– Генри не давали покоя все эти дома, которые Ник понастроил на Кресент-Бей. Пару месяцев назад в «Шевроне» они так из-за этого поспорили, что чуть до драки не дошло. Уж не знаю, как ему удалось заполучить у Генри этот кусок собственности. А потом он взял и понастроил там жилых домов.

Покачав головами, мужчины вернулись к своим стаканам. Делейни в свое время провела много часов, лежа на белом песке и плавая в прозрачной голубой воде Кресент-Бей. Этот лакомый кусочек недвижимости, расположенный на длинной полосе дикого пляжа, был предметом вожделений почти каждого в городе. Эта земля принадлежала семье Генри на протяжении нескольких поколений. Интересно, как все-таки Ник сумел ее заполучить?

– Я слышал, что Аллегрецца сколотил на этих домах целое состояние?

– Точно. Их расхватывают калифорнийцы. И оглянуться не успеем, как у нас тут все заполонят эти неженки, которые пьют латте и курят «дурь».

– Или, еще того хуже, актеры.

– Не дай Бог, поселится какой-нибудь доброжелатель вроде Брюса Уиллиса и начнет переделывать все по-своему. Как это случилось с Хейли. Он туда въехал, перестроил несколько зданий и вообразил, будто теперь может диктовать всему штату, за кого надо голосовать.

Мужчины выразили свое единодушие кивками и недовольным ворчанием. Когда разговор перешел на актеров и боевики, Делейни, никем не замеченная, вышла из комнаты. Пройдя по коридору, она вошла в кабинет Генри и закрыла за собой дверь. Со стены над массивным письменным столом красного дерева на нее смотрело лицо Генри. Делейни помнила, когда Генри заказал этот портрет. Ей тогда было тринадцать, и примерно в это время она впервые попыталась получить немного независимости. Она хотела проколоть уши. Генри сказал «нет». Это был не первый и не последний раз, когда он применил к ней свою власть. Генри всегда нужно было все контролировать.

Делейни села в большое кресло и с удивлением обнаружила, что на столе стоит ее фотография. Ей вспомнился день, когда Генри сделал этот снимок. Это было тогда, когда вся ее жизнь переменилась. Ей было семь лет, и ее мать только что вышла замуж за Генри. В этот день она вышла из одноместного номера отеля на окраине Лас-Вегаса и после недолгого перелета вошла в трехэтажный особняк в викторианском стиле в Трули.

Когда Делейни впервые увидела этот дом с парными башенками и остроконечной крышей, то подумала, что приехала во дворец, а значит, Генри, по-видимому, король. Особняк с трех сторон окружал лес, в котором было вырублено пространство для прекрасного ландшафтного парка. Позади дома парк полого спускался к холодным водам озера Лейк-Мэри.

Вылетев из нищеты, через считаные часы Делейни приземлилась в сказке. Ее мать была счастлива, а Делейни чувствовала себя принцессой. И в тот день, сидя на ступенях веранды в белом платье с оборками, которое надела на нее мать, она влюбилась в Генри Шоу. Он был старше других мужчин, которые появлялись в жизни ее матери, и лучше. Он не кричал на Делейни, не доводил до слез ее мать. Благодаря Генри девочка почувствовала себя в безопасности – ощущение, которое в ее юные годы ей доводилось испытывать слишком редко. Генри удочерил Делейни и стал для нее единственным отцом, которого она когда-либо знала. Вот почему она любила Генри и всегда будет любить.

А еще в тот день она впервые увидела Ника. Он выглядывал из кустов на лужайке Генри, и в его серых глазах горела ненависть, на щеках от гнева выступили красные пятна. Делейни испугалась и в то же время пришла в восторг. Ник с его черными волосами, гладкой загорелой кожей и дымчато-серыми глазами был красивым мальчиком.

Он стоял в кустах, вытянув руки по бокам, и в его напряженной позе был вызов. В его венах бурлила кровь басков и ирландцев. Некоторое время Ник смотрел на них, а затем обменялся несколькими словами с Генри. Сейчас, через много лет, Делейни не помнила слов, но хорошо помнила, как он был взбешен.

Потом Ник повернулся и ушел, расправив плечи и гордо подняв голову.

– Держись от него подальше, – сказал Генри.

Это был не последний раз, когда Генри велел ей держаться подальше от Ника, но сейчас, спустя годы, Делейни жалела, что не послушалась этого предупреждения.

Ник натянул джинсы и встал, чтобы застегнуть молнию. Он оглянулся на женщину, лежавшую среди смятых простыней на кровати в номере мотеля. Глаза ее были закрыты, и дышала она легко и ровно. Это была Гейл Оливер, дочь местного судьи и недавно разведенная мать маленького сына. Чтобы отпраздновать конец своего брака, она сделала липосакцию и вставила в груди имплантаты с соляным раствором. На похоронах Генри она подошла к Нику и откровенно объявила, что хочет, чтобы он был первым, кто увидит ее новое тело. По выражению ее глаз Ник понял – она считает, что он должен быть польщен. Он не был. Но ему нужно было отвлечься, а она предлагала способ сделать это, и он согласился. Когда Ник подъехал на «харлее» к мотелю, она притворилась оскорбленной, но отвезти ее домой не попросила.

Ник отвернулся от женщины и прошел по зеленому ковру к раздвижным дверям на маленький балкон, выходящий на 55-й хайвей. Он не собирался приезжать на похороны старика, и сам до сих пор толком не мог понять, как получилось, что он все-таки приехал. Только что он стоял на берегу Кресент-Бей, обсуждая детали с субподрядчиком, и вдруг уже сидит на мотоцикле и едет в сторону кладбища. Ник не собирался там появляться. Он знал, что является персоной нон грата, и все-таки приехал. По какой-то причине, докапываться до которой ему не хотелось, он чувствовал, что должен попрощаться со стариком.

Ник отошел в угол балкона, подальше от прямоугольника света, падавшего на дощатый пол, и погрузился в темноту. Преподобный Типпет едва успел произнести «аминь», когда Гейл в обтягивающем платье на тоненьких бретельках предложила Нику переспать.

– В тридцать три мое тело лучше, чем было в шестнадцать, – прошептала она ему на ухо.

Ник смутно помнил, как Гейл выглядела в шестнадцать, однако он не забыл, что ей нравился секс. Гейл была из тех девчонок, которые любят трахаться, но потом пытаются вести себя как девственницы. Бывало, она удирала из дома и скреблась в дверь бакалейной лавки Ломакса, где Ник работал – мыл полы после закрытия. Если он был в настроении, то впускал ее и занимался с ней сексом на ящике с товаром или на прилавке перед кассой. А потом она вела себя так, как будто сделала ему одолжение. Но на самом деле оба знали, что это неправда.

Прохладный ночной воздух трепал волосы Ника и обдувал его, но он не замечал холода. Делейни вернулась. Услышав про Генри, Ник рассудил, что она должна приехать домой на похороны. Но все равно он был потрясен, когда увидел ее, стоящую у гроба, с волосами, выкрашенными оттенков в пять рыжего цвета. Десять лет прошло, а она по-прежнему напоминала ему фарфоровую куклу, хрупкую, нежную и гладкую как шелк. При первом же взгляде на нее Ник вспомнил все так, как будто это было вчера. Тогда ее волосы были белокурыми и было ей семь лет.

В тот день, больше двадцати лет назад, стоя в очереди за мороженым, он впервые услышал про новую жену Генри Шоу. Ник не сразу поверил этой новости. Генри снова женился? Поскольку Ника интересовало все, что имело отношение к Генри, он и его старший брат Луи сели на велосипеды и помчались в объезд озера к огромному викторианскому особняку Генри. Мысли Ника крутились так же быстро, как колеса его велосипеда. Он знал, что Генри никогда не женится на его матери. Сколько Ник себя помнил, он и Генри всегда друг друга ненавидели. Они даже почти не разговаривали. Генри большей частью его просто игнорировал, но сейчас у Ника появилась надежда, что все может измениться. Вдруг новая жена Генри любит детей и он ей понравится?

Ник и Луи спрятали велосипеды за соснами и залегли под густыми кустами краснокоренника, окаймлявшими террасную лужайку. Это местечко они хорошо знали. Луи был старше Ника, ему было двенадцать, но Ник лучше умел ждать – возможно, потому, что привык, а может быть, потому, что его интерес к Генри Шоу был глубоко личным. Мальчики устроились поудобнее и приготовились ждать.

Примерно через час наблюдения Луи заныл:

– Он не выходит из дома. Мы столько тут проторчали, а он так и не вышел.

– Рано или поздно он выйдет. – Ник посмотрел на брата, потом снова на большой серый дом. – Должен выйти.

– Лучше пойдем половим рыбу в пруду мистера Бендера.

Каждое лето мистер Бендер выпускал в свой пруд, вырытый за домом, форель. И каждое лето братья Аллегрецца освобождали его от нескольких красивых рыбин дюймов по двенадцать длиной. Ник напомнил брату, что на прошлой неделе мать дала им по рукам деревянной ложкой. Обычно Бенита Аллегрецца отчаянно защищала сыновей, но когда мистер Бендер привел домой их обоих, пропахших рыбьими потрохами и несущих каждый по нескольку рыбин на леске, отрицать очевидное не могла даже Бенита.

– Она ничего не узнает, потому что Бендера нет в городе.

Ник подумал о голодных форелях в пруду, так и ждущих его острого крючка с наживкой. Но потом покачал головой и стиснул зубы. Если Генри действительно женился, то надо дождаться и увидеть его новую жену.

– Ты ненормальный, – возмущенно сказал Луи и выбрался из кустов.

– Пойдешь ловить рыбу?

– Нет, вернусь домой. Только вот сначала попытаюсь устроить наводнение ящерицам.

Ник улыбнулся. Ему нравилось, когда старший брат говорил обо всякой ерунде с таким невозмутимым видом, как сейчас.

– Не говори маме, где я. Сама-то она уж точно об этом не догадается.

Луи расстегнул молнию на брюках и помочился на большой валун.

– Не скажу.

Когда брат укатил, Ник снова переключил внимание на дом. Подперев голову рукой, он стал наблюдать за парадным входом. Мальчик лежал и думал о том, как ему повезло, что у него есть старший брат, который учится в седьмом классе. С Луи Ник мог поговорить обо всем, и тот никогда его не высмеивал. Луи уже видел в школе фильм про половое созревание, поэтому ему можно было задавать серьезные вопросы – например когда вокруг члена появятся волосы, и обо всяких других вещах, о которых не спросишь так запросто у матери-католички.

По руке Ника пополз муравей, Ник собирался его раздавить, когда парадная дверь вдруг открылась. Он замер. Генри вышел из дому, остановился на веранде и оглянулся. Потом сделал знак рукой, и из дверей вышла маленькая девочка. Пышная грива светлых кудряшек обрамляла ее лицо, ниспадая на спину. На девочке было белое платье с оборками и кружевные носочки, какие девочки обычно надевают к первому причастию, хотя день был даже не воскресный. Генри указал в ту сторону, где лежал в засаде Ник. Тот затаил дыхание, испугавшись, что его заметили.

Генри и девочка пошли через лужайку в сторону укрытия, где прятался Ник.

– А вот здесь, – сказал Генри девочке, – есть отличное большое дерево, как раз подходящее, чтобы устроить домик на дереве.

Девочка посмотрела на возвышающегося над ней мужчину и кивнула. Ее золотистые кудряшки запрыгали как пружинки. У девочки были большие карие глаза, а кожа гораздо светлее, чем у Ника. Казалось, она похожа на тех куколок, что Тиа Нарцисса запирает в шкаф со стеклом, подальше от неуклюжих мальчишек с грязными руками. Нику никогда не разрешалось трогать этих кукол, но ему не очень-то и хотелось.

– Как у Винни Пуха? – спросила девочка.

– А ты хочешь?

– Да, Генри.

Генри опустился на одно колено и посмотрел девочке в глаза.

– Ты можешь называть меня папой, я теперь твой отец.

Грудь Ника словно что-то сдавило, а сердце забилось так сильно, что стало трудно дышать. Он ждал этих слов всю жизнь, но Генри сказал их не ему, а этой глупой светлокожей девчонке, которой нравится Винни Пух. Должно быть, он издал какой-то звук, потому что Генри и девочка разом посмотрели в его сторону.

Генри встал и спросил:

– Кто здесь?

Обмирая от страха, Ник медленно поднялся и предстал перед человеком, которого мать всегда называла его отцом. Генри стоял, расправив плечи, и смотрел в светло-серые глаза Ника.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил он. Ник вздернул подбородок, но не ответил.

– Генри, кто это? – спросила девочка.

– Никто, – сказал Генри и повернулся к Нику: – Уходи домой. Уходи и больше здесь не появляйся.

Ник Аллегрецца стоял в кустах краснокоренника, доходивших ему почти до груди, коленки у него дрожали, в желудке ныло, и он чувствовал, как его надежды умирают. В эту минуту он ненавидел Генри Шоу.

– Сукин сын, – прошипел Ник и посмотрел на девочку с золотыми волосами.

Ее он тоже ненавидел. С ненавистью в глазах он повернулся и вышел из укрытия. Больше он не вернется. Ему надоело прятаться в тени. Все. С этим покончено. Он больше не будет ждать того, чего ему никогда не видать.

Звук шагов вернул Ника к реальности.

– Ну и что ты думаешь?