Сабрина Йорк - Влюбленный лэрд

Примерно в это же время Дугал убедил его обратиться за помощью к доктору Прибблу, который выписал ему настойку опия. Лекарство помогло, но ненадолго. Лечение с треском провалилось.

Посещения привидения возобновились, причем с новой и неожиданной силой. Каждый раз призрак повторял одно и то же: надо вернуться в Шотландию, надо восстановить замок, надо спасти души предков из рода Синклеров.

Однако Лахлан сопротивлялся, сколько мог. В глубине души он был убежден, что в Шотландии его ждет смерть. Всю свою жизнь в Англии он пытался убедить себя в том, что если он никогда не вернется на родину, в Шотландию, то ему удастся избежать преждевременной гибели.

Кому-то это могло показаться наивным и глупым, но для него это звучало очень убедительно.

Но оказалось, что для Лахлана Синклера, потомка барона Росслина, нет никакого спасения. Никому из герцогов Кейтнессов не было спасения от родового проклятия. От него нельзя было ускользнуть. Он пытался, сколько у него было сил, но призрак становился все требовательнее, его мольбы больше походили на указания, а посещения стали куда более частыми. И тогда, чтобы не сойти с ума, он уступил. Лахлан вернулся в Шотландию, чтобы окончательно не свихнуться.

Иногда ему хотелось покончить с собой. Но он все-таки не совершил этой глупости. Скорее всего, из-за врожденного упрямства. Из-за упрямства, а также из чувства долга перед умершим отцом. Для того чтобы спасти его душу, а также свою.

Он надеялся, что посещения призрака после его возвращения домой прекратятся. Но не тут-то было. Призрак стал вести себя еще настойчивее, еще жестче, причем теперь он навещал Лахлана каждую ночь. Он уже не умолял, а требовал – надо собрать деньги, надо восстановить замок, надо заняться огораживаниями, надо, надо, надо…

А он был слеп как крот, он даже не подозревал, что это могло быть подстроено! Что все это обман, фальшивка!

Почему столь простая мысль ни разу не приходила ему в голову?

И тут вдруг Лахлану все стало ясно. Озарение, как обычно, наступило внезапно.

Каждый раз, когда к нему являлся призрак, он перед сном выпивал якобы лечебный пунш, приготовленный Дугалом. Этот пунш дурманил голову и ослаблял волю.

Неужели все так просто? Лахланом овладел дикий гнев. Нет, скорее даже бешенство или ярость. Или что-то еще более сильное, что не поддавалось описанию.

Но зачем кузену надо было так его дурачить, так подло обманывать?

Зачем Дугалу потребовалось убедить его в существовании призрака отца? Ради чего он пытался свести его с ума? Для чего так настаивал на возращении в Шотландию? Для того чтобы восстановить родовой замок, который он не унаследует? Ради чего или ради кого так старался Дугал?

Итак, Дугал его подло и гнусно обманывал, но обиднее всего было другое. Всю его жизнь Дугал и его отец были рядом с ним. Они заменили ему семью, друзей, они были самыми близкими его людьми. Они постоянно крутились вокруг него, кроме них, у него больше никого не было. Лахлан привык им доверять, он верил им, как самому себе. Он нуждался в них. Он ценил их, потому что они раболепствовали перед ним, превозносили его…

Черт! По спине Лахлана побежали холодные мурашки. Он вспомнил разные случаи из своей жизни, знакомых, которые внезапно, без видимых причин от него отдалялись, переставая к нему ходить. Приглашения и визитные карточки, которые сперва сыпались дождем и которые через некоторое время он вообще перестал получать. Все те, кого он считал друзьями, расставались с ним, разрывая отношения.

Возможно, Дугал был его единственным товарищем только потому, что никого не хотел к нему подпускать, никого не хотел рядом с ним видеть. Неужели его друзья бросали его из-за козней Дугала? Слуги уходили от него тоже из-за происков Дугала. Да он почти всю жизнь провел в одиночестве… и виной тому один Дугал.

Да, сегодня был ужасный день. Лахлан с горечью понял: все, во что он верил, было неправдой, более того, намеренной ложью.

Он всю жизнь провел в мире лжи.

Его мать не покончила с собой. Его отец, тоже погибший не своей смертью, не мучился в аду.

А кто первый ему наплел о проклятии?

Дядя Колин.

Что из того, что они ему рассказывали, было правдой? Или все это было придумано нарочно? Кто пустил этот слух по всем гостиным Лондона? Кто нашептывал гадости за его спиной? Неужели все это заведомая и гнусная ложь?

В эту тяжелую для Лахлана минуту Лана слегка погладила его ладонь. Это молчаливая поддержка его приободрила. Он сжал ее руку так, как утопающий сжимает брошенную ему веревку.

Да, он больше не один.

Да, сколько бы еще лжи ему ни пришлось изобличить, – он был не один.

Рядом с ним была она.

Лахлан ухватился за нее как за спасательный трос.

Сейчас он был слишком взволнован и потрясен, но как только он успокоится, как только к нему вернется его хладнокровие и способность рассуждать, он попытается все как следует разузнать. Он выяснит раз и навсегда, кто стоял за всей этой громадной ложью.

И если это Дугал, то пусть тогда он пеняет на себя.

Лахлан был полон решимости дойти до конца: выяснить, зачем и кому понадобилось так портить ему жизнь. Больше и хуже того, намеренно приближать его смерть.

Они приехали в Фосс рано вечером, когда только начало темнеть. Как ни хотелось Лане пойти прогуляться на известный в округе холм Фосс, но было уже поздно. Жаль, это была бы прекрасная возможность остаться наедине с Лахланом. Но солнце уже катилось за горизонт, и скоро должно было совсем стемнеть.

Наступала долгожданная ночь, сулившая им обоим столько радости. Если только им никто не будет мешать.

Когда они, выйдя из кареты, разминали затекшие ноги, рядом с ними спрыгнул с лошади Дугал. Он подошел к Лахлану. Между ними состоялся короткий и не самый мирный разговор. Лана стояла далеко и ничего не слышала, но она видела их жестикуляцию и выражение лиц. Лицо Дугала стало мрачным, злым и даже обиженным.

Гостиница в Фоссе оказалась полупустой, свободных номеров было сколько угодно.

Пока Даннет с Лахланом выбирали комнаты, Лана присела возле Ханны:

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Сейчас лучше. – Ханна улыбнулась. – Мы ведь не едем, а сидим на месте.

– А вид у тебя усталый. – Лана поправила выбившуюся из прически сестры прядь волос. – Помнишь, когда Сюзанна вернулась из Перта, ее тошнило точно так же, как и тебя.

Лана пристально посмотрела на живот сестры. Нет, ее способность видеть скрытое от людских глаз не подвела ее и теперь. Тут не могло быть ошибки, она твердо была уверена в том…

– А помнишь, почему ее тошнило?

– Конечно, помню, – отозвалась Ханна и вдруг просияла. – Неужели ты хочешь сказать?.. Боже, какое счастье!

– Я более чем уверена.

– Лана, дорогая! – Ханна обвила ее рукой за талию. – Как это чудесно! У нас будет малыш с точно такими кудрями, как у Алекса!

– Или девочка с глазами, как у тебя, – подхватила Лана.

– А как ты думаешь, кто родится? Мальчик или девочка?

Лана заколебалась, хотя ей сильно хотелось раскрыть небольшой секрет – что у них, скорее всего, будет двойня. Мальчик, такой же сильный и мужественный, как его отец, и девочка, озорная и веселая, как ее мать. Один – сорванец, другая – озорница, два чуда…

– Лана? – Ханна серьезно взглянула на сестру, словно желая спросить ее о чем-то таком, что ее очень волновало.

– Тебе надо отдохнуть. – Лана намеренно перевела разговор на другую тему.

– Что ты этим хочешь сказать? Это твой ответ? – Ханну нельзя было так просто провести.

– Понимай как хочешь.

– Ладно, не будем дразнить гусей, – уже без прежнего напора, почти шутливо ответила Ханна.

– Вот и чудесно. Лучше послушай моего совета. Отдохни, пока это возможно. – Лана подмигнула сестре.

– Какой прекрасный совет, – подхватил только что вошедший Даннет. Он взял жену за руку и помог ей встать: – Номера для всех нас есть. Я велел хозяину гостиницы приготовить для тебя что-нибудь легкое, почти постное.

В приливе нежности Даннет поцеловал жену в лоб, это было очень трогательно.

– Постное? – с явно недовольным видом воскликнула Ханна.

– Не совсем. Это мясной бульон. Думаю, от него тебе станет легче.

– Не хочу я никакого бульона! Более того, ничего постного.

– Дорогая, но ты же болеешь.

– Я не больна, – вспылила Ханна.

– Боже, да ты ведь молилась почти у каждого куста или дерева по дороге сюда!

Ханна ласково прижалась к его груди:

– Послушай меня внимательно. Я не больна. Дело в том…

Тут она начала шептать ему на ухо. Даннет сперва побледнел, потом покраснел, затем, словно ища подтверждения словам жены, бросил вопросительный взгляд на Лану. Та кивнула в знак согласия.

– Вы уверены? – Даннет переводил взгляд с жены на ее сестру и обратно.

Ханна решительно закивала, а Лана вскинула брови, как бы говоря: как?.. ты сомневаешься?.. да ведь ты должен быть на седьмом небе от счастья!

– Ты не рад? – спросила Ханна, прекрасно понимая, что Алекса совсем не нужно об этом спрашивать, но просто желая получить подтверждение.

– Рад? – От избытка чувств Даннет потерял дар речи. Он с нежностью обнял жену и принялся целовать ее глаза, щеки, губы. – Никогда в жизни я не был так счастлив! Я… – Голос опять изменил Даннету, и он запнулся. Переполненный счастьем, Даннет подхватил жену на руки и побежал с ней наверх, в их номер.

– Что ты делаешь? – испуганно, но вместе с тем радостно закричала Ханна. – Опусти меня, я не хочу! Ну, пожалуйста!

– Ни за что. С этой минуты ты больше не будешь ходить.

– О Даннет, ради всего святого! Перестань ребячиться! Я же не калека и пока еще могу передвигаться самостоятельно.

– Ты в деликатном положении. А вдруг ты оступишься или упадешь в обморок от усталости.

– Дорогой, – рассмеялась Ханна, – неужели ты собираешься носить меня на руках все девять месяцев?

– Тише, любимая. Сейчас мы дойдем до нашего номера, и там ты отдохнешь.

– Боже, вы все как будто сговорились, заладили одно и то же: надо отдохнуть, отдохнуть, а я совсем не устала!

Их голоса слышались все тише и тише, Даннеты уже поднялись наверх, скрывшись за поворотом лестницы.

У Ланы вырвался шумный вздох: наконец-то она осталась одна. Теснота кареты, недомогание сестры, суета в гостинице – какое это удовольствие – хоть немного побыть одной!

Однако наслаждаться одиночеством и покоем ей пришлось не слишком долго. Вскоре со двора в зал вошел Лахлан, но его появление вызвало у нее радость.

Как же он был красив, мужественен, обаятелен! У Ланы от охвативших ее чувств ноги сделались ватными, внутри ее что-то вспыхнуло и загорелось, требуя утоления.

– А-а, вот и ты, – прошептала она присевшему подле нее Лахлану. – Ты задержался? Что ты делал во дворе?

– Да так, немного поболтали с Дугалом, – мрачным тоном ответил он. Догадаться, о чем он разговаривал с кузеном, было нетрудно, вряд ли их разговор можно было отнести к разряду приятных.

– Что ты ему сказал?

– Да ничего особенного. Просто велел уехать, дав одно срочное поручение.

– Поручение?

– Да, велел ему отвезти мои указания Скрастеру. Он владеет хорошим куском земли, выходящим к побережью. Сказал, что это очень срочно. Хотел как можно скорее отделаться от Дугала и воспользовался поездкой к Скрастеру как предлогом.

– А-а, ясно. Он один из главных подозреваемых.

Лахлан мрачно кивнул:

– Думаю, что так оно и есть. Но прежде чем начать с ним очень серьезный разговор, мне нужно время, чтобы во всем разобраться. Отослав его прочь, я смогу проверить: ночные посещения – это его рук дело или нет.

– А если это не он?

– Если не он – тогда кто-то другой, за чьей спиной стоит мой кузен. Он всегда предпочитал загребать жар чужими руками.

Ход рассуждений был безупречен.

– Кроме того, мне хотелось эту ночь побыть вместе с тобой, чтобы никто, слышишь, никто не мог нам помешать.

Его страстное нетерпение сильно поразило и обрадовало Лану.

– Могу тебя утешить, скорее всего, ни Даннет, ни Ханна не присоединятся к нам во время обеда.

– Прекрасно.

– У меня предчувствие, что сегодня Даннету будет не до нас. Он будет ухаживать за женой, сдувать с нее пылинки и никуда не отпустит.

– А тебя предчувствия никогда не обманывают?

– Обычно нет. – Лана закусила губу. От этого милого жеста у Лахлана таяло сердце.

Но тут к ним подошел хозяин гостиницы вместе с его женой:

– Ваша светлость, у меня нет слов, чтобы выразить мое удовольствие видеть вас в нашей скромной гостинице!

Говоря, он непрестанно кланялся, его жена от него не отставала, то и дело приседая в реверансе.

Лахлан не выдержал, встал из-за стола и, подойдя, по-приятельски хлопнул трактирщика по плечу. Бедный провинциал от растерянности окаменел.