое другое — когда ее чувства к отцу изменились. Я редко видел их обоих. Мать была занята тем, что исполняла роль дамы из высшего общества и пропадала на светских сборищах, а отец постоянно должен был лететь то туда, то сюда, чтобы заключить очередную сделку. Долг отца, по его мнению, состоял в том, чтобы время от времени проверять, как у меня идут дела в школе, и изредка читать мне лекции на тему ответственности перед семьей и о том, как важно эту семью не опозорить. И это говорил мне человек, у которого чести не было ни на грош.

Он медленно, с силой вдавил окурок в пепельницу.

У него были другие женщины. Мать знала, и ей было все равно. Он сказал мне однажды, что в этих интрижках нет ничего серьезного. Дескать, мужчина вдали от дома нуждается в определенном утешении.

Он сам тебе сказал? — глупо повторила Джеки, не в силах поверить услышанному.

Когда мне было шестнадцать. Видимо, решил побеседовать со мной по душам. Мать к тому времени уже была к нему совершенно равнодушна. Мы жили, как три абсолютно чужих друг другу человека, вынужденных существовать под одной крышей. Соблюдая вежливость, впрочем.

А ты не мог уехать к бабушке с дедушкой?

Бабушка умерла. Возможно, она смогла бы меня понять, теперь я уже не знаю. Дед считал, что брак моих родителей удачен во всех отношениях. Мать никогда не жаловалась, отец оправдал все его ожидания. Он пришел бы в ужас, если бы я появился на пороге его дома и заявил, что не могу жить в одном доме с собственными родителями. Ну и, в общем-то, я все равно большей частью был предоставлен сам себе.

Личное пространство, подумала Джеки. Она понимала, что человеку иногда необходимо уединение. Но мальчик, ищущий уединения среди такой нездоровой атмосферы...

—Это было ужасно, наверное, — сказала Джеки.

Она подумала о своей семье — тоже обеспеченной, уважаемой, респектабельной. Но в их доме никогда не бывало тихо, не то что в доме, где вырос Нэйтан. Он был заполнен визгом, смехом и шумными спорами. Там ссорились, кричали друг на друга, потрясали кулаками, а через минуту дружно хохотали.

Нэйтан, — медленно произнесла Джеки. — Ты когда-нибудь говорил им о том, что несчастлив?

Один раз. Они были потрясены моей неблагодарностью. И дурными манерами. Ну как же, я посмел затронуть такую неудобную тему. В конце концов я научился не биться головой о нерушимую стену, а искать обходные пути.

Какие обходные пути?

Учеба. Профессия. Собственная карьера. Не то чтобы родители перестали для меня существовать, но я поменял свое отношение к ним. Они больше не занимали значимого места в моей жизни. Когда я окончил школу, отец как раз был в отъезде. На лето я уехал в Европу, и мы увиделись с ним, только когда я уже учился в колледже. Отец узнал, что я выбрал своей специальностью архитектуру, и приехал, чтобы выбить эту дурь у меня из головы. Он хотел, чтобы я, как ты однажды выразилась, унаследовал дело его жизни. Он ожидал от меня только этого. Требовал. Восемнадцать лет я прожил под гнетом его мнения. Сказалось, конечно, и отношение к нему матери. Но тут со мной вдруг что-то произошло. Как только я понял, что хочу строить дома, моя мечта оказалась главнее, чем мечта отца.

Ты стал взрослым, — тихо сказала Джеки.

Во всяком случае, достаточно взрослым, чтобы противостоять ему. Он пригрозил прекратить платить за мое обучение. Я ведь был обязан семье, у меня был долг перед семейным бизнесом. Именно в этом заключалась для него семья. Бизнес. Мать полностью его поддержала. Поскольку она давным-давно перестала любить отца, я был ей совершенно безразличен. Для нее я всегда был только сын своего отца, как я уже сказал.

Это все же слишком. Я уверена, твоя мать...

Сказала мне, что никогда меня не хотела. — Нэйтан вынул из пачки еще одну сигарету и раскрошил ее. — Она сказала, что, если бы не я, отношения между ними не разладились бы. Если бы не я, она смогла бы всюду ездить с отцом.

Джеки побледнела. Она не могла поверить в то, что кто-нибудь может быть настолько жесток к своему собственному ребенку.

—Они не заслуживают тебя. — Проглотив ком в горле, Джеки порывисто встала и протянула к Нэйтану руки.

—Не в этом дело. — Нэйтан сделал отстраняющий жест, зная, что, если Джеки сейчас обнимет его, он разрыдается или закричит. Он никогда никому не рассказывал о своей семье, старался не вспоминать свое детство и уж тем более не анализировать его. — В тот день я принял решение. У меня нет семьи, никогда не было и не будет. Она мне не нужна. Бабушка оставила мне достаточно, чтобы я смог закончить учебу, Я воспользовался лишь этими деньгами, не взяв у отца ни гроша. Все, что я делал с тех пор, я делал только сам и исключительно для себя.

Руки Джеки упали. Нэйтан не хотел, чтобы она утешала его. И хотя сердце ее ныло от сострадания, она подумала, что ему, возможно, нужно совсем не утешение.

Ты по-прежнему позволяешь им управлять твоей жизнью. — Голос Джеки уже не был мягким и сочувственным. В нем звучал гнев. Гнев и за Нэйтана, и на него одновременно. — Их брак был ужасен, следовательно, брак в принципе ужасен? Это глупо.

Не брак в принципе, а брак для меня лично. — Внезапно в нем проснулась ярость. Ради Джеки он разбередил старую рану, но ей было этого мало. Она хотела и дальше ковыряться в ней. — По-твоему, дети наследуют от родителей только карие глаза или ямочку на подбородке? Не будь глупой, Джек! Мы берем от них гораздо больше. Мой отец был эгоистом. Я тоже эгоист, но у меня по меньшей мере хватает здравого смысла не делать несчастным себя, тебя или наших потенциальных детей.

Здравого смысла? — закричала Джеки. Фамильный темперамент Макнамара вырвался, наконец, наружу. — Ты стоишь здесь, несешь какую-то белиберду и еще называешь это здравым смыслом? Да в тебе здравого смысла меньше чайной ложки. Ради бога, Нэйтан, если бы твой отец был маньяком-убийцей, ты бы, значит, тоже бегал за людьми с топором? Мой отец обожает устрицы, а я на них смотреть не могу, так что, значит, я приемный ребенок?

Ты говоришь полную чушь.

Я говорю чушь? Я говорю чушь? — Зарычав, Джеки схватила первое, что подвернулось под руку, — чашу из венецианского стекла девятнадцатого века — и швырнула ее об пол. — Да ты не знаешь, что такое чушь, Я тебе скажу. Полная чушь — это когда ты любишь кого-то и тебя тоже любят, но ты отказываешься продолжать отношения, потому что, может быть — всего лишь может быть, — они не будут идеальными.

Я не говорю об идеале. Черт, Джеки, только не эту вазу!

Поздно — на полу уже лежала груда старинных французских осколков.

—Конечно же ты говоришь об идеале. Идеальный — это вообще твое второе имя. Нэйтан Идеальный Пауэлл. Всегда планирует свое гладкое, ровное, идеальное будущее.

—Отлично. — Он схватил Джеки за руки, пока она не расколотила что-нибудь еще. — Этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что я был прав в отношении нашей совместной жизни. Я люблю, чтобы все делалось так, как я привык, действительно планирую все наперед и настаиваю на том, чтобы заканчивать начатое. Ты же, по твоему собственному признанию, никогда не доводишь то, что начала, до конца.

Джеки вскинула голову. Она не плакала — слезы придут позже. Реки, моря слез.

—Я ждала, когда же ты упрекнешь меня в этом. В одном ты точно прав, Нэйтан. Мир действительно состоит из осторожных людей и беззаботных. Я — беззаботный человек, и

полностью этим довольна. Но никогда не считала, что ты хуже, чем я, только потому,

что ты осторожный.

Нэйтан вздохнул. Он не умел спорить, если только дело не касалось качества стройматериалов или условий работы для его людей.

Я не хотел оскорбить тебя.

Да? Ну, может, и не хотел, но тебе это удалось. Мы не похожи, Нэйтан, и хотя я думаю, что мы вполне можем найти компромисс, как взрослые люди, мы всегда будем разными. Но это ничего не меняет. Я все равно люблю тебя и хочу прожить с тобой всю жизнь. — Она схватила его за плечи. — Ты — не твой отец, Нэйтан. И ты не такой, как твоя мать. Не позволяй им сделать это с тобой. С нами.

Он накрыл ее руки своими.

Может быть, если бы ты значила для меня меньше, мне было бы легче рискнуть. Я бы сказал: отлично, нам хорошо вместе, давай посмотрим, что из этого получится. Но я слишком дорожу тобой.

Ты слишком осторожный. — Джеки уже едва сдерживала слезы. Она отстранилась. — Черт тебя возьми, Нэйтан. Черт тебя возьми. Даже сейчас у тебя не хватает смелости сказать, что ты любишь меня.

Она повернулась и выбежала вон. Нэйтан услышал, как хлопнула входная дверь внизу.


ГЛАВА 12


—Мы потеряли два дня из-за дождя. Люди сейчас работают в две смены.

Нэйтан стоял на стройплощадке, щурясь от солнца, которое наконец-то выглянуло из-за туч. В Денвере было холодно. Казалось, что на дворе стоит ранняя весна. Трава была безжалостно срыта экскаватором. Ничего, подумал Нэйтан. Следующей весной здесь уже будет зеленый ухоженный газон. Он видел это словно наяву, несмотря на то что вокруг были лишь кучи земли и каркас будущего здания.

Учитывая паршивую погоду, за три недели вы много чего успели сделать. — Коди, в надвинутой на глаза стетсоновской шляпе, расставив ноги, рассматривал опоры и лежащие на них поперечные балки. В отличие от Нэйтана он не представлял себе законченное здание. Он предпочитал именно эту стадию, когда неискушенному глазу еще не было понятно, что выйдет в итоге. — Выглядит неплохо, — резюмировал Коди. — А ты вот выглядишь совсем неважно.

Как приятно, когда ты рядом, Коди. — Держа в руках планшет, Нэйтан начал подробно излагать перечень работ, которые уже были выполнены, и то, что предстояло сделать в ближайшее время. Что бы ни происходило, надо двигаться по расписанию и соблюдать оговоренные сроки.

Ты, как обычно, держишь все под контролем, я смотрю.

Да. — Нэйтан вынул из пачки сигарету и прикрыл ладонями зажигалку.

На мгновение пламя ярко осветило темные круги под глазами Нэйтана и вдруг проступившие резкие складки у рта. По мнению Коди, только одна вещь на свете могла до такой степени изменить лицо мужчины. Любовь.

Нэйтан сунул зажигалку обратно в карман.

—Сегодня обещал заглянуть специалист из технадзора за строительством.

Господи, спаси и сохрани его душу. — Коди тоже вытащил сигарету из пачки Нэйтана, — Я думал, ты бросил курить.

Я бросаю. — Один из строителей включил радиоприемник. Нэйтан вспомнил, как орало радио в кухне у Джеки. — Как дома? Есть проблемы?

Ты имеешь в виду — с бизнесом? Никаких. Но я собирался задать тебе тот же вопрос.

Я не заезжал домой, ты же знаешь. Мы вносили изменения в проект в Сиднее.

Коди затянулся, секунду подумал и отломил фильтр у сигареты. Раз уж ты все равно убиваешь себя, почему бы не получить от этого максимум удовольствия?

Вы с Джеки поссорились?

С чего ты взял?

Судя по твоей физиономии, ты ни одной ночи не спал нормально с тех самых пор, как прибыл сюда. — Коди порылся в кармане, отыскал мятый коробок со спичками с рекламой ночного клуба, полюбовался на него, с ностальгической нежностью припомнил сам ночной клуб и зажег, наконец, спичку.

Хочешь поговорить об этом?

Тут не о чем говорить.

Коди приподнял бровь и сделал еще одну затяжку.

Как скажешь, босс.

Извини. — Нэйтан вздохнул и с силой потер переносицу.

Ладно, ничего. — Они постояли еще немного, глядя на снующих по стройке рабочих. Коди докурил сигарету и сунул окурок в какую-то трубу. — Я бы не отказался от кофе с яичницей, а ты? Назовем это деловым обедом.

Ты настоящий друг, Коди.

Через десять минут они уже сидели в маленькой грязноватой закусочной. Меню было написано мелом на доске; на официантках была короткая ярко-розовая униформа, а к поясу прицеплена кобура. Пепельницы были в виде седел. Какой-то лысый мужчина клевал носом над своим кофе за барной стойкой. В воздухе сильно пахло жареным луком.

Умеешь ты выбрать классный ресторан, — пробормотал Нэйтан, пробираясь к столику. Джеки была бы от этого заведения в полном восторге.