Мэдди видела фотографии с места преступления и читала полицейские отчеты. Но ведь с того вечера прошло двадцать девять лет – не шутка! Ей не раз случалось сидеть за сетчатой перегородкой напротив убийц, которые подробно рассказывали, что сделали бы с ее телом, если бы представилась возможность. Но по сравнению с визитом в бар «Хеннесси» все это было как съесть пирожное.


Бар «Хеннесси», выкрашенный в невыразительный серый цвет, оказался просторнее, чем можно было ожидать, глядя с улицы. В баре стояли два бильярдных стола, а у длинной стойки был устроен танцпол. В центре зала три ступеньки вели в огороженное белыми перилами пространство нижнего уровня, где стояли десять круглых столиков. В отличие от «Морта» «Хеннесси» никогда не пользовался репутацией злачного места с раздевающимися девицами. Это было весьма солидное заведение, известное тем, что здесь подавали хорошие напитки и слушали хорошую музыку.

Встретив гостью, Майк встал за стойку бара и налил в шейкер первосортного джина. Затем взглянул на Мэдди – свет выхватывал рыжеватые пряди из массы ее темных волос, забранных в конский хвост. Переводя взгляд на высокую прозрачную бутылку, которую держал в руке, он проговорил:

– Этот бар построил мой прадед в тысяча девятьсот двадцать пятом.

Мэдди поставила фотоаппарат на стойку и, осмотревшись, спросила:

– Во времена «сухого закона»?

– Да. – Майк указал на нижний уровень в центре. – Здесь был обеденный зал! А в задней комнате он гнал хлебный спирт, который потом украдкой продавал.

– И его ни разу не поймали? – спросила Мэдди, снова озираясь.

Майк расплылся в улыбке:

– К счастью, ни разу. – Он едва сдержался, чтобы не прижать Мэдди к стене и не задушить поцелуями.

Однако оба знали: она, Мэдди, пришла сюда лишь для того, чтобы сделать несколько фотографий. Поэтому Майк удивился, заметив, что Мэдди ужасно нервничала. Он-то думал, она будет рада… Он ведь предложил то, чего она хотела. Но Мэдди, казалось, вот-вот упадет в обморок.

– В те дни наш городок был слишком маленьким и незначительным, а прадедушку все любили. Когда же «сухой закон» отменили, он перестроил здесь почти все. С тех пор это место оставалось таким, как сейчас. За исключением текущего ремонта и необходимых усовершенствований. – Добавив немного вермута, Майк накрыл шейкер крышкой. – Мой дед превратил вон то пространство в танцплощадку, а отец поставил бильярдные столы. – Он встряхнул шейкер с джином и вермутом и добавил: – И я решил оставить все как есть.

Майк выставил на стойку два замороженных бокала для мартини. Добавил несколько оливок на зубочистках и стал разливать коктейль, одновременно поглядывая на Мэдди.

Она молчала, и он вновь заговорил:

– Я вкладывал все деньги и силы в «Морт». На следующей неделе мы с моим приятелем Стивом встречаемся с инвесторами. Обсудим возможность начать новый бизнес – вертолетное сообщение в наших краях. Возможно, это – золотая жила. Я знаю, как вести дела в баре, но мне ужасно хочется чего-то нового. Потому что иногда начинает казаться, что я топчусь на одном месте. – Он подтолкнул бокал с мартини в сторону Мэдди. Интересно, слушала ли она его?

Ее пальцы тронули ножку бокала.

– Почему тебе кажется, что ты топчешься на месте?

Значит, все-таки слушала.

– Не знаю. Может быть, потому, что в детстве мне не терпелось убраться отсюда подальше. – Вытащив зубочистку из своего бокала, он надкусил оливку. – Но тем не менее я здесь.

– Потому что здесь – твоя семья. А вот у меня нет семьи. Ну… кроме двоюродных братьев и сестер, которых я видела лишь мельком. Будь у меня сестра или брат, мне бы захотелось жить рядом с ними. По крайней мере, мне так кажется.

Майк знал, что мать Мэдди умерла, когда она была совсем маленькой.

– Где твой отец?

– Не знаю. Я никогда его не видела. – Она помешивала свой мартини зубочисткой с насаженными на нее оливками. – Откуда ты знаешь, что именно я пью?

Майк задумался: не сменила ли она тему намеренно?

– Я знаю все твои тайны. – Мэдди смутилась, и Майк рассмеялся. – Просто я запомнил, что ты пила в тот вечер, когда я тебя увидел.

Он обошел барную стойку и сел возле Мэдди. Она повернулась к нему, и Майк поставил ногу между ее ногами. На ней была черная юбка, и его колено чуть приподняло материю.

– Правда? – Мэдди взяла свой бокал и внимательно посмотрела на Майка. Затем принялась тянуть коктейль будто воду. Если переберет, ему придется везти ее домой. Что, кстати, очень неплохо.

– Скажи, ты помнишь еще что-нибудь, кроме предложения Дарлы продемонстрировать тебе свою голую задницу? – спросила Мэдди, облизнув нижнюю губу.

– Я помню, что в тот вечер ты тоже была шикарная штучка. – Он взял ее за руку. – Я тогда все думал: как бы мне поцеловать тебя?

– Но в конце концов поцеловал, ведь так же?

– Да, в конце концов поцеловал. – Он заглянул ей в глаза. – Поэтому теперь я думаю обо всех тех местечках, которые еще не успел поцеловать.

Мэдди поставила бокал на стойку.

– Ты замечательно делаешь коктейли, Майк.

– Я многое делаю замечательно.

– Особенно если нужно сказать правильные слова, для того чтобы заставить женщину поверить, что ты говоришь искренне.

Он отпустил ее руку.

– Ты думаешь, что я говорю не всерьез?

Мэдди схватила камеру и крутанулась на своем стуле. Майк убрал ногу, и она встала.

– Я не сомневаюсь, что ты это всерьез. – Она повернулась к нему спиной и подняла камеру повыше. – Каждый раз, когда ты говоришь с женщиной, ты говоришь всерьез.

Взяв свой бокал, Майк проговорил:

– Ты думаешь, что я говорю так со всеми женщинами?

Мэдди навела на фокус и спустила затвор – снимок пустых столов. Полыхнула вспышка, и она ответила:

– Да, разумеется.

Укол был болезненным – особенно потому, что это не соответствовало действительности.

– Ну, дорогая, ты себя недооцениваешь.

– Я очень даже знаю себе цену.

Снова щелчок и вспышка, после чего Мэдди сказала:

– Но я знаю, как устроен мир.

Майк сделал глоток, и прохладный джин огненной дорожкой пробежал по горлу, проникая туда, где уже копилось что-то похожее на раздражение.

– Тогда расскажи, что именно ты знаешь?

– Я знаю, что я – не единственная женщина, с которой ты проводишь время. – Опустив камеру, Мэдди пошла в дальний угол бара.

– Ты единственная женщина, с которой я в данный момент встречаюсь.

– В данный момент. А потом двинешься дальше. Уверена, незаменимых среди нас нет.

Тут снова последовал щелчок, а затем – вспышка.

– Не думал, что у тебя с этим проблема. – Майк отошел в темный угол и прислонился к музыкальному автомату.

– У меня нет проблем. Просто я сказала, что уверена: в темноте мы все одинаковы.

Она уже начинала его злить, но у него было ощущение, что в чем-то Мэдди была права. Интересно, черт возьми, почему он так отчаянно хотел увидеть эту женщину? Она, конечно же, поверила сплетням о нем. Но почему это его обидело? Она не возражала против того, чтобы он встречался с другими, – и это, черт возьми, его тоже задевало. А может, так и надо? Может быть, надо выбросить ее из головы и позвонить другой? Но беда заключалась в том, что никому звонить не хотелось, и это сбивало с толку и еще больше раздражало.

Когда Мэдди сделала несколько снимков пола перед барной стойкой – в нескольких ракурсах, – Майк заявил:

– Тут ты ошибаешься. Не все женщины в темноте одинаковы.

Она взглянула на него. Майк хотел ее обидеть, но Мэдди, что было для нее типично, повела себя не так, как другие женщины. Пожав плечами, она спросила:

– Ты пытаешься свести меня с ума?

– Это было бы неплохо. Ведь ты пытаешься свести с ума меня.

Подумав немного, Мэдди вдруг призналась:

– Ты прав.

– Почему ты так решила?

– Я ничего не решила. Просто не хочу думать о том, что делаю. – Мэдди пошла в конец стойки и уставилась на коврики на полу. Сделала несколько снимков и опустила камеру. Потом очень тихо – так что Майк едва услышал – сказала: – Я не думала, что будет так тяжело.

Он замер, затаил дыхание. А Мэдди вновь заговорила:

– Тот же самый бар, те же самые зеркала… Те же лампы и старая касса… – Она ухватилась за стойку бара. – Не хватает только крови и трупов.

Майк подошел к ней и поставил свой бокал на стойку. Было что-то странное в ее голосе, когда она продолжала:

– Она умерла здесь! Как ты можешь это выносить?

Он обнял ее за плечи.

– Я больше об этом не думаю.

Обернувшись, Мэдди посмотрела на него огромными грустными глазами.

– Как это возможно? Твоя мать убила твоего отца прямо на верхней ступеньке…

– Этот бар – всего лишь место трагедии. Четыре стены и крыша. К тому же все это случилось очень давно. Поверь, я уже много лет об этом не думаю.

– А я думаю. – Закусив губу, Мэдди отвернулась, чтобы утереть слезы.

Раньше, до Мэдди, Майку не доводилось встречаться с писательницами. Но ему показалось, что для женщины, которая писала книгу о людях, которых даже не знала, она была сейчас слишком уж эмоциональна.

– Да, это оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала. Для моих книг я обычно не беру собственные фотографии. Но тут почему-то подумала, что смогла бы это сделать.

Может, она слишком глубоко погружалась в подробности преступления? Может, ей хотелось их прочувствовать, чтобы описать все так, как было? Откуда ему знать, черт возьми. Он вообще редко читал книги.

Мэдди посмотрела на него и тихо сказала:

– Мне нужно идти. – Она взяла камеру со стойки, затем – на ходу – подхватила со стула жакет и сумочку, где оставила их, когда вошла в бар.

Вечер был испорчен, и Майк не понимал почему. Он не знал, что сделал не так и чего не сделал, хотя был должен. Он надеялся, что Мэдди сделает несколько снимков, потом они выпьют, поболтают – и дело наконец дойдет до раздевания.

Проводив Мэдди до выхода, Майк спросил:

– Ты сможешь вести машину?

Стоя в круге света, Мэдди пыталась просунуть руки в рукава жакета. Она кивнула, и ее сумочка упала на землю. Вместо того чтобы ее поднять, она вдруг закрыла лицо ладонями.

– Наверное, мне стоит отвезти тебя домой. – Майк подошел к ней, нагнулся и поднял сумку. Он воспитывался в окружении женщин, но Мэдди Дюпре совершенно не понимал. – Ты слишком расстроена, чтобы вести машину.

Она взглянула на него сквозь слезы и пробормотала:

– Я должна тебе рассказать кое-что… про себя. Мне следовало сказать это сразу.

Майк насторожился.

– Ты замужем? – Он поставил сумку на капот ее машины и пристально взглянул на нее.

Она покачала головой:

– Нет, я… я… – Мэдди тяжело вздохнула, утирая со щеки слезы. – Я не… Боюсь, что не смогу… – Она обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом. – Я не могу выбросить из головы эти снимки места преступления.

Так дело только в этом? Вот почему она так расстроена? Майк не знал, что сказать. Чувствуя себя совершенно беспомощным, он обнял Мэдди за талию, помогая ей удерживаться на ногах. Да, он не знал, что сказать, зато прекрасно знал, что ему хотелось сделать! Наверное, это хорошо, что Мэдди не читала его мысли.

– Послушай, Майк…

– Да, милая… – Сегодня она снова благоухала ванилью, и даже просто держать ее в объятиях было почти так же приятно, как заниматься с ней сексом.

– Майк, сколько у тебя с собой презервативов?

Он замер на мгновение. Потом ответил:

– Двенадцать штук. В грузовике.

– Должно хватить.

Майк поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо, сейчас освещенное фонарями.

– Я тебя не понимаю, Мэдди Дюпре.

– В последнее время я сама себя не понимаю. – Она взъерошила его волосы, затем привлекла к себе и поцеловала в губы. – А в том, что касается тебя, я вообще делаю именно то, чего делать не следует.


На следующее утро, довольно поздно, Мэдди стояла на кухне с чашкой дымящегося кофе в руке. На ней был белый купальный халат, а влажные волосы блестели после душа. Минувшей ночью она чуть было не призналась Майку, чуть не сказала, что Элис Джонс была ее матерью! Ей давно следовало ему об этом сказать, но каждый раз, открывая рот, она не могла произнести ни слова. Возможно, думала, что момент неподходящий, что найдется более удачный…

Ох, как же ей хотелось выбросить из головы эти ужасные образы! А ведь она бывала на могиле матери и тогда вовсе не раскисала… Однако стоять на том самом месте, где погибла мама… О, ей казалось, что сердце вот-вот разорвется от боли. Возможно, все было бы иначе, если бы она не видела фотографий, где была мамина кровь, где ее светлые волосы были измазаны темно-коричневым!.. Тогда, наверное, она сумела бы держать себя в руках.

Мэдди ненавидела свои эмоциональные порывы – особенно если это с ней случалось на глазах у посторонних. Но на сей раз это произошло на глазах у Майка. Однако в тот момент ей требовался кто-нибудь, за кого можно было бы ухватиться, чтобы хоть как-то сохранить душевное равновесие.