Сабрина Йорк - Влюбленный лэрд

– Его замок, – растерянно повторил за девочкой Александр, – взлетел на воздух?

Эндрю кивнул, чуть усмехнувшись.

Магнус захохотал во все горло.

– Он сам виноват, – заметила Изабелл.

– Сам? – Лахлан удивленно посмотрел на нее. – Почему сам?

– Он запер меня не там, где нужно. – Изабелла наклонилась к Лахлану и шепнула: – Наверное, все случилось из-за пожара.

– А-а, понятно, – улыбнулся Лахлан.

Ободренная его улыбкой, Изабелл спрыгнула с колен отца и подошла к гостю. Не колеблясь ни секунды, она залезла на колени к Лахлану. Удивительно, но от тепла маленькой, доверчиво прижавшейся к нему девочки у Лахлана сладко сжалось сердце, он осторожно поставил чашку с чаем на стол и ласково обнял ребенка.

– Это было очень интересное приключение.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил он.

– Посмотри. – Изабелл вытащила из кармашка длинное лезвие.

– Черт, откуда у тебя эта штука?! – почти одновременно закричали Сюзанна и Эндрю.

Изабелла кивнула на Хэймиша, сидевшего рядом с Ланой:

– Он дал.

Взглядом, который Сюзанна бросила на Хэймиша, наверное, можно было убить человека, но Хэймиш был слишком толстокожим.

– С ее помощью я открываю двери, – объяснила довольная Изабелл. – Посмотри, какая удобная штука. Этой штукой я вскрыла ему грудь.

Боже, у Лахлана пересохло во рту от картины, возникшей в его воображении. Зрелище было не для слабонервных.

– Э-э, ммм… – замычал он, – ему грудь, говоришь? И кому же?

– Да тому плохому… как его… Скрастеру.

– Постойте, – Лахлан повернулся к Сюзанне, – но ведь вы же сказали, что застрелили его.

– Грудь, но не его. Я вскрыла, как сказала мама, хранилище на его груди, – рассмеялась Изабелл. – Он носил это на груди. Странно, там не было никаких сокровищ, кроме нескольких писем.

Изабелл вынула из кармана скомканные листы бумаги и замахала ими в воздухе. Лахлан осторожно взял письма из руки девочки и, чтобы они не мешали, передал их Александру.

– А еще вот что я там нашла. – Изабелл вынула из бездонного кармана какую-то позолоченную побрякушку.

Едва Лахлан ее увидел, как у него перехватило дыхание. На ней виднелись знакомые руны. Это была, вне всякого сомнения, другая часть креста.

– Можно мне взглянуть на нее поближе? – охрипшим от волнения голосом спросил он.

В гостиной воцарилась мертвая тишина, но он не обращал ни на что внимания.

– Лахлан, неужели это еще одна часть? – Лана первая нарушила молчание.

– Да, я уверен в этом.

– Часть чего? – переспросила Изабелл, быстро засовывая безделушку обратно себе в карман, чтобы не отняли взрослые.

– Это настоящее сокровище, Изабелл. Я очень долго его искал. Значит, ты нашла это в замке Скрастера?

– Да, там.

– А-а, – протянула Лана, – как все хорошо совпадает с легендой. Наш Даунрей и замок Скрастера – оба расположены на побережье. – Ее глаза заблестели от волнения.

– Вот именно, – подхватил Лахлан, – за прошедшие пятьсот лет их или выбросило после шторма на берег, или их вытащили своими сетями рыбаки.

– А те, кто находил эти части, не понимали, какую огромную ценность они имеют.

– Не могли бы вы нам объяснить, о чем тут идет речь? – вставил Хэймиш.

– А-а, – рассмеялась Лана, – это очень древняя легенда. В ней есть и проклятие, и утерянное сокровище, и даже от этого вроде бы зависит будущее Шотландии.

– Неужели? – Глазенки Изабелл раскрылись от удивления.

– Иди ко мне, я сейчас все тебе расскажу.

Девочка сползла с колен Лахлана и пересела на колени к Лане, на которых тут же устроилась с таким же удобством, как раньше на коленях у отца и Лахлана.

Два кусочка креста были обнаружены в течение нескольких дней, тогда как его предкам не удавалось что-нибудь найти на протяжении нескольких столетий. От такой удачи у Лахлана голова пошла кругом.

Надежда его окрылила. Если так пойдет дальше, если удастся освободиться от страшного проклятия, тогда он будет жить, и не просто жить, а вместе с любимой женщиной!

Тем временем Лана поведала эту древнюю историю всем остальным.

Пощады потомкам Синклера нет, Отмерено жить им ровно тридцать лет. Вот такая цена: и платить им всегда, Пока не найдут они крест Макалпина.

Лахлан не мог оторвать от нее глаз, все в ней было прекрасно: и глаза, и голос, и губы, даже страшная история о проклятии из ее уст звучала как музыка. Изабелл слушала ее, затаив дыхание, с широко раскрытыми глазами.

Закончив, Лана взглянула на племянницу:

– Только одна вещь может снять страшное проклятие.

– Какая?

– Он должен собрать воедино утраченный крест Макалпина. – Лана поцеловала Изабелл в бровь. – Мы думаем, что твоя игрушка – это часть старинного креста.

Лана хотела пробудить в ребенке и ответственность и жалость. Похоже, ей это удалось, но Изабелл вдруг надулась:

– Но это же мое сокровище.

– Вот именно, сокровище, – согласился Лахлан. – Ты даже не представляешь, какую цену оно имеет в моих глазах.

– Но ведь ты не веришь в проклятия? – вдруг спросила она Лану.

– Я не уверена в силе проклятий, – чуть поморщилась та. – Но разве тебе хочется, чтобы, не дай бог, Лахлан умер?

– Не-ет, – протянула Изабелл и окинула Лахлана внимательным взглядом. – А он очень красивый.

– Да, очень.

Девочка вынула из кармана любимую игрушку и погладила ее:

– Она тоже такая красивая!

– Тогда давай меняться, – предложил Лахлан.

– Меняться? – Изабелл с любопытством посмотрела на него. – А что у тебя есть?

– Лучше скажи, чего тебе хочется больше всего?

– Мне? Меч! – воскликнула девочка.

В первый момент Лахлан растерялся. Боже, ну что это за женщины из рода Даунрей, просто сил нет!

– Да, меч, – уже упрашивая, продолжала Изабелла. – Пусть не как у взрослых, а поменьше.

Лахлан вопросительно посмотрел на Сюзанну, она закатила глаза, шумно вздохнула и кивнула в знак согласия.

Удивительно, но, похоже, все женщины из рода Даунрей отличались смелостью и бесстрашием. Причем с самого детства.

«Как же все-таки хорошо дома!» – думала Лана, кусая кекс, единственный, с которого Изабелла не успела слизать сахар. От нечего делать она украдкой рассматривала присутствующих в комнате. Было приятно видеть всех вместе – отца, Сюзанну, Изабелл. Как же она по всем ним соскучилась!

Но еще приятнее, хотя в этом ей не хотелось признаваться даже самой себе, было следить за Лахланом, пока он разговаривал с Изабелл. Все-таки хорошо, что он познакомился с ее близкими. Хотя в какой-то момент ей показалось, что отец готов был наброситься на гостя с кулаками, все обошлось. Теперь отец и Лахлан подружились; когда они беседовали, даже создавалось впечатление, что это встретились старинные друзья после долгой разлуки.

Лахлан среди ее родных, и все просто замечательно!

Она посмотрела на Эндрю, не сводившего влюбленного взгляда с Сюзанны. Когда Лана впервые встретила Эндрю, ей показалось, что она нашла свою любовь. Он пленил ее вежливостью, дружеским обращением, непосредственностью, не переходящей в грубость. Кроме того, пусть он был и не красив, зато очень обаятелен. Тогда ей казалось, что это и есть настоящая любовь. Сейчас при одной мысли о прошлом она еле слышно фыркнула: как же она ошибалась! Впрочем, она тогда провела небольшой опыт, после которого убедилась в том, что заблуждается. Она несколько раз целовалась с Эндрю: как только его губы коснулись ее губ, она поняла, что здесь что-то не так. Глядя сейчас на Сюзанну, Эндрю и Изабелл, она видела, насколько все они близки, насколько они любят друг друга, насколько полна любовью их жизнь, – ей даже стало немного завидно. Эндрю, конечно, был отцом Изабелл. На этот счет у Ланы не было никаких сомнений, как и насчет того, что скоро они сыграют свадьбу, о которой так долго – почти шесть лет – мечтали.

Она перевела взгляд на Даннета и Лахлана, которые внимательно читали письма, добытые Изабелл.

Ее тревожила мысль, что Лахлан слишком серьезно относится к проклятию. Именно то, что он считает ложь правдой, могло его погубить. Нет, так легко она его не отдаст, она будет за него бороться.

Хотя проклятие ее не очень тревожило. Лану больше волновало ее собственное будущее. Нет, скорее, их будущее, которого у них не было.

Она понимала: она не может стать женой такого родовитого аристократа, как он. Слишком велика разница в их положении. Она не позволит ему взять ее в жены.

Конечно, он позаботится о ней, когда они расстанутся. Лана не сомневалась в этом. Она ему нравилась, очень нравилась. Она видела это. Но, как известно, жениться по любви короли не могут. То же самое, пусть и в чуть меньшей степени, относилось и к герцогам.

Лана смотрела на Лахлана, ей было больно и грустно, она чувствовала, что у нее наворачиваются на глаза слезы. Нет, она не заплачет. Ни за что не заплачет. Она закусила губу.

Ладно, если ей не выпал такой же счастливый жребий, как ее сестрам, то она удовлетворится тем небольшим счастьем, которое ей подарила судьба и он, Лахлан. Она все равно глубоко ему благодарна. Рядом с ним она была так счастлива, как никогда в жизни.

Она его любила, любила больше всего на свете.

– Лана?

Кто-то ее окликнул, но она не обратила на это внимания. Только тогда, когда Хэймиш дотронулся до нее, она повернулась в его сторону.

– А-а, Хэймиш. – Она выдавила улыбку.

Этот широкоплечий, рыжеволосый, с обаятельной улыбкой мужчина был ей симпатичен, но не более того. С ним она тоже целовалась, но это было так давно, что воспоминания о том поцелуе почти стерлись из ее памяти. Поцелуй как поцелуй, в нем не было ничего необычного.

– Очень рад видеть тебя снова. – Хэймиш улыбнулся и положил руку на ее колено. Слишком поспешный и не очень уместный жест.

Она мягко сняла его руку.

– Я также рада тебя видеть. Меня здесь долго не было. Как тебе Даунрей?

– Здесь красиво, и охота чудесная. Хотя… – наклонившись к ней, Хэймиш намеренно понизил голос, – сейчас тут стало еще красивее, чем прежде.

– Неужели? – Лана не очень весело взглянула на него, притворяясь, что не понимает, куда он клонит.

– Потому что ты здесь.

Девушка тихо вздохнула: оригинальным Хэймиш точно не был.

– Ты стала еще прекраснее.

– Благодарю. Ты очень любезен.

– Я говорю чистую правду. Ты просто обворожительна.

Лана чуть было не рассмеялась. Она посмотрела на подол своего дорожного платья, весь заляпанный грязью. О себе давала знать и усталость после дороги, и ощущение, что вся она покрыта пылью и потом. Да и вообще, у нее не было никакого желания кокетничать с Хэймишем.

– Я все время думал о тебе.

В отличие от нее, Хэймиш был настроен решительно.

– Я все время вспоминал наш поцелуй… такой восхитительный и незабываемый.

– В самом деле? – искренне удивилась Лана. Ей было хорошо известно из разговоров женщин в Лохланнахе, что Хэймиш не пропускал мимо ни одной юбки.

Она решила подшутить над ним. Широко раскрыв глаза, она произнесла с наивным видом:

– Как приятно это слышать! Ты не можешь его забыть! О, наверное, после того, как мы целовались, ты не целовал больше ни одной женщины.

Хэймиш смущенно закашлялся.

– Я… хм… ты…

– Ты покраснел? О, как мило! Значит, ты действительно хранил его глубоко в сердце. – Лана откровенно смеялась над своим поклонником, потому что хотела сбить с него спесь и слегка убавить его самоуверенность.

– Когда… гм… я увидел тебя, – сбивчиво продолжил Хэймиш, – то понял, насколько ты удивительна и…

Он запнулся, видимо, после ее холодной отповеди не решаясь говорить о ее соблазнительности, или желанности, или о какой-нибудь чепухе в таком же роде.

Лане сейчас не хотелось быть ни соблазнительной, ни очаровательной, да она и не чувствовала себя таковой. И вообще, ей уже надоело слушать его бред.

Она выразительно посмотрела на Хэймиша, всем своим видом давая понять, что этот разговор пора кончать. Но у Хэймиша была толстая кожа, и кроме того, он явно имел на нее какие-то виды. Ему, по всей видимости, хотелось немного с ней развлечься.

– …И вот я подумал, не прогуляться ли нам в саду? Мне кажется, нами движет какая-то волшебная сила.

Судя по сладко-мечтательному выражению его лица, она должна была заворковать от счастья или упасть в обморок: волшебная сила, разве возможно большее?!

О чем еще может мечтать девушка?!

– Может, ты прогуляешься вместе со мной по саду?

Считающий себя неотразимым Хэймиш явно хотел ее соблазнить и обольстить.

– Мне хотелось бы кое-что тебе показать.

В настойчивости ему точно никак нельзя было отказать. Лана уже успела забыть, что использовала точно такие же приемы, пытаясь подцепить Лахлана.

– Что там интересного? Я ведь выросла здесь, Хэймиш.