Глаза у него расширились от изумления, он даже стал заикаться.

— Но ты… ты… ты была…

— Да, я много что говорила. Когда мы поженились, я была очень юной, Майлз. Теперь я на десять лет старше и понимаю свои обязанности.

— Мой племянник, — начал Роулингс и остановился. — Ты совершенно уверена, моя дорогая?

Взглянув на полное лицо мужа, а затем на еще более полное тело, она засомневалась. Но сколько раз может потребоваться на осуществление этого желания? Наверняка всего лишь несколько, пусть и неприятных, совокуплений, и потом у нее будет ребенок. Она сжала под столом его руку.

— Я с радостью поставлю точку на моих глупо прожитых годах, Майлз. Я не имею права лишать тебя наследника.

Он слегка покраснел.

— Честно говоря, дорогая, это было моим самым заветным желанием. Последние несколько лет я особенно чувствую, как мне не хватает сына. Только… — Он пожевал губу. — Я должен обсудить это с леди Чайлд.

Эсма вздрогнула:

— Это необходимо?

— Ребенок очень многое изменит в нашей жизни. Когда он появится, мы с тобой должны будем жить вместе. Мне придется отказаться от моего дома на Портер-сквер.

— Разве обязательно что-то менять? Почему нельзя жить, как раньше?

— О нет, — ответил Майлз на удивление твердо. — Мне надо жить в доме, подавая хороший пример. Мы оба должны проявлять большую осторожность, так лучше для ребенка.

Эсма всегда замечала нелепость и уж тем более не пропустила ее в этом разговоре.

— Возможно, если мы сохраним дом на Портер-сквер, ты сможешь… навещать там леди Чайлд.

— Это будет неправильно. Леди Чайлд удивительная женщина, она изменила мою жизнь. Я уже никогда и никуда не опаздываю. В прошлом году я даже произнес речь в парламенте! Конечно, ее написала она. Так что мне следует очень деликатно обсудить с ней этот вопрос.

— Я уверена, что леди Чайлд все поймет. Имея собственных детей, она знает, насколько это важно для тебя.

— Если она даже бросит меня, это будет ничто по сравнению с великим счастьем иметь семью.

— Боже мой! — Эсма внимательно посмотрела на мужа. — А я и не знала, что ты настолько одержим идеей воспроизводства.

— Когда мы только поженились, мне было наплевать, — согласился Майлз. — Но я не становлюсь моложе, дорогая, эта идея начала крепнуть во мне, и ничего с ней уже не поделаешь. — Он вдруг поцеловал жену в щеку. — Для меня это слишком важно.

В его сияющих глазах Эсма увидела свое будущее. Скандально известная замужняя женщина превратится в семейную матрону, будет жить с мужем, показывая хороший пример детям. К несчастью, Эсма не слишком любила быть обремененной твердыми моральными устоями.

— Скажем, дня через два? — спросил Майлз.

Сначала она не поняла, о чем он говорит.

— Этого времени мне будет достаточно, чтобы обсудить ситуацию с леди Чайлд.

Наконец до Эсмы дошло, что муж имеет в виду. Очевидно, их семейная жизнь начнется сразу после того, как леди Чайлд одобрит (вероятно) его план.

— Ты прелесть, Майлз! Очень благородно с твоей стороны быть столь откровенным с леди Чайлд.

Он покраснел до слез и что-то пробормотал в ответ. Эсма медленно обвела взглядом длинный обеденный стол. Конечно, Себастьян сидел рядом с невестой. Джина весело смеялась, а он наклонил голову, чтобы услышать, что она ему говорила. Волосы у него блестели в свете канделябров.

Позволив себе мимолетное удовольствие полюбоваться маркизом, Эсма вздохнула и повернулась к мужу, который с сочувствием смотрел на нее.

— Мне очень жаль, дорогая, — тихо сказал он. Майлз был не только чрезвычайно милым, но еще и понятливым. Слишком понятливым для мужчины. Справившись с раздражением, она выдавила слабую улыбку.

— Ты хорошая женщина, Эсма. И не думай, что я этого не знаю.

— Вряд ли за этим столом хоть кто-нибудь согласится с тобой, — фыркнула она.

— И будут не правы, — с улыбкой ответил Майлз и повернулся к соседу.

Эсма повернулась к Берни. Но даже плечи Берни потеряли для нее привлекательность. Более того, ее поклонник стал выглядеть каким-то побитым и раздражительным, а это говорило о том, что пора отпустить его на волю.

— Как сегодня охота? — с натянутой улыбкой спросила она.

Слушая краем уха рассказ о кончине трех уток, куропатки и двух зайцев, Эсма старалась представить себя в постели с Майлзом. Невозможно! Даже представить такое невозможно. Десять лет, после нескольких недель брака, они практически не спали вместе. И к чему привела ее импульсивность?

Тем не менее ребенка Эсма Роулингс хотела больше, чем скандальной известности. Она хотела ребенка, хотела прижимать его к груди, баюкать, целовать. Она устала от мускулистых рук и обольщающих взглядов. Она готова променять все это на милую пушистую головку. Думая о своем будущем ребенке, она так улыбалась Берни, что он забыл недавно посетившую его мысль о том, что леди Роулингс просто флиртует с ним.

— Послушайте! — воскликнул он, сжимая ей руку.

Эсма поморщилась. Рука и так болела от пожатий мужа.

— Я хотел спросить, могу я вечером пригласить вас на первый танец?

Она вспомнила, как танцевала с Майлзом, который, словно умирающая рыба, с трудом двигался по танцевальной площадке.

— Я буду рада оставить за вами не только первый, но второй танец, если хотите.

Берни просиял. В последнее время он решил, что леди Роулингс слишком недоступна. Значит, был не прав.

Глава 22

Леди Элен, графиня Годвин, бежит от неприятных происшествий в Лондоне

Карола Перуинкл была вне себя от радости и беспокойства. Едва подруги удалились в туалетную комнату, она тут же воскликнула:

— Я думаю, наш план работает! Я думаю… он поцеловал меня. Разве это не удивительно, Эсма? Разве это не чудо?

Эсма притворилась, что поправляет волосы. Горничная снова сделала ей прическу в греческом стиле, и шляпка без полей самым жалким образом съехала набок.

— Конечно, дорогая, — сказала она, и голос ее потеплел. — Я просто счастлива, что Таппи появился в свете.

— Возможно, в течение вечера он еще раз поцелует меня. — Карола разгладила свое креповое, цвета соломы, бальное платье. — Я не собиралась его носить из-за слишком глубокого выреза, а потом вспомнила… — Договорить она не успела, поскольку дверь комнаты открылась. Эсма повернула голову, и ее лицо осветилось искренней улыбкой.

— Элен, милая, как я рада тебя видеть! Вот уж не думала, что ты намерена заехать к нам.

Графиня Годвин была высокой стройной женщиной с гладкими белокурыми волосами, уложенными в замысловатую прическу.

— Добрый вечер, Эсма. Очень рада видеть тебя, Карола! Леди Перуинкл бросилась к Элен, и слова посыпались из нее, обгоняя друг друга.

Графиня села в кресло, со смехом выслушала чрезвычайно эмоциональный монолог Каролы и наконец сказала:

— Позволь мне все это упорядочить. Бог знает по какой причине ты решила, что хочешь вернуть своего мужа, и наша дорогая Эсма дала тебе настолько превосходный совет, что бедняга теперь вне себя от страсти после одной рыболовной прогулки. Надеюсь, завтра не пойдет дождь. Он может подмочить столь многообещающее искусство.

— Дождь привлекает рыбу на поверхность, — ответила Карола и усмехнулась. — Я настоящий специалист.

— Что за прелестная картина, — сказала Элен. — Вы с Таппи ежитесь от холода на речном берегу, обмениваясь под дождем жаркими взглядами. Уже одна эта мысль заставляет меня радоваться, что я не рыбак.

Карола весело засмеялась:

— О, Элен, тебя вообще невозможно представить на берегу реки. Ты слишком изысканна!

— Слава Богу, — ответила подруга и обернулась к Эсме: — Ну а как наш местный ловелас? Неужели Дадли столь великолепен, как ты писала?

— Не Дадли, а Берни. Он действительно великолепен. Но чтобы ты знала, я собираюсь, если использовать рыбную терминологию, бросить его назад в море.

Карола, уже наклонившаяся над туалетным столиком, чтобы поправить выбившийся локон, обернулась.

— Правда? Но я думала, — с лукавой улыбкой произнесла она, — что ты еще недостаточно поработала над Берни.

Подруга сморщила нос.

— Хватит ничтожеств. — Эсма пожала плечами. — Я заимствую страницу из твоей книги, дорогая. Собираюсь забрать своего мужа обратно.

— Майлза? Ты собираешься вернуться к Майлзу?

— В настоящее время он мой единственный муж. Элен ничего не сказала, только прищурилась.

— Я хочу ребенка, и Майлз самая подходящая кандидатура для осуществления моего желания. — Не имело смысла приукрашивать правду, тем более перед своими подругами.

Карола упала в кресло, на ее лице был испуг.

— Вы обе выглядите так, будто я приглашаю вас на свои похороны, — усмехнулась Эсма.

— И ты не соскучишься по Берни? — спросила Карола.

— Абсолютно нет.

— Какая жертва! — сказала Элен.

— Я ужасно хочу ребенка, теперь меня совершенно не интересует ни Берни, ни его мускулатура, ни чья-либо еще. Я просто хочу ребенка.

Элен кивнула:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

— А я нет! — воскликнула Карола. — Я не считаю, что Эсма должна примиряться с мужем. То есть с Майлзом! Он толстеет. И он рабски привязан к леди Чайлд.

— Уже нет. — В глазах Эсмы мелькнула насмешка.

— Он бросил ее ради тебя? — изумилась Карола.

— Не вижу ничего удивительного, — ответила Элен со смехом. — Майлз был бы счастлив приблизиться к жене хоть на десять шагов.

— Он милый человек, — сказала Эсма. — И очень добрый. Он действительно любит леди Чайлд, но хочет наследника.

— Эсма, я никогда не сомневалась, что ты добьешься любого мужчины, которого захочешь, — сказала Карола. — Просто я не могу представить тебя с Майлзом. Боже мой!

Он не выдерживает никакого сравнения с Берни, не так ли?

Взяв с туалетного столика веер, Эсма начала обмахиваться, прикрывая им лицо.

— Я понятия не имею, что можно найти в голове у Берни. Но что бы там ни было, у него не хватит ума это оспаривать.

— Надо же, какие перемены. Я вот мирюсь с Таппи, по крайней мере надеюсь примириться. Джина собирается выйти за своего маркиза…

— Возможно, — сказала Эсма.

Элен подняла брови, но Карола продолжала:

— А ты хочешь иметь ребенка от Майлза. Ты намерена с ним жить?

— Да. Он считает, что так будет лучше для ребенка, и я с ним полностью согласна.

— Как странно. Мы все трое будем жить с нашими мужьями. Никаких больше скандалов в свете.

— И мне придется нести факел за вас троих, — прибавила Элен.

Карола улыбнулась:

— О, Элен! Ты и скандалы — вещь несовместимая.

— Отнюдь. В конце концов, я не живу со своим мужем, а так как я не могу представить себя лежащей рядом с ним, пока мы не в могиле, то не собираюсь присоединяться к вам троим в ваших счастливых брачных авантюрах.

Эсма криво усмехнулась:

— Думаешь, я заключаю сделку с дьяволом, не так ли?

— Нет, — ответила Элен. — Я бы тоже хотела иметь ребенка. Будь мой супруг даже наполовину столь порядочным и добрым, как твой, я бы сломала его дверь, требуя исполнения супружеских обязанностей. Но поскольку…

— Зачем ты приехала к нам? — Эсма старалась не смотреть на подругу. — Я думала, ты решила остаться в Лондоне еще на месяц.

Элен ответила не сразу.

— Прошлым вечером он посетил оперу, — наконец сказала она. — В сопровождении той молодой женщины.

Карола неодобрительно пискнула:

— Этот беспутный, дегенеративный…

— …развратник, — закончила Эсма.

— Я намеревалась сказать «развязный человек», — с достоинством произнесла Карола.

— Ты могла сказать «пес», — добавила Эсма.

— Или «подлец», — вставила Элен.

— Лорд Годвин — свинья! Я не могу поверить, что он привел в оперу эту проститутку. Не говорите мне, что они вошли в ложу!

Элен сидела выпрямившись, в обычной для нее позе, только подбородок был слегка вскинут.

— Да, они вошли.

— Боже мой! — вскричала Карола.

Эсма резко захлопнула веер.

— Подлец — это еще слишком мило для него.

— Я сидела с майором Керстингом, — сказала Элен. — Это был трудный момент.

— Просто ужасный, — простонала Карола, сжимая руку подруги.

— Я бы не назвала его ужасным. Но было трудно.

— Оставь, Элен! — поморщилась Эсма. — Было трудно? А по-моему, отвратительно!

— Майор Керстинг поддержал меня, — улыбнулась Элен.

— Ничего другого он и не мог, старый тупица. Не понимаю, зачем ты все время ходишь с ним?

— Он разбирается в музыке. Кроме того, не делает никаких авансов.

— Еще бы! Ведь каждый знает, что… — Эсма замолчала.

— Что знает? — спросила Карола. — Я никогда не слышала, что майор Керстинг страстно увлечен какой-либо определенной женщиной.

— И не услышишь. В том-то все и дело, Карола. Майор предпочитает общаться с мужчинами.

— О! — Когда Карола была чем-то потрясена, глаза у нее становились круглыми, как у ребенка, и она еще больше напоминала херувима.