Я не успела ответить, потому что в коридоре раздался смех. Дверь распахнулась, и в комнату вошли четыре моих тети, Ракита, Орхидея, Лотос и их дочери. Отец пригласил их, чтобы у меня была свита, как и положено невесте. Они стали прихорашивать куклу, расправили складки на ее юбке, пригладили шелковую тунику и вот­кнули в голову несколько заколок из перьев зимородка, чтобы головной убор держался на месте.

— Быстрее! — воскликнула бабушка, когда зазвенели тарелки и послышался гром барабанов. — Поторопись!

— Но моя дощечка...

— Забудь о ней на время, — велела бабушка. — Весе­лись на своей свадьбе, потому что больше тебе такого случая не представится, — во всяком случае, все будет не так, как ты представляла, лежа в одиночестве в по­стели много лет назад. — Она на секунду закрыла глаза и хитро улыбнулась. Открыв глаза, она звонко хлопнула в ладоши. — Поторопись!

Я прекрасно помнила все, что от меня требовалось. Я три раза поклонилась матери, встав на колени, и по­благодарила ее за все, что она для меня сделала. Потом три раза поклонилась бабушке и поблагодарила и ее тоже. Они расцеловали меня и подвели к кукле. На моей табличке не была поставлена точка, и я не могла по­пасть внутрь и потому просто обернулась вокруг куклы.

Бабушка была права. Я наслаждалась свадебной це­ремонией, и это не составило мне труда.

Тети восхищались моей красотой. Сестры просили прощения за свои детские выходки. Их дочери сказали, что сожалеют о том, что никогда не знали меня. Затем Вторая и Четвертая тети подняли меня, поставили на стул и вынесли из комнаты. Мама и бабушка присоеди­нились к процессии женщин семьи Чэнь, шествовав­шей по коридорам, мимо павильонов, пруда и камен­ной горки к залу с поминальными дощечками. Над ал­тарным столиком, рядом со свитками бабушки и дедуш­ки, висел портрет моей матери. Ее кожа казалась про­зрачной, волосы были заколоты вверх, как у юной неве­сты, а полные губы складывались в улыбку. Должно быть, так она выглядела, когда они с папой поженились. Теперь ей не нужно было бранить домашних, чтобы они вели себя, как подобает; вместо этого она вдохновляла их своим примером.

Все предметы на алтарном столике были представ­лены нечетным числом. Это был знак того, что сегодня состоится необычная свадьба. В три жаровни были вот­кнуты семь благовонных палочек. Папа дрожащими ру­ками налил разным богам и богиням девять чашек вина. Затем он предложил три чашки каждому из моих пред­ков. Кроме того, он положил на столик пять персиков и одиннадцать дынь.

Потом мой стул подняли и поднесли к главным во­ротам. Я так долго мечтала, что выйду через эти ворота, чтобы проследовать к дому моему мужа, и наконец это случилось. Как всегда во время свадеб призраков, Ива держала над моей головой решето для просеивания риса, чтобы укрыть меня от бездонного неба. Куклу уса­дили не в красный, а в зеленый паланкин. Носильщики пронесли его вокруг озера, подняли на вершину горы Ушань и проследовали мимо храма к дому моего мужа. Дверь паланкина открылась, мне помогли выйти из него и усадили на другой стул. Мама и бабушка стояли на ступеньках рядом с госпожой У, которая по обычаю встречала меня. Она повернулась, чтобы приветствовать моего отца. Во время свадеб призраков родители обыч­но радуются тому, что отвратительная дощечка покида­ет их дом, и потому остаются дома, чтобы не слишком явно выказывать свое ликование, но отец последовал за мной. Он ехал за моим зеленым паланкином, чтобы весь Ханчжоу знал, что его дочь — девушка одной из самых уважаемых и богатых семей в городе — наконец выхо­дит замуж. Когда меня перенесли через порог дома се­мьи У, мое сердце переполнилось такой радостью, что жемчужины посыпались через край, и, казалось, ощу­щение счастья разлилось по всей усадьбе.

Процессия, состоящая из призраков и живых лю­дей, проследовала к залу с поминальными дощечками предков семьи У. Красные свечи отбрасывали тени на стены зала. Жэнь ждал меня здесь, и, когда я увидела его, чувства захлестнули меня. Он был одет в свадеб­ный костюм, который я сама для него сшила. Я стала призраком, но в моих глазах он по-прежнему был кра­савцем. Единственное, что отличало его от любого дру­гого жениха, — это черные перчатки. Они напоминали всем присутствовавшим на церемонии, что, какой бы радостной она мне ни казалась, она была связана с пе­чалью и тайной.

Церемония закончилась. Слуги подняли мой стул и стали раскачивать его, чтобы я вместе с мужем покло­нилась моим новым предкам. Это был знак того, что я покинула родную семью и стала частью семьи моего мужа. Начался обильный, роскошный пир. Денег на него не пожалели. Прибыли мои тети и дяди, их доче­ри, их мужья и дети. Они заполонили все столы. Бао — такой же толстый, с похожими на бусинки глазками — уселся рядом с женой и сыновьями, тоже упитанными и с близко посаженными глазами. Прибыли даже на­ложницы семьи Чэнь. Им накрыли стол в конце зала. Они возбужденно переговаривались щебечущими голо­сами, потому что были счастливы отправиться на про­гулку. Мне отвели почетное место. Справа от меня си­дел муж, а слева отец.

— Кое-кто из моих родственников думал, что я вы­даю дочь за человека, занимающего более низкое поло­жение, — сказал отец Жэню, когда слуги поставили на стол последнюю, тринадцатую, тарелку. — Действитель­но, достаток и положение наших семей различались, но я любил и уважал твоего отца. Он был хорошим челове­ком. Наблюдая за тем, как вы с Пион растете, я пони­мал, что вы будете прекрасной парой. Она была бы с тобой счастлива.

— И я был бы с ней счастлив, — ответил Жэнь. Он поднял бокал и отпил глоток, а затем добавил: — Теперь она всегда будет рядом со мной.

— Пообещай заботиться о ней.

— Обещаю. Обещаю.

После банкета нас с Жэнем отвели в комнату ново­брачных. Куклу-невесту положили на кровать, и все вышли из комнаты. Я робко улеглась рядом с ней и ста­ла наблюдать за тем, как Жэнь раздевается. Он долго смотрел на раскрашенное лицо куклы, а затем лег на кровать.

— Я все время думал о тебе, — прошептал он. — Я никогда не переставал любить тебя. В моем сердце ты всегда была моей женой.

Затем он обвил куклу руками и притянул ее к себе.

Утром в дверь тихо постучала Ива. Жэнь уже проснулся и сидел у окна. Он разрешил ей войти. За Ивой последо­вали моя мать и бабушка. Служанка поставила поднос, па котором стояли чайник, чашки и нож. Она налила Жэню чай, а затем подошла к кровати. Склонившись над куклой, она стала расстегивать ее тунику.

Жэнь вскочил со своего места.

— Что ты делаешь?

— Я пришла, чтобы взять поминальную дощечку ма­ленькой госпожи, - кротко ответила Ива, опустив голову, — Ее нужно поставить на алтарный столик вашей семьи.

Жэнь прошел через комнату, взял у нее нож и поло­жил его в карман.

— Я не хочу, чтобы ее резали. — Он пристально по­смотрел на куклу. — Я так долго мечтал о том, что Пион будет со мной. Пусть все остается так, как есть. Подго­товь комнату. Там мы будем воздавать ей почести.

Я была очень тронута, но этого нельзя было допус­тить. Я повернулась к маме и бабушке.

— А как же моя дощечка? — спросила я.

Они беспомощно всплеснули руками и испарились в воздухе. На этом моя свадьба и ощущение величайшего счастья подошли к концу.

Как предсказывала И, свадьба призраков утихоми­рила жителей усадьбы. Все вернулись к своим буднич­ным обязанностям, и она могла спокойно вынашивать ребенка. Жэнь подготовил для кукольной невесты кра­сивую комнату с окном, выходящим в сад. Ива заботи­лась о ней. Жэнь приходил туда каждый день и иногда оставался на час-другой. Он любил читать или писать там. И выполняла все обычаи и традиции и относилась ко мне так, словно я была настоящей первой женой: приносила мне жертвенные дары и читала молитвы. Но в душе я тихо стонала. Я любила эту семью. Они испол­нили мое желание и устроили свадьбу призраков, но пока моя дощечка — отвратительная дощечка — остава­лась без точки, я была голодным духом, хоть у меня по­явилась новая одежда, туфли и бинты, подаренные мне мамой и бабушкой. Разумеется, я и не вспоминала о том, что мама и бабушка просили меня закончить коммента­рий. Я не буду заниматься сочинительством, пока И не родит ребенка.

Наступил последний месяц беременности. И, как ей советовали, не мыла волосы двадцать восемь дней. Я следила за тем, чтобы она была спокойна, не взбира­лась по лестницам и не переедала. Когда наступило вре­мя родов, госпожа У провела специальную церемонию, чтобы ублаготворить злых демонов, которые стремятся навредить роженицам. Она поставила на стол тарелки с едой, благовониями, свечами, цветами, бумажными деньгами и двумя живыми крабами и пропела защит­ные заклинания. Когда церемония была окончена, гос­пожа У велела Иве взять крабов и выкинуть их на улицу, потому что, по поверью, уползая, они заберут с собой демонов. Они завернули в бумагу пепел, оставшийся от благовоний, и повесили его над кроватью И. Пепел ос­ыпется там в течение тридцати дней после рождения ребенка, чтобы его мать не попала на Кровавое озеро. Однако, несмотря на все предпринятые усилия, И при­шлось нелегко.

— Злой дух мешает ребенку войти в этот мир, — ска­зала повитуха. — Это особый вид демонов — возможно, кто-то явился из прошлой жизни, чтобы потребовать возвращения неоплаченного долга.

Я покинула комнату, испугавшись, что она имеет в виду меня, но вернулась, когда крики И усилились. Как только я вошла в комнату, она успокоилась. Повитуха вытирала ей лоб, а я озиралась по сторонам. Я никого нe видела, но чувствовала присутствие некоего духа, зло­го духа, до которого не могла дотянуться.

И очень ослабела. Когда она стала звать свою мать, Жэнь ушел, чтобы привести предсказателя. Тот осмот­рел комнату — скомканное постельное белье, кровь на ногах И, растерянную повитуху — и приказал устано­вить еще один алтарь. Он достал три заколдованных амулета, представляющих собой листы желтой бумаги семь сантиметров шириной и почти метр длиной. Один он повесил на двери спальни, чтобы не дать войти злым духам, другой — на шею И, а третий сжег, смешал пепел с водой и заставил И выпить это варево. Затем он под­нес к огню бумажные деньги, произнес заклинания и полчаса колотил по столу.

Я была напугана. Ребенку было больно. Его держало нечто такое, чего не видел и не мог остановить никто из нас. Я так старалась, чтобы преподнести мужу этот по­дарок. Я сделала все, что от меня зависело, разве не так?

Когда предсказатель сказал: «Ребенок хватается за внутренности матери. Злой дух хочет забрать жизнь ва­шей жены», повторив те самые слова, которые он произ­нес, стоя у кровати Цзе, я поняла, что должна решиться на отчаянный поступок. Я приказала предсказателю сно­ва пропеть свои заговоры и заклинания, госпоже У — про­тереть живот роженицы горячей водой, Иве — сесть сза­ди, чтобы поддерживать ее, а повитухе — открыть ро­дильный канал. Затем я поползла внутрь ее тела и вскоре столкнулась лицом к лицу с сыном Жэня. Его шея была замотана пуповиной. После каждой схватки она затяги­валась все туже. Я взяла конец пуповины и потянула ее, чтобы вырвать у таившегося вверху существа. Она отско­чила назад, и ребенок резко вздрогнул. Там было холод­но, а вовсе не тепло и уютно. Я проскользнула под пупо­вину, чтобы ослабить давление на шею младенца, затем схватила дальний конец и рванула его как можно силь­нее, чтобы вырвать пуповину у того, кто ее держал. Мы стали медленно продвигаться к выходу. Я смягчала каж­дую схватку, защищая сына Жэня, пока мы не выскольз­нули в руки повитухи. Но радоваться было рано.

Даже после того, как младенец сделал первый вдох и его положили на грудь матери, он оставался вялым и синюшно-бледным. Мне было совершенно ясно, что на него напали некие враждебные силы, и я боялась, что он не выживет. Об этом беспокоилась не только я. Гос­пожа У, Ива и сваха помогали предсказателю выполнить другие защитные ритуалы. Госпожа У принесла штаны своего сына и повесила их в ногах кровати. Затем она села за стол и написала на листке красной бумаги четы­ре иероглифа, составивших фразу «пусть все злые духи уйдут в эти штаны», и затолкала листок в карман брюк.

После этого госпожа У и повитуха перевязали ступни и ручки ребенка красными тесемками, на каждой из которых звенел кусочек серебра. Серебро оберегало мла­денца от злых духов, а узлы означали, что ребенок не будет непослушным или неуправляемым ни в этой, ни в одной из будущих жизней. Ива взяла желтый лист бу­маги, обвязанный вокруг шеи И, и сложила из него ша­почку, а затем надела ее на голову младенца, чтобы сила матери защищала ребенка. Тем временем предсказатель снял с двери бумажный амулет, сжег его и смешал пепел с водой. Через три дня эту воду использовали для того, чтобы впервые искупать новорожденного. После обря­да очищения мертвенная синева наконец исчезла, но его дыхание оставалось неровным. Сыну Жэня требо­вались другие амулеты, и я позаботилась о том, чтобы их собрали вместе, завязали в мешок и вывесили за дверь. Это были волосы, выметенные слугами из темных уг­лов дома (они должны были уберечь ребенка от испуга, если он услышит собачий лай или мяуканье кошек), уголь, который превратит его в сильного мужчину, лу­ковицы, чтобы он был догадливым, и приносящие ус­пех и удачу косточки апельсина.