Рэйчел Гибсон - Влюбленная в тебя

– Нельзя допустить, чтобы это сошло ей с рук. – Подол розового халата обвивался вокруг лодыжек, когда она в волнении мерила шагами кухню. Было девять утра, и, к счастью, у Мэг был выходной. Трэвис же ночевал у Пита и пребывал в блаженном неведении – не знал, какая буря разразилась дома.

– Нельзя допустить, чтобы она продолжала здесь жить! – кричала Мэг. – Мы так хорошо жили, пока она не появилась в городе! Она в точности как ее мать! Явилась – и перевернула нашу жизнь!

Покинув дом Мэдди, Майк вернулся в бар и попытался успокоиться. Когда бар закрылся, он задержался, чтобы заняться делами. Просмотрел выписки с банковских счетов и составил платежную ведомость. Провел инвентаризацию товаров и составил списки того, что было необходимо заказать. Утром же отправился к сестре.

– Кому-то придется что-то сделать, – заявила Мэг.

Майк поставил кофейную чашку на старый дубовый стол, за которым обедал в детстве, и сел в кресло.

– Обещай, что ты ничего не предпримешь.

Мэг остановилась и воззрилась на брата.

– Что, например? Что я могу сделать?

– Обещай, что ты к ней и близко не подойдешь.

– Что ж, по-твоему, я могу сделать?

Майк промолчал, и сестра сказала:

– Я не такая, как мама. Я никому не причиню вреда. – «Разве что самой себе», – добавила она мысленно.

– Обещай, – настаивал Майк.

– Отлично. Если от этого тебе станет легче, обещаю, что не сожгу ее дом дотла. – Мэг тихо рассмеялась и уселась рядом с братом.

– Мэг, это не смешно.

– Может, и так. Но ведь тогда никто не пострадал!

Лишь потому, что он появился вовремя и вытащил сестру из их старого дома, который она уже успела подпалить. Мэг упорно отрицала, что пыталась покончить с собой. Майк до сих пор не знал, можно ли ей верить.

– Ты же знаешь, что я не сумасшедшая.

– Знаю, – кивнул он.

Мэг покачала головой:

– Нет, не знаешь! Иногда ты так смотришь на меня… В такие минуты мне кажется, что ты видишь маму.

Это было настолько близко к истине, что Майк не пытался отрицать.

– Временами мне кажется, Мэг, что твои эмоции перехлестывают через край.

Она пожала плечами:

– Тебе вполне может так казаться. Но есть огромная разница между эмоциональным человеком, который кричит и рыдает, и тем, кто просто берет револьвер и убивает себя и других.

Майк подумал, что называть истерики сестры проявлением «повышенной эмоциональности» – это слишком мягко выразиться. Но ему не хотелось спорить. Он встал и направился к раковине.

– Я устал. Поеду домой, – сказал он, выплескивая остатки кофе в сливное отверстие.

– Постарайся уснуть, – забеспокоилась сестра.

Майк взял с кухонного стола ключи от машины. Мэг встала и обняла его на прощание.

– Спасибо, что приехал и все рассказал.

Но кое-что он от нее утаил. Даже не заикнулся о том, что занимался сексом с Мэдди. И уж тем более не сказал о том, что влюбился в нее.

– Скажи Трэвису, что завтра утром я заеду и повезу его порыбачить.

– Он будет в восторге. – Мэг проводила брата до двери. – В последнее время ты был так занят на работе, что вам, мальчики, не удавалось провести время вместе.

Да, он был занят. В основном – обхаживая Мэдди Дюпре. Нет, Мэдди Джонс!

– Прими душ! – крикнула Мэг вдогонку брату, когда он шел к грузовику. – У тебя ужасно помятый вид!

«Это очень точное выражение», – подумал Майк. И действительно, его выкинули как грязную тряпку. Он забрался в грузовик и десятью минутами позже уже стоял в своей спальне, недоумевая: как вышло, что его жизнь превратилась в ад?

Стягивая рубашку, он уловил запах Мэдди. Вчера вечером она благоухала кокосом и лаймом, а утром ему впервые за время их знакомства не захотелось уткнуться лицом в ее шею. Нет, ему хотелось свернуть ей шею!

Майк бросил рубашку в корзину для стирки в чулане и снял ботинки. Стоя накануне в кухне Мэдди и выслушивая ее признание, он чувствовал себя как боксер, пропустивший удар в висок. Но этой девице, кажется, все было мало. Она еще притащила фото своей матери, что добило его окончательно. Оставалось только лечь на ринге и дожидаться финального отсчета.

Да, он свалял дурака, впервые в жизни всерьез воспринял отношения с женщиной. Настолько всерьез, что это чувство разъедало его грудь как кислота. Только она оказалась не той, за которую он ее принимал. Это оказалась… Мэдди Джонс, дочь последней подружки отца. И не важно, что она не видела в нем Лока и ничем не напоминала свою мать! Не важно даже то, что она ему лгала. Все это не имело особого значения. Главное – он знал теперь, кто она на самом деле. Почти всю жизнь он отчаянно пытался освободиться от власти прошлого – выходит, лишь для того, чтобы влюбиться в женщину, которая по уши в этом дерьме!

Майк вошел в ванную и пустил воду в душе. Очевидно, в нем куда больше от отца, чем он полагал. Это его и подвело. Почти с самого начала он знал: есть в этой Мэдди нечто особенное. Нечто такое, что действовало на него как магнит. Но он не знал, что именно его к ней влекло и лишь теперь понял: это было то же самое безоглядное влечение, которое его отец, должно быть, испытывал к ее матери. Да, то же самое наваждение, заставлявшее мечтать о Мэдди и улыбаться, когда она улыбалась, смеяться, когда она смеялась. Вероятно, такой же душевный бальзам снисходил и на его отца, когда тот был с ее матерью. Теперь как будто пелена спала с его глаз, и он отчетливо увидел ситуацию, в которой оказался.

Майк шагнул под душ, и теплая вода окатила его с головы до ног. Если его отец собирался оставить семью ради Элис Джонс, значит, он действительно влюбился в ту женщину. Теперь и ему, Майку, стало это понятно. Ведь он полюбил Мэдди Джонс, хотя очень не хотел это признавать. И вспомнилось, как Мэдди открыла ему дверь вчера вечером. Тогда она стояла перед ним с котенком на руках, и в его сердце словно зажглось жаркое солнце. В тот момент он кое-что понял. Понял, что испытывает мужчина, который любит женщину. Понял это каждой клеточкой своего тела. А потом он отнес Мэдди в постель и понял, что значит заниматься с женщиной не сексом, а любовью! Это было потрясающее открытие.

Увы, потом она… словно вырвала сердце из его груди.

Майк откинул назад голову и закрыл глаза. В своей жизни он видел и делал немало такого, о чем впоследствии жалел. Испытывал душераздирающую боль, когда видел смерть солдат-сослуживцев. Но это не шло ни в какое сравнение с той болью, которую принесла ему любовь к Мэдди.

Оставалось только одно – то, что он в душе сказал ей перед уходом. Да, именно это он и сделает. Забудет Мэдди Джонс.

Мэг открыла входную дверь и взглянула в спокойные голубые глаза Стива Касла. Она успела принять душ, и он приехал как раз в тот момент, когда она закончила сушить волосы.

– Я не знала, кому еще могу позвонить, – сказала она, смутившись.

– Я рад, что вы позвонили мне.

Стив шагнул через порог и пошел следом за Мэг на кухню. На нем были синие джинсы и футболка с изображением рога изобилия и надписью на груди: «Все ненавидят вегетарианцев». За чашкой свежесваренного кофе Мэг поведала Стиву о том, что услышала от Майка.

– Скоро весь город узнает, и я ума не приложу, что мне делать.

Стив обхватил чашку своей громадной ручищей и поднес к губам.

– Похоже, вам ничего другого и не остается, кроме как держать голову повыше, – сказал он, отхлебнув кофе.

– Как я смогу? – В последний раз, когда она говорила со Стивом о Мэдди Дюпре-Джонс, он дал очень дельный совет, и ей тогда стало легче. – Ведь все в городе станут болтать про то, что сделала моя мать, да обсуждать романы моего отца.

– Да, вероятно. Но это не ваша вина.

Мэг встала и пошла к кофейнику.

– Я знаю. Но люди же все равно не оставят меня в покое. – Она взяла кофейник и снова наполнила чашки – налила Стиву и себе.

– Верно. Не оставят. Но вы просто говорите себе: «Я не сделала ничего дурного».

Мэг вернула кофейник на место и со вздохом проговорила:

– Я-то могу сказать это себе. Но легче мне не станет.

Стив поднялся из-за стола.

– Станет, если вы в это поверите.

– Вы не понимаете… Это ведь так унизительно.

– О-о, я прошел через унижение. Когда я вернулся из Ирака, моя жена была беременна, и все знали, что ребенок не мой. – Стив подошел к Мэг; его хромота была едва заметна. – Мне пришлось пережить не только потерю ноги и жены. Пришлось пережить и то, что она изменила мне с моим армейским другом.

– О господи… Мне очень жаль, Стив.

– Не стоит сожалеть. На некоторое время моя жизнь превратилась в ад, но сейчас все наладилось. Иногда приходится попробовать на вкус дерьмо, чтобы понять, что такое сахар.

«Интересно, – подумала Мэг, – это что, одна из армейских поговорок?»

Стив взял ее за руку.

– Но вкуса сахара не понять, пока не избавишься от всей накопившейся мерзости. – Большим пальцем он погладил запястье Мэг, и по ее рукам пробежали легкие мурашки. – То, что сделали ваши родители, никакого отношения к вам не имеет. Вы были маленькой девочкой. И если моя жена трахалась с моим приятелем, то при чем здесь я? Пусть она была несчастна из-за того, что меня не было рядом, но ведь имелись другие, достойные способы унять тоску. Точно так же и с вашей матерью. Если ваша мама была несчастна из-за измен мужа, – могла бы найти другие способы решить проблему. Я не виноват в том, что сделала моя жена. И вы не виноваты в том, что совершила ваша мама. Не знаю, как вы, Мэг, но лично я не собираюсь посвятить остаток дней воздаянию за идиотские ошибки, которые совершил кто-то другой.

– И я не хочу.

Стив стиснул ее руку и тихо сказал:

– Тогда забудьте. – Он привлек Мэг к себе и обнял. – Одно я знаю наверняка: вы не можете контролировать то, что говорят и делают другие.

– Вы говорите в точности как Майк. Он считает, что я не могу преодолеть прошлое, потому что живу этим прошлым. – Она положила голову на могучее плечо Стива.

– Может быть, вам нужно впустить в свою жизнь что-то новое, чтобы отвлечься от прошлого.

Когда Мэг была замужем за отцом Трэвиса, прошлое не тревожило ее так, как сейчас.

– Может быть, вам нужен кто-то.

– У меня есть Трэвис.

– Помимо вашего сына. – Наклонившись, он снова заговорил – заговорил, едва ли не касаясь ее губ. – Мэг, вы красивая женщина. Вам нужен мужчина.

Мэг открыла рот, чтобы ответить, но не могла сообразить, что же именно сказать. Прошло слишком много времени с тех пор, как мужчина говорил ей, что она – красивая. Слишком много времени прошло с тех пор, как она целовала кого-нибудь, кроме сына. Тут губы их соприкоснулись, и Стив ее поцеловал. Это был нежный и теплый поцелуй, и казалось, он будет длиться вечно на ее залитой солнечными лучами кухне. А когда он все-таки закончился, Стив взял ее лицо в свои шершавые ладони и сказал:

– Я очень давно хотел это сделать.

Облизнув губы, Мэг улыбнулась. Благодаря Стиву она почувствовала себя желанной и прекрасной – не просто матерью, официанткой или женщиной, которой уже стукнуло сорок.

– Стив, сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

– Я старше вас на шесть лет.

– Это тебя смущает?

Мэг покачала головой:

– Нет, но для вас это может быть помехой.

– Возраст не бывает помехой. – Стив снова обнял ее и привлек к себе. – Только нужно придумать, как сказать Майку, что мне нужна его сестра.

Мэг с улыбкой обвила его шею руками. Она-то знала, что Майк рассказал ей далеко не все. В последнее время он делал тайну из своих отношений с Мэдди Джонс.

– Пусть сам догадается.

Лежа в постели, Мэдди чувствовала, что не в силах подняться. Во рту было сухо, а в душе – пусто. И она раз за разом спрашивала себя: «Почему я не сказала Майку раньше?» Ведь если бы сказала, кто она такая, в первый же вечер, когда появилась в «Морте», – он бы никогда не появился на ее пороге с ловушкой для мышей. Никогда не притронулся бы к ней и не целовал бы. И она никогда бы в него не влюбилась.

Снежок забралась на постель и направилась прямо к лицу хозяйки.

– Снежок, что ты делаешь? – спросила Мэдди хриплым от рыданий голосом. Она проплакала всю ночь! – Ты ведь знаешь, что мне не нравится шерсть. Это совершенно против правил.

Кошка забралась под одеяло и высунула мордочку прямо у Мэдди под подбородком. Мягкая шерстка щекотала ей горло.

– Мяу…

– Ты права. Кому нужны эти дурацкие правила? – Мэдди гладила кошку, а глаза ее снова наполнялись слезами. Она столько плакала ночью, что просто удивительно – неужели в организме осталась еще влага? По идее, должно было наступить обезвоживание. Действительно, почему она не сморщилась, как изюм?

Мэдди улеглась на спину и стала смотреть, как по потолку ползут тени. Она могла бы счастливо прожить всю жизнь, если бы не влюбилась. И была бы счастлива, так и не узнав, что такое сердечная боль и отчаяние, когда теряешь возлюбленного. Лорд Теннисон ошибался. Счастлив не тот, кто любил и потерял любовь, а тот, кто вовсе не знал любви! Она, Мэдди, предпочла бы не любить, чем полюбить Майка лишь затем, чтобы его потерять.