Кейси Майклз - Влюбленная вдова

Двое элегантно одетых джентльменов вошли в Гайд-парк со стороны Парк-лейн. Шляпы с изящно загнутыми полями франтовато сдвинуты набок, трости небрежно постукивают о мостовую, на лицах — выражение утонченной скуки, с годами ставшей уже привычной.

Один — брюнет, с приятным, открытым лицом. Другой — светловолосый. Назвать его симпатичным язык не поворачивался — мужчина был красив так, что при одном взгляде на него захватывало дух. Оба носили громкие титулы, оба были молоды, богаты и весьма уверены в себе.

И к тому же свободны как ветер.

Остановившись, они жадно втянули в себя воздух, словно породистые гончие перед тем, как взять след. Обменялись понимающими взглядами. Привычно тронули безупречно завязанные галстуки, поправили манжеты. И двинулись дальше все той же ленивой фланирующей походкой, которой до странности противоречил беспокойный огонек в глазах.

Для кого-то — хищники. Для кого-то — добыча.

Некогда Гайд-парк представлял собой охотничьи угодья, где кишмя кишели олени и где порой можно было встретить не только свирепого кабана или вепря, но даже дикого быка. Но не только зверей караулила в парке смерть. Веками гремели в нем выстрелы, и немало дуэлей случилось здесь на утренней заре, в тот ранний час, когда бледное солнце еще не успевало разогнать утренний туман, и реки голубой крови были пролиты под раскидистыми деревьями. Заросшие сорняком, кое-где даже виднелись развалины римских военных лагерей.

Потом Гайд-парк наводнили разбойники. Они свирепствовали тут до тех пор, пока Карлу II не пришла в голову мысль окружить парк каменным кольцом высоких, чуть ли не крепостных стен. А король Вильгельм III пошел еще дальше — он приказал повесить вдоль аллеи, которую называли в народе «королевской дорогой», почти три сотни фонарей.

В наши дни Гайд-парк превратился в островок мира и идиллического спокойствия — кругом, куда ни посмотри, аккуратно подстриженные лужайки и цветники, дорожки для верховой езды и экипажей, укромные тропинки, где ничто не нарушит ваш покой. Воздух, напоенный ароматом цветов, превращает это место в рай. Прогретые поцелуями солнца воды огромного искусственного озера Серпентайн кажутся неподвижными — в свое время королева Каролина приказала устроить здесь запруду, чтобы королевская семья могла наслаждаться отдыхом на борту одной из двух яхт, качавшихся когда-то возле этих берегов.

Да, в наше время Гайд-парк — поистине очаровательное местечко!

Но не всегда. Иной раз парк снова превращается в охотничьи угодья, и двум молодым джентльменам это было отлично известно.

— О, Кипп, посмотри-ка туда! — Темноволосый молодой человек кивнул куда-то влево. — Не подумай только, что я считаю своим долгом указывать тебе, куда направить свои стопы. Однако… Боже милостивый, какое безумие!

Повинуясь просьбе приятеля, Кипп Ратленд лениво повернул голову влево — как раз вовремя, чтобы заметить спешивший скрыться из виду наемный экипаж. В вознице, который лихорадочно нахлестывал несчастную клячу, он узнал бедолагу сэра Элвина Кларка, в дырявых карманах которого вечно гулял ветер. Злополучный молодой человек, явно не имевший ни малейшего понятия о том, как править экипажем, как раз в этот момент отчаянно натягивал поводья, безуспешно стараясь привлечь внимание юной дебютантки и сопровождавшей ее бдительной дуэньи.

— Знаешь, Кипп, сдается мне, у молодого Кларка столько же шансов заманить мисс Оливер в брачные тенета, сколько выиграть главный кубок на скачках в Ньюмаркете, — с язвительной жалостью в голосе заявил Брейди Джеймс, граф Синглтон. — Слава тебе Господи, что у меня когда-то хватило ума дать клятву никогда не жениться. Подумать только, ведь я и сам мог сейчас выглядеть таким же ослом, как молодой Элвин!

— Если твои слова всего лишь тщательно скрываемое сочувствие ко мне, Брейди, — весело бросил в ответ Кипп, чье полное имя было виконт Уиллоуби, — то принимаю их охотно и с благодарностью. Ну а теперь скажи честно, поможешь? Есть ли у тебя на примете подходящие кандидатки, готовые составить счастье твоего лучшего друга?

Брейди коварно улыбнулся:

— Я?! Господи, да ты шутишь, старина! Уж не надеешься ли ты, что я сам выберу для тебя невесту?

Кипп слегка приподнял шляпу — мимо них, вздымая пыль колесами, промчался открытый экипаж, битком набитый хихикающими юными леди.

— А собственно говоря, почему бы и нет, а, Брейди? Всем известно, что вкус у тебя отменный. Он тебя еще ни разу не подводил. До вчерашнего вечера, конечно, — если вспомнить тот кошмарный атласный жилет, который ты на себя напялил! Искренне надеюсь, что никогда его больше не увижу. С твоей стороны это был бы поистине акт милосердия.

— Шелковый, а не атласный! Между прочим, мой лакей обегал все модные лавки, прежде чем его нашел. Ну да ладно, оставим это, старина. Уж не ослышался ли я? Мне показалось, будто ты предлагаешь именно мне выбрать будущую виконтессу Уиллоуби? Ну уж нет, слуга покорный. Слишком большая честь для меня!

Кипп усмехнулся:

— А еще друг называется! Ладно, Брейди, нет — значит, нет. Но тогда, может быть, ты хотя бы выскажешь свое просвещенное мнение по поводу нескольких весьма достойных юных леди, дебютирующих в этом сезоне?

— Интересно, и как я его составлю, это мнение. Попрошу каждую из кандидаток — о, весьма вежливо, конечно! — запрокинуть голову и открыть пошире рот, чтобы мог проверить их зубы?! Так ведь они же не лошади! Нет, мой дорогой, забудь об этом! Да и вообще, объясни наконец, с чего ты вдруг вбил себе в голову, что тебе необходимо надеть брачные цепи? И притом непременно до окончания сезона?! I

Улыбка, сиявшая на лице Киппа, вдруг увяла, и он смущенно залепетал, что, дескать, устал затаскивать женщину в постель, зная, что через час-другой придется из нее вылезать и уныло тащиться домой.

Но это была только часть правды. Истинная причина спешки заключалась в другом. Когда-то давно, у постели умирающей матери, Кипп поклялся ей, что женится до того, как ему стукнет тридцать, и обеспечит появление на свет следующего виконта Уиллоуби — причем не позже чем через пять лет после свадьбы.

Прошло больше полугода с тех пор, как ему исполнилось тридцать, и мысль о том, что он клятвопреступник, преследовала Киппа постоянно, отравляя ему жизнь. Сказать по правде, ему вообще-то было наплевать, если титул виконта перейдет к одному из его дальних родственников в Суррее, хотя Кипп был уверен, что тот и мечтать не смеет о подобном счастье. В конце концов, если это и случится, так только после его смерти, меланхолично размышлял Кипп. Так что он все равно этого не увидит.

Если бы! Кипп от злости скрипнул зубами. Наверняка в этот знаменательный момент где-то там, на небесах, он будет валяться в ногах у матери, вымаливая прощение, в то время как она, деликатно утирая глаза ангельским крылом, устроит ему разнос.

Так что женится он, только чтобы сдержать слово, данное у одра умирающей матери. Это и была одна из основных причин, по которой Кипп решился наконец позволить завлечь себя в брачные сети.

Но не единственная. Во всяком случае — не главная.

— Говорю же тебе, Брейди, мне нужен наследник, — слабо защищался Кипп, провожая взглядом еще три открытые коляски, которые в эту минуту как раз проезжали мимо. Все они до отказа были забиты щебечущими дебютантками, и каждая из них лезла из кожи вон, стараясь выглядеть весело и непринужденно, только вот удавалось это бедняжкам ничуть не лучше, чем злополучному сэру Элвину. — Видишь ли, мне тут случилось нечаянно увидеть своего суррейского кузена… О Господи, даже вспоминать об этом не хочется! Так вот, скажу тебе откровенно — при одной только мысли, что подобная личность в один прекрасный день усядется в мое любимое кресло, держа в руках бокал с моим лучшим вином, или… Брр, просто мороз по коже!

— Ладно, ладно, можешь считать, что я тебе поверил, — учтиво кивнул в ответ граф. — Против подобных доводов возразить нечего. Только уверен ли ты, что сделанный мной выбор придется тебе по душе? Неужто ты согласишься пойти под венец с любой, кого я назову?

— Не с любой, а только с достойнейшей, не забывай об этом, Брейди, —

смеясь, остановил его Кипп. — Моя будущая жена должна быть честной и прямой. При этом я имею в виду не прямую спину (хотя это тоже немаловажно, но ее я и без тебя найду), а душу, которая не умеет лукавить.

— Прямодушную, значит? И вдобавок честную, да? Да еще и с достаточно сносной внешностью? Думаю, даже тебе не будет все равно, если твоя будущая жена окажется уродиной. Но при этом не слишком богатой и не из очень родовитой семьи, Кипп, иначе тебе несдобровать. Богатая и спесивая женушка еще, чего доброго, решит, что имеет право вертеть тобой, как ей заблагорассудится, и тогда одному Богу известно, что из всего этого выйдет. М-да, лучше всего сирота… Точно! Славная, хорошо воспитанная сирота — вот кто нам нужен! И с хорошими зубами — я положительно на этом настаиваю! — ради ваших будущих детей, разумеется. Нет ничего противнее виконтессы с желтыми, как у ослицы, зубами.

Кипп ответил ему признательной улыбкой. — Ах, Брейди, я всегда знал, что могу на тебя положиться. Ну так как — начнем?

Леди провели в Гайд-парке ровно тридцать пять минут. Абигайль Бэкуорт-Мелдон знала это точно, поскольку украдкой бросила взгляд на свои большие карманные часы, прежде чем сунуть их в сумочку.

Еще двадцать пять минут, и она прикажет кучеру ехать в сторону Халф-Мун-стрит. И ни минутой позже — пробыть слишком долго в Гайд-парке все равно что привесить к задку кареты табличку с надписью: «Ищу мужа. Нищих просят не беспокоиться».

И вовсе не потому, что мисс Эдвардина Бэкуорт-Мелдон, ее подопечная и племянница мужа, испытывала недостаток в поклонниках. Сказать по правде, они слетались к ней тучами, словно мухи на мед, с того самого дня, как Эбби решилась появиться с ней на людях.

В этом-то и заключалась проблема.

Если можно сказать, что дебютантка красива, тогда мисс Эдвардина, безусловно, оказалась жертвой собственной красоты. Восхитительно миниатюрная, на удивление соблазнительная, Эдвардина обладала безупречной фигурой. Маленький носик кокетливо вздернут, а пухлые губки такого оттенка, что сравнить их можно только с бутоном розы. На бледном лице голубые глаза казались двумя озерами необыкновенной чистоты, а облако золотистых волос сияющим нимбом окружало ее головку.

Когда-то Шекспир писал, что мужчины умирают и ложатся в землю, чтобы стать пищей червей, но что ни один из них, мол, не умирает от любви. Вздор, фыркнула про себя Эбби. Посмотрим, что сказал бы Уилл Шекспир, случись ему встретить Эдвардину Бэкуорт-Мелдон! Потому что любой мужчина в мире с радостью умер бы за одну лишь ее улыбку!

А весьма польщенная всем этим глупенькая Эдвардина, поблагодарив их всех реверансом, приказала бы соперникам бросить оружие.

Жаль, конечно… но если у малышки и есть мозги, хмуро подумала Эбби, маленькими глоточками потягивая ледяной лимонад, то заметить их иной раз бывает очень трудно — возможно, из-за сияющей копны золотистых кудрей. Тем более если учесть, что их и так немного.

Увы, девчушка сентиментальна и глуповата, вздохнула она. А Эбби хорошо знала, как это опасно! Романтически настроенные молодые особы подобного сорта взирают на мир сквозь розовые очки, а Эдвардине, кстати сказать, вообще стоило бы обзавестись очками. Но против этого восставало ее тщеславие. Сказать по правде, Эбби все время жила в страхе, что в один прекрасный день эта слепая гусыня наткнется на мраморную статую Зевса, украшавшую бальный зал в доме ее матери, да еще, чего доброго, попытается завести с ним светскую беседу на глазах у изумленной публики!

Не забывая об этом ни на минуту, Эбби тем не менее ожидала, что присутствие девушки в парке может внести настоящее смятение в ряды джентльменов. Впрочем, и сама она также имела несомненный успех, которым отчасти была обязана тому, что появилась в свете лишь к концу сезона, за что ей следовало поблагодарить своих дорогих дядюшек.

О Боже! Только она вспомнила о них, как настроение ее тут же испортилось. В такой прекрасный, солнечный день ей меньше всего хотелось думать о каких-то там престарелых родственниках. Несмотря на теплый весенний воздух, вдова Бэкуорт-Мелдон даже слегка поежилась — ее девери, родные братья покойного мужа, были намного старше ее, поэтому неизменно настаивали, чтобы Эбби именовала их не иначе, как «дядюшка Бейли»и «дядюшка Дэгвуд».

Оба «дядюшки» были старшими в полусумасшедшем выводке Бэкуорт-Мелдонов и к тому же единственными оставшимися в живых представителями мужской его части. Оба закоренелые холостяки — то ли в силу собственных убеждений, то ли потому, что в доброй старой Англии оказалось больше здравомыслящих женщин, чем принято думать, — они пережили и отца Эдвардины, и мужа самой Эбби, которого называли в семье последышем — просто потому, что он имел несчастье появиться на свет почти на пятнадцать лет позже трех старших братьев.