Лариса умолчала, что мальчик повторил только три слова из всех названий. Ей показалось, что граф бросил на нее короткий одобрительный взгляд.

— Когда Жан-Пьер будет отдыхать после ленча, зайдите ко мне, пожалуйста, мисс Стантон. Мы так и не смогли поговорить вчера вечером, после вашего прибытия. Я бы хотела о многом вас расспросить, — сказала мадам Савини.

— Да, конечно, мадам. Я буду очень рада, — ответила Лариса в ожидании новой пытки. Девушка очень обрадовалась, когда ленч подошел к концу. Ларисе показалось, что блюд было слишком много. Жан-Пьер насытился и к концу ленча сделался беспокойным: ерзал на стуле, играл ножами и вилками. Ларисе захотелось сделать ему замечание, но было как-то неудобно в присутствии его деда.

Наконец граф сказал:

— Жан-Пьер уже поел. Можете отвести его наверх, мисс Стантон.

— Спасибо, мосье.

Мальчик спрыгнул со стула, а граф резко сказал:

— Ваша светлость Жан-Пьер! Вы забыли о собственной светлости!

Мальчик закрыл лицо руками, что-то неразборчиво пробормотал и выбежал из комнаты. Ларисе удалось его поймать только на середине лестничного марша.

Разговор с мадам Савини не был столь мучительным, как того ожидала Лариса. Пожилая женщина немного оттаяла после ее рассказа о своей семье, о том, как умер отец, не оставив им денег, и как важно для них, чтобы Ники закончил университет.

— Как вы счастливы, у вас так много сестер, — сказала мадам Савини.

— А у вас только одна?

Мадам Савини кивнула.

— Я ее не вижу. Она не навещает родной дом, живет в Париже. Там много развлечений.

— Да, наверное, в Париже весело.

— Только не для представителей lancien regime[17], — ответила мадам Савини и, увидев, что ее собеседница удивлена, с горечью добавила: — Последние уцелевшие отпрыски некогда знаменитых династий принцев и герцогов никогда не снизойдут до того, чтобы быть на равных с буржуазией, которая все больше набирает силу, но которая не может быть представлена в свете. Настоящие парижане живут в пригороде Сен-Жермен и мечтают о реставрации королевской власти.

— Им не нравится новый Париж?

— Они его ненавидят! Для них это Париж вульгарного сброда и выскочек, от которых нужно держаться подальше, тщательно оберегая свой замкнутый круг. — Мадам Савини презрительно засмеялась: — Даже электричество они считают неуместным новшеством. Некоторые знатные дома продолжают использовать для освещения масляные лампы, отказавшись от новой системы освещения, вокруг которой так много шума.

— А в этом замке тоже все остается как прежде? — рискнула спросить Лариса.

— Так хочет брат. Все неизменно в замке де Вальмон, ловушке, из которой никому из нас не выбраться.

Лариса удивленно посмотрела на мадам Савини. Старая дама взяла девушку за руку и сказала:

— Вы молоды, мадемуазель. Наслаждайтесь жизнью, пока это возможно! Старость подкрадется быстро и незаметно, и тогда ничего, ничего не останется, кроме ожидания смерти!

Лариса смущенно посмотрела на собеседницу. Мадам Савини продолжала:

— Когда-то и я была молода. Не так хороша собою, как вы, но все-таки довольно хороша. Мир представлялся прекрасным, казалось, я смогу отыскать в нем свое счастье. Но я ошиблась.

— Вы говорите так, мадам, как будто были несчастны, — тихо произнесла Лариса.

— Несчастна? С тех пор как мне минуло двадцать, я ничего не видела, кроме страданий, уродств и отчаяния!

— Но почему? Почему?

— Мне не следовало бы вам это рассказывать, но вы так мне напоминаете меня саму в молодости, что я расскажу. Свидетелей нет. Они уже все умерли, несмотря на то, что продолжают жить. Они не против существующего положения вещей, но когда я оглядываюсь назад, в прошлое, то вижу, что все могло быть по-другому.

— Что же с вами случилось? — спросила Лариса, затаив дыхание. Она думала, что не получит ответа, но мадам Савини заговорила приглушенным голосом, как бы обращаясь сама к себе:

— Мне ничего не оставалось делать, как расстаться с ним. Не могли же мы бежать вдвоем совсем без денег? У нас ничего не было за душой, кроме нашей любви друг к другу.

— Что вас заставило расстаться? — Лариса с трудом отважилась задать этот вопрос: он мог разрушить возникшую доверительную атмосферу.

— Мой будущий муж был очень богат. Семья пребывала в восторге, когда он попросил моей руки. Все устроили еще до того момента, когда я его впервые увидела.

Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха. То, о чем рассказывала мама, оказалось правдой: такие вещи действительно случаются во Франции.

— А тот, кого вы любили?

— Он женился несколькими годами позже. У его жены огромное состояние. Они счастливо живут в пригороде Сен-Жермен.

— Как жаль.

— Временами мне кажется, что лучше было бы умереть! Вскоре после свадьбы я наскучила своему мужу. Все еще усугублялось тем, что мне нельзя было иметь детей, а он хотел их иметь. А когда он умер, то наказал меня так же, как наказывал черствостью и равнодушием на протяжении всей жизни.

— Что же он сделал?

— Он оставил все свои деньги в наследство племяннику. Я же получила жалкое содержание и была вынуждена вернуться обратно в Вальмон. Отсюда мне уже не выбраться!

В усталом старческом голосе мадам Савини было так много подлинного человеческого горя, что слезы навернулись на глаза Ларисы:

— Мне жаль… Как мне жаль! — проговорила она. Но утешить мадам Савини не смог бы никто на свете.

Глава 4

— Une fleur pour Mademoiselle[18]? — сказал Жан-Пьер, протягивая Ларисе стебелек первоцвета, который он отыскал в лесу.

— Спасибо, Жан-Пьер! А теперь назови его по-английски. Ну-ка, скажи, пожалуйста.

Ребенок посмотрел на нее, склонив голову, и медленно произнес:

— Buter-fly[19].

— Нет, нет, Жан-Пьер. Попробуй еще.

Ларисе показалось, что в глазах мальчика промелькнула искорка озорства, когда он ответил:

— Good-morn-ing! Good-morn-ing![20] — и с этими словами был таков.

Лариса тяжело вздохнула. Она уже целых две недели в замке Вальмон, а смогла научить ребенка только двум английским словам. Мальчик называл английским словом «бабочка» все движущиеся предметы. Она научила его говорить «доброе утро», чем Жан-Пьер привел в восторг своего деда через два дня после приезда Ларисы. Более ничему научить его не удалось, несмотря на все старания. Лариса с ужасом поняла, что ребенок умственно отсталый.

Это был милый маленький мальчик, не доставлявший хлопот, который выражал ей свою привязанность, делая маленькие подарки.

Цветы, камень, палка! Он приносил их, как молодой щенок приносит хозяину всякую понравившуюся вещь. Когда дело доходило до занятий, то Лариса ни приказами, ни уговорами не могла заставить Жан-Пьера хоть что-нибудь выучить. Она пыталась рассказывать ему истории, но через несколько минут внимание ребенка рассеивалось, он отвлекался и более не слушал. Она старалась научить его основам счета, используя для этого кирпичи:

— Вот один кирпич, вот два кирпича, Жан-Пьер, — говорила она по-французски, потому что заставить понимать его по-английски представлялось немыслимым. — Повторяй за мной: один… два.

— Один, два, — покорно повторял Жан-Пьер.

— А вот это три, — говорила Лариса, пододвигая еще один кирпич.

— Один-два, один-два, — нараспев отвечал мальчик. Лариса проводила без сна целые ночи, ломая голову над методикой, при помощи которой можно было бы удерживать его внимание. Постепенно она начала понимать, что прежние гувернантки также пришли к выводу, что мальчик не поддается обучению. Из глубины ее памяти всплыл один юноша из соседней деревушки Редмарли, хотя Лариса и гнала от себя прочь это воспоминание.

У него что-то повредилось в голове, но внешне он был довольно приятен, физически крепок. Он бродил по дорогам, распевая сам себе песенки и будучи совершенно счастливым: обычный деревенский идиот; все относились к нему снисходительно, так как он был абсолютно безобиден. В один прекрасный день он без видимых причин задушил трехлетнего ребенка. После этого случая его забрали, и никто больше о нем не слышал.

«Жан-Пьер не такой!» — уговаривала себя Лариса. И это не было бегством от истины: у мальчика налицо были умственные способности, но на уровне четырех-пяти лет. Долго она пыталась убедить себя, что все ей только кажется, но теперь с каждым днем становилась все более ясной необходимость рано или поздно принять решение.

Она должна сказать графу правду, но тогда он ее наверняка уволит, как уволил прежних гувернанток. Можно, конечно, притворяться, будто бы она занята обучением Жан-Пьера, в то время как все усилия будут бесполезными. А мальчик был очень мил, его манеры хороши, и он так любил свою гувернантку. Жан-Пьер часто садился рядом с Ларисой и клал свою голову ей на плечо, целовал ее на прощание перед сном, как она его научила, он был в целом послушным ребенком. Он редко плакал, Ларисе не приходилось видеть его рассерженным или в каком-либо состоянии, которое могло показаться неестественным. Граф с няней не могли на него нарадоваться. Что же касается мадам Савини, то, как казалось Ларисе, та была более проницательна. «Что же мне делать?» — думала девушка.

Ей нравилось в замке: она без устали любовалась великолепной живописью и резьбой по дереву, произведениями искусства, наслаждалась прогулками по парку, созерцанием радуги, стоявшей в солнечные дни в струях фонтанов, величественных лебедей, плавающих во рву, наполненном водой. Здешняя жизнь напоминала волшебную сказку, но постепенно Лариса обнаруживала скрытые течения и замаскированные страсти, злые и уродливые, так не похожие на сияющий фасад. От няни она узнала о ссоре между старым графом и его сыном, графом Раулем.

— Почему они поссорились? — напрямую спросила девушка, рискуя не получить ответа на поставленный вопрос и почувствовать себя пристыженной за излишнее любопытство.

— Старый граф заставил своего сына жениться, когда тому было всего двадцать лет! Граф Рауль был недоволен выбором невесты, в котором он не принимал никакого участия, но ничего не мог поделать. — Няня выразительно простерла свои старые руки. — Сколько раз он мне говорил: «Я хочу немного посмотреть на мир, прежде чем зарыться в тину семейной жизни, ma Bonne[21]. А он силой заставляет меня. Я хочу увидеть хоть немного радости!»

— Я думаю, что это желание так естественно для всех молодых людей, — с сочувствием сказала Лариса.

— Старый граф и слышать ничего не хотел. Он поставил сына в безвыходное положение, но с точки зрения увеличения состояния женитьба была очень выгодным делом.

Няня заметила вопросительное выражение в глазах девушки и сказала:

— Приданое невесты составило семь тысяч акров земли и целую улицу зданий в Париже.

— Так вот что прельстило графа!

— Его стремление умножить состояние не знает границ. Но рано или поздно Вальмон будет принадлежать Жан-Пьеру!

— Да, вы что-то рассказывали о ссоре?

— Так вот: жена мосье Рауля умерла от родов. Чуть ли не на следующий день, после того как мы сняли траур, старый граф опять затеял женить мосье Рауля.

— Ему хотелось новых земель?

— Хотелось новых детей! Ну как вы не понимаете, мадемуазель? У графа единственный сын. После рождения Рауля доктора сказали, что графиня не сможет больше никого родить.

— Поэтому он хочет иметь много внуков!

— Да, много. Чтобы быть уверенным, что наследство перейдет в руки родных людей. А мосье Рауль отказался. Они крепко сцепились. В конце концов старый граф пригрозил сыну, что тот не получит более ни франка, если не поступит, как ему велят.

— И как же он поступил?

— Он бросил отца и уехал в Париж.

Лариса пребывала в молчании. Она не понимала, как граф Рауль может устраивать свои фантастические приемы, о которых рассказывала мадам Мадлен, не имея денег. На что он вообще живет, коль скоро отец не дает ему средств? У нее возникла кое-какая догадка, но Лариса не стала расспрашивать няню, потому что та наверняка не знала ответа на возникший вопрос.

Разговор с мадам Савини подтвердил желание графа иметь много внуков. Последняя, так же как и няня, с удовольствием беседовала с Ларисой, тем более что мадам Савини годами была лишена возможности говорить. Ларисе иногда казалось, что мадам Савини в беседах с ней забывает о значительном различии в их возрасте, рассказывая без утайки решительно обо всем, включая сугубо семейные проблемы. По-английски сдержанной Ларисе все это было непривычно. Впрочем, мадам Савини сама объяснила свою разговорчивость:

— Я была так одинока последние годы, со слугами ведь не поговоришь, а соседи давно уже не приглашают в гости.