Элоиза Джеймс - Влюбленная герцогиня

— Будь я твоим женихом, а не мужем, я бы не позволил тебе вообще танцевать с другими мужчинами. Джину вдруг обдало жаром.

— О! — выдохнула она, но совесть заставила ее броситься на защиту своего избранника. — Себастьян чувствует, что у нас довольно сомнительное положение. В конце концов, я ведь еще замужем.

Она раскрыла веер и начала усиленно обмахиваться. Как неоднократно повторяла ее мать, нет ничего хуже пылающего лица при рыжих волосах.

— Да, в конце концов, ты еще замужем, — медленно повторил Кэм.

Он протянул руку, взял у нее шампанское и тоже сделал глоток. Джина облизнула губы. Было нечто слишком интимное в том, что они пили из одного бокала. Видимо, шампанское опять ударило ей в голову.

— Может, сядем где-нибудь? — спросил он.

— Хорошо.

Он тут же повел ее к одному из маленьких альковов с тяжелыми шелковыми портьерами, которые были устроены по всему периметру бального зала. Джина присела на небольшую бархатную софу.

— Я ни разу сюда не заходила.

— Почему? Здесь, правда, душновато. И я не очень высокого мнения о художественном вкусе леди Троубридж. — Он устроился рядом и презрительно оглядел картину с томным купидоном, сидящим на лютике.

— Занавешенные альковы считаются неприличными.

— А я бы только и делал, что проводил все свое время в этих альковах, не пропуская ни одного, — с откровенной насмешкой произнес Кэм и передал супруге бокал. — Полагаю, мы обязаны допить его, пока не вернулся Боннингтон, не так ли?

— Я больше не хочу, спасибо.

— Как ты поживаешь, Джина?

— Прекрасно, — с удивлением ответила она.

Кэм наклонился, и она почувствовала запах его мыла.

— Нет, я имею в виду, как ты поживаешь на самом деле. В конце концов, мы с тобой близкие родственники, хотя и не виделись двенадцать лет. Долгое время мы были кузенами, потом, когда неожиданно выяснилось, что мы не родня по крови, ты стала моей женой.

— У меня действительно все хорошо, — ответила Джина, приходя в еще большее волнение. Она захлопнула веер и уставилась на него.

«Когда глаза Джины прикрыты черными ресницами — наверняка она их красит, — рассеянно подумал он, — ее лицо почти столь же безупречно, как и лицо Мариссы». Странно, что он не заметил этого раньше, видимо, из-за ее глаз, которые отвлекали его. Не глядя на него, Джина изящными пальцами разглаживала веер, и он вдруг почувствовал вожделение, отозвавшееся мгновенной тяжестью в паху. Неужели эти длинные пальцы так же гладили и высокомерного Боннингтона? Если пока и нет, то долго ждать не придется. Кэм с трудом отогнал неприятную мысль.

— Джина. — Она подняла на него свои колдовские зеленые глаза. — Ты не собираешься поприветствовать меня на родине? — хрипло спросил он, а затем без лишних размышлений поцеловал жену.

Кэм почувствовал ее удивление. Он и сам был удивлен. Какого дьявола, что на него вдруг нашло? «Женские губы, закрытый альков, неясные звуки вальса. Англия с ее лучшей стороны», — успел подумать он и растворился в поцелуе.

Услышав сдавленный вскрик жены, Кэм, разумеется, воспринял его как приглашение к действию… и ее рот приоткрылся.

Все исчезло — вальс, портьеры, шампанское. Никакой тоски по родине, никакого приветствия. Брачная игра. В мгновение ока их поцелуй превратился в неразрывное слияние губ. Правой рукой он гладил ее волосы, а ее рука обнимала его за шею. От этого поцелуя мог воспламениться даже воздух, если бы Джина вдруг не отстранилась и не толкнула Кэма в плечо.

С минуту они просто смотрели друг на друга, затем она протянула руку и отодвинула портьеру. Через зал к ним шел ее жених.

— Прости меня, — сказала Джина. — Я на мгновение забыла, кто ты.

Кэм рассердился. Еще ни одна женщина, находясь в его объятиях, не забывала, кто он. А уж тем более собственная жена…

— Похоже, Боннингтон избавит нас от этого супружеского затруднения, — медленно произнес он.

— А разве тебя что-то смущает? — поинтересовалась Джина, подняв тонкую бровь.

Она тоже хладнокровно восприняла случившееся, признал Кэм. И будь он проклят, если поверит, что она ни разу не заходила в альков.

— Я всегда считал неприятным затруднением хотеть собственную жену. Это столь же неприлично, как желание съесть хлебный пудинг в детской.

Она слегка покраснела.

— Хлебный пудинг?

— Да. Хлебный пудинг. Ведь без него можно обходиться долгое время, не так ли? Фактически его редко подают к цивилизованному столу. Но иногда вдруг появляется неожиданная страсть именно к этой домашней стряпне.

Осознав метафору, Джина поняла, что ее сравнивают с невкусной стряпней, которую она так ненавидела в детстве. От бешенства ее голос стал просто медовым.

— Понимаю твое затруднение, — пропела она. — Ведь и в самом деле унизительно испытывать безответную страсть, не так ли?

Кэм улыбнулся.

— Тогда какого дьявола ты помолвлена с этим человеком? — Он кивнул в сторону маркиза.

Джина чуть не задохнулась. Ну что ж, решил Кэм, много приятнее видеть в подобном состоянии жену, чем себя.

— А знаешь, румянец и в самом деле не очень к лицу рыжеволосым, — с видом первооткрывателя сказал он.

Боннингтон подходил к ним, держа стакан отвратительной желтой жидкости. Джина вышла в зал и одарила его чарующей улыбкой.

Кэма очень позабавило, когда он увидел, что загнанное выражение маркиза только усилилось.

— Я должна немного освежиться. К несчастью, это собрание начинает казаться мне довольно скучным. — Джина сделала паузу. — Возможно, это успокаивающий эффект от возобновления знакомства с товарищем детских игр. Полагаю, вы не обидитесь на это, сэр. Боюсь, я совершенно потеряла интерес к детской. — Она холодно улыбнулась мужу и взяла Боннингтона под руку. — Не погулять ли нам в саду?

Кэм исподтишка наблюдал, как маркиз автоматически отстраняется, чтобы соблюсти приличную дистанцию между их телами.

— Надеюсь, вы нас извините, — пробормотал он.

В его глазах мелькнул слабый проблеск мужественной паники, что заставило герцога доброжелательнее отнестись к бедному малому. В конце концов, зачем судить о человеке по его мелочно требовательному поведению на людях? Некоторые из очень благовоспитанных парней, как ему известно, были совершенно возмутительными в частной жизни.

Если хотите, он должен сочувствовать этому зануде. «Его поймали», — думал Кэм, глядя, как Джина уводит Боннингтона. К несчастью, маркиз сам уготовил себе неприятности, когда сделал ей предложение, ркоро он, выйдя из Сент-Джеймсской церкви, окажется под каблуком у своей жены.

— Привет, герцог! — Кэм повернул голову. К нему с непринужденностью заядлого пьяницы обращался неизвестный господин, который слегка покачивался, но сохранял равновесие. — Я Ричард Блэктон, троюродный брат со стороны твоей матери. Сразу тебя узнал. Знаешь, а ты прямо копия своего отца. Зачем сюда пожаловал? Аннулировать первый брак? Хочешь взять кого-нибудь помоложе? Возьми одну из дочерей Девентош. Они тоже рыжие. А в свете не так много женщин с рыжими волосами. Если у тебя склонность к этому цвету, что ж… бедняки не могут выбирать.

— Рад встрече, — ответил Кэм, чувствуя неприятную боль в голове.

— Что? — Пьяница казался смущенным. — Что ты говоришь, сынок?

— Я просто в восторге от нашей встречи.

— Да, иностранные манеры, — сказал Блэктон, подозрительно глядя на Кэма. — Иностранные манеры и рыжие волосы. Мне требуется выпить. — Он повернулся и заковылял к столу с напитками.

Герцог направился в комнаты, отведенные для него леди Троубридж, пытаясь выбросить из головы засевшее там ужасное подозрение. У Мариссы были темные волосы. Очень темные. Настолько темные… просто черные.

А волосы Джины цвета спелого апельсина.

Возможно, у него действительно слабость к рыжим волосам? Эта мысль его смущала, ибо не совпадала с представлением Кэма о себе как об англичанине, который весело живет в забытой Богом стране, ваяет из мрамора упитанных обнаженных женщин, о человеке, который проводит дни, покрытый серой мраморной пылью.

В его жизни… этой жизни… не было места для раздражающей герцогини.

Для жены.

На следующее утро Джина никак не могла заставить себя подняться к завтраку. Она свернулась калачиком в постели, вспоминая каждое мгновение встречи с мужем. Он совсем не походил на того Кэма, образ которого сохранился в ее памяти. «Он стал настоящим мужчиной», — с дрожью подумала она. Его плечи… нет, главным образом его взгляд. Он смотрел на нее с таким выражением, словно она была прелестным объектом для шутки. Джина зарылась в одеяло, игнорируя невольный трепет, который пробудило в ней воспоминание об их поцелуе.

Честно говоря, многие из гостей леди Троубридж были столь же огорчены своими воспоминаниями. Сэр Рашвуд лежал в постели, грустно размышляя над весьма неприятным замечанием жены, сделанным ею после его танца с красавицей миссис Бойлен. У лорда Перуинкла не выходила из головы Карола, не менее трех раз танцевавшая с каким-то щеголем. Сейчас Таппи хмуро жевал тост, гадая, возможно ли с помощью нового гардероба для супруги вернуть ее любовь. Джину вывел из мечтаний голос матери, сопровождается шуршанием юбок.

— Дорогая, открой глаза. Я здесь, — сообщила леди Кренборн. — Приехала вчера очень поздно.

— Я так и поняла, мама, — пробормотала Джина, приподнимаясь на подушке. — Может, перенесем наш разговор на другое время?

— Боюсь, что нет. Я совершила этот вояж только ради того, чтобы поговорить с тобой, и должна немедленно вернуться в Лондон на собрание Женской благотворительной организации. Я получила еще одно! — Тон матери, близкий истеричному, наконец привлек внимание Джины.

— Что получила? — спросила она, уже зная ответ.

— Новое письмо, разумеется! — почти выкрикнула леди Кренборн. — И что мне теперь делать? Мой брат умер!

— Да, мама, — удивленно ответила Джина. — Но какая связь между его смертью и получением этого письма? — Самая прямая! — голосом страдающей Офелии возвестила мать.

Джина ждала.

— В прошлый раз я вызвала брата, и он сам обо всем позаботился. Обо всем! Полагаю, он даже нашел человека Боу-стрит, и хотя с тех пор он никогда об этом больше не упоминал, я думаю, тот человек оказался небезуспешным. А теперь мы одни. Даже Кренборн умер пять лет назад, хотя и в то время он был совершенно бесполезен. Совершенно! «Думаю, женщина умеет держать язык за зубами!» — вот и все, что он мог сказать.

Джина неоднократно слышала этот рассказ о способностях отца, поэтому очередное повторение считала весьма утомительным.

— Слава Богу, Гертон абсолютно не походил на моего супруга, — продолжала леди Кренборн. — Слава Богу, он сразу понял, что ты должна выйти замуж за его сына, а если бы это зависело от твоего отца, тебя признали бы незаконнорожденной еще до того, как он понял бы все последствия.

— Да, но…

— Мой брат просто взял заботу на себя. Осознав всю серьезность положения, он тут же отозвал Камдена из Оксфорда, и на следующий день вы уже были женаты. Если меня кто-то и восхищает, моя дорогая, то это человек действия. Каковым твой отец не был.

— Ты получила еще одно письмо от шантажиста? Но леди Кренборн в ярости ходила взад-вперед по комнате и не слышала ее.

— Я умоляла твоего отца, когда тебя совсем крошкой привезли к нам. Я говорила: Кренборн, если у тебя есть хоть капля ума, заплати этой женщине.

Джина вздохнула. Поскольку разговор предстоял долгий, ода выбралась из постели, накинула халат и села у камина.

— Разве он подчинился? Или послушался меня? Отнюдь. Кренборн только и делал, что бормотал: «Какая необыкновенная эта женщина, какая изысканная, она никогда не предаст собственного ребенка». И что получилось?

— Ничего ужасного. Если ты помнишь, я стала герцогиней, мама.

— Благодаря твоему брату, а не Кренборну! И кто бы мог написать анонимное письмо? Конечно, французы. Я уверена, что его написала эта женщина. И второе письмо тоже.

— Мама, — произнесла Джина, но леди Кренборн продолжала метаться по комнате. — Мама!

— Что? — Она вдруг застыла на месте и автоматически подняла руки к волосам. — Ты что-то сказала, дорогая?

— Графиня Линьи не могла написать это письмо. Она умерла в прошлом году.

— Умерла?

Джина кивнула.

— Твоя… твоя… женщина, родившая тебя, умерла? Невероятно!

— Мне сообщил об этом мистер Раунтон и приложил вырезку из парижской «Экспресс».

— Почему ты не сказала мне?

Джина заметила явные признаки надвигающейся бури.

— Я не хотела расстраивать тебя упоминанием ее имени.

— И что же ты предприняла? — спросила леди Кренборн.

— Предприняла?

— Я знаю тебя, Джина! Пусть я не произвела на свет, но воситала тебя. И что же ты сделала, получив сообщение Раунтона?