Доктор Нонна - Влюбленный скрипач (сборник)

– Я тебя вовсе не бросил. Я все так же тебя люблю, мы видимся, встречаемся, разговариваем. Ну, может, немного меньше, чем раньше, но, в общем, ничего же не изменилось.

Вот как, как можно объяснить ему, что изменилось все? Что весь теплый, уютный, привычный мир, который она считала таким незыблемым, рухнул в один момент. Как жить среди обломков?

Может, Яна и привыкла бы понемногу к новому порядку вещей, притерпелась бы, приноровилась. Но Сергей не только расспрашивал – он рассказывал о своей жизни. А значит – о Татьяне. Нет, у него хватало такта не упоминать – или почти не упоминать – при дочери ее имя, но все его рассказы были так или иначе полны именно ею, потому что именно ей была теперь посвящена его жизнь.

Сергей сам ушел с работы, не дожидаясь, пока его по указке Светланы выгонят или выживут. И даже не жалел об этом. Вот взял и радикально изменил все, в том числе и сферу деятельности. Вырвавшись из-под жесткого диктата Светланы, он вдруг почувствовал себя не ведомым, а ведущим, почувствовал, что за эту семью отвечает именно он. Татьяна пытается создать себе имя и известность, но, несмотря на все усилия, ничего не получается? Ладно – я сам стану продюсером. И окунулся с головой в то, что называется закулисьем шоу-бизнеса: изучал конъюнктуру, знакомился с нужными людьми, предлагал, уговаривал, придумывал рекламные ходы. И почти сразу увидел – получается! Достоинства Татьяны – голос, приобретший после замужества новую, удивительно притягательную глубину, внешность, умение «держать зал», – все это вдруг стали замечать, и новая звезда заняла наконец место на эстрадном небосклоне. И сияла с каждым месяцем все ярче и ярче.

Он рассказывал о своих успехах Яне, а у нее в голове звучало только одно: ненавижу, ненавижу! Чтоб она сдохла!

Нет, вот честное слово, все получилось случайно!

Яна собирала цветы и думала: как хорошо, что мы переехали наконец в собственный дом. Жить в пентхаусе – это, конечно, круто. Но эти постоянные сочувственные взгляды в спину… Георгий окреп немного, и ходить научился, и разговаривает уже, хотя и с запинкой. Но видно же, хотя бы по «монгольским» глазам видно, что даун! Соседи вежливые, молчат, но смотрят-то с жалостью – невыносимо! И дома его не запрешь – ему гулять нужно.

А теперь – хорошо. Гуляет Гера в собственном дворе, куда ни один любопытный прохожий не заглянет. Да и нет в их элитном поселке никаких любопытных прохожих. И вообще хорошо тут: речка, лес рядом. Такое разнотравье – куда там тропикам! Вот опять набрала охапку, рук не хватает.

– Разрешите, я вам помогу?

Яна пожала плечами – нести и впрямь было неудобно – и позволила забрать у себя половину разнотравной охапки. Почему бы и нет? Парень вроде не навязчивый. К пятнадцати годам Яна своей точеной фигурой, дымчато-серыми громадными глазами и волной русых волос уже привлекала немало мужских взглядов, и уличные приставания иногда становились проблемой. А этот, кажется, ничего. Идет, молчит, с разговорами не лезет. Она искоса разглядывала «помощника». В его лице все было немного чересчур: немного слишком крупный нос, яркие чувственные губы, громадные глаза кажутся еще больше из-за сильных линз в очках. Худые, но тоже крупные, какие-то очень мужские руки с длинными подвижными пальцами. Если бы не очки, он выглядел бы пришельцем откуда-то из Средиземноморья. Или это впечатление создает белая просторная рубаха навыпуск? Или погода этим летом такая – южная?

Воздух над узкой и почти горячей асфальтовой дорогой чуть-чуть дрожал.

– Сейчас направо, – нарушила молчание Яна.

– Да я знаю, – засмеялся ее спутник. – Я же вас вижу каждый день, вы в соседнем доме живете.

Вот почему его лицо показалось знакомым – видела, должно быть, в магазине или на улице. Яна подумала, что, раз сосед, надо бы представиться, а то невежливо как-то. Но он ее опередил:

– Меня Иосиф зовут.

– Яна.

– Красивое имя, – улыбнулся он. – А букет у вас странный, совсем на букет не похож.

– Это не букет, – вырвалось у Яны, хотя она вовсе не собиралась ничего ему объяснять.

– Не букет? – новый знакомый на мгновение нахмурился, как бы не понимая, но тут же лицо его просияло. – Вы травы изучаете, да?

Яну тронуло это мгновенное понимание, и она заговорила более дружелюбно:

– Пока только знакомлюсь. Как правильно собирать, как сушить, как готовить. Хорошей литературы по травам мало очень, везде только популярные книжки, в которых одно и то же.

– Как интересно! Необычное хобби.

Его интерес казался неподдельным. И Яна неожиданно для себя самой сказала:

– Это не хобби. Я хочу стать фармацевтом. И изучать травы серьезно.

– Надо же! – Иосиф покачал головой. – Этот интерес у вас, наверное, от какой-нибудь бабушки?

Она усмехнулась:

– Нет, моя бабушка – экономист. А я… У меня брат с синдромом Дауна. По многим генетическим нарушениям уже есть препараты, которые позволяют… ну… компенсировать, понимаете? А по синдрому Дауна – ничего, даже приблизительно. Лечат сопутствующие заболевания, и то плохо. Я думаю, если традиционная фармакология ничего не в силах сделать, то, может, травы? Вот я и хочу выучиться и придумать что-то, чтобы Геру вылечить. Ну, не вылечить – генетические нарушения не лечатся, – но как-то компенсировать эту лишнюю хромосому! Хотя бы иммунитет укрепить, Герочка ведь от малейшего ветерка простужается. И болеет всегда тяжело. Мне его так жалко…

– Честное слово, вы самая удивительная девушка, которую я когда-нибудь встречал.

Подходя к Яночкиному дому, они были уже на «ты».

И тут непонятно откуда перед ними появилась невысокая коренастая девушка в розовых джинсах и розовой майке с блестками.

– Иосиф! Помоги мне!

Он почему-то ничего не ответил, просто молча стоял и ждал продолжения.

– У меня машина не заводится! – сообщила она требовательным тоном.

Юноша вздохнул:

– Извини, я ничего не понимаю в автомобилях.

– Ну что тебе стоит, – капризно протянула девушка. – Ты же мужчина!

– Мужчина. Но не автослесарь, извини.

Девушка окинула злым взглядом Яну, фыркнула и исчезла так же стремительно, как и появилась.

– Соседка моя, – пояснил Иосиф. – Как поселились здесь, так каждый день что-нибудь: то серьгу в раковину уронила, то кошка на дерево забралась, то компьютер виснет, то вот машина не заводится. Что я ей – палочка-выручалочка?

– Ну… мне же ты сам предложил помочь.

– Вот именно – сам, – серьезно сказал он. – А Роза…

Яне вдруг стало очень смешно:

– Ее зовут Роза? Это поэтому она так странно одета?

– Почему странно? Считается, что розовый цвет – это очень романтично и женственно.

Яна засмеялась:

– Ну да, если бы она была хрупкая блондинка, например. А ей же все это совершенно не идет.

Иосиф поморщился:

– Да ну ее, надоела хуже горькой редьки! Давай про что-нибудь другое поговорим. Вот ты какое кино любишь?..

Нет, правда – вот как так получается? Живешь себе живешь, и вдруг на твоем пути попадается человек – и не красавец, и не супермен, – но почему-то все вокруг становится в миллион раз ярче и интереснее. Нет, он не носит твой портфель, какой может быть портфель, если тебя в школу и домой возит мамин водитель, а у него тоже своя жизнь.

Ну да, он старше и с ним куда интереснее, чем с ровесниками, которых, кроме компьютерных стрелялок и рейтинга ночных клубов, ничто другое, кажется, не интересует. О чем с ними разговаривать? Да они и разговаривать-то не умеют: вау, круто, отстой – и ничего больше.

Ну да, вы видитесь каждый день – ничего необыкновенного, соседи же. И разговариваете, разговариваете, разговариваете. О новой книжке Пелевина, о странной, очень нахальной синице, которая сегодня утром прилетела прямо на подоконник, о преимуществах кроссовок над сапогами, да хоть о погоде! Оказывается, погода – это тоже очень интересно. Если есть с кем о ней поговорить.

Вы просто дружите!

Но почему-то в голове, где-то на краю сознания постоянно присутствует легкая, почти незаметная мысль: вот об этом надо рассказать. И об этом. И об этом. И как-то получается, что человек этот начинает занимать в твоей жизни очень много места. Как будто стал самым главным. Тебе и в голову не приходит назвать ваши отношения романом – какой роман, мы просто разговариваем… по-соседски. Нет, конечно, ни о чем «таком» ты и думать не думаешь. Но однажды ты ловишь себя на странной мысли – почему он ни разу не пытался меня поцеловать? В другой раз ты вспоминаешь странную девицу, которая все время ходит в розовом, вот дура-то, и думаешь, что вы с Ним, конечно, «просто дружите», но интересно, а у Него с этой девицей что-то было? Что она, просто так его преследует с такой настырностью?

Ты смотришь в зеркало и видишь, что за этот год – или два, или три, сколько вы уже «просто дружите»? – глаза стали туманными, загадочными, почти бездонными, и губы улыбаются совсем по-женски. И ты понимаешь, что выросла.

И он это тоже, конечно, понимает. И вдруг называет тебя так, как никогда еще не называл:

– Янушка!

Телевизор грянул каким-то ярким действом: не то шоу «Все звезды», не то чей-то очередной юбилей, не то столь же очередной всенародный День кого-нибудь там.

– Выключи! Ненавижу! – Яна вылетела из холла на террасу, сбежала по широким ступеням и почти упала в плетеное садовое кресло возле такого же легкого столика.

Иосиф подошел почти сразу – уже с подносом в руках. Когда успел? На подносе важно выпячивал вкусно запотевший стеклянный бок кувшин с ледяным зеленым чаем, рядом, как часовые, стояли два высоких стакана.

– Ну что ты? Я новости хотел глянуть. Да выключил уже!

– Она теперь каждый день в телевизоре! Я включать боюсь – везде Татьяна, во всех концертах, во всех шоу! Главная звезда! На интервью так вдохновенно заявляет: «Я люблю две вещи в жизни: музыку и скорость», имидж себе создает! «Ягуар» себе купила! Красный! Отец показывал – хвастался, как у них хорошо все складывается. У нее же ничего не было, по ресторанам пела, а когда отец, – Яна стукнула кулачком по смуглой гладкой коленке, – когда он… с ней… ей сразу все, все, все!

Иосиф разлил по стаканам бледно-золотистую жидкость – кубики льда в кувшине прозвенели что-то нежное – и подсел поближе к девушке.

– Янушка, за что ты так свою тетку ненавидишь? Нет, я понимаю – отец от твоей матери к ней ушел, это тяжело, но… Всякое в жизни бывает. Тебя-то он любит, сразу видно. А у них детей нет.

– Она бесплодная! – злорадно процедила Яна. – Бабушка говорит, ее Бог наказал.

– Ну вот видишь – уже наказал. А ты себя изводишь.

– Я не могу! Я ненавижу ее, ненавижу! Если бы ее не стало, отец бы вернулся, и все было бы, как раньше. Надо, чтоб она сдохла! Чтоб она в лепешку расшиблась! А знаешь, – Яна вдруг усмехнулась, – я иногда думаю, думаю… Вот бы ей тормоза испортить? Или рулевую колонку? Это же совсем не трудно? И никто не догадается – ведь гоняет на своей тачке как сумасшедшая!

– Янушка, перестань! Даже думать перестань! Пожалей свои нервы. Знаешь, ненависть еще никогда ни к чему хорошему не приводила. От нее только беды. Плюнь ты на Татьяну и забудь. Ну что тебе до нее?

– Кто там? – Яна стремительно обернулась к живой изгороди, где мелькнуло что-то розовое.

Иосиф успокаивающе обнял ее:

– Ну кто там может быть, Янушка? За этой изгородью глухой переулок, тупик, там никто никогда не ходит. Лучше наверх посмотри – жаворонок! Вон, видишь?

Яна прижалась к крепкому – такому надежному и успокаивающему – плечу:

– Иось, я боюсь что-то. По-моему, это не жаворонок, а ястреб, просто очень высоко.

– Ну даже если и ястреб, – улыбнулся он. – Он ведь не страшный, а очень красивый. Ничего не бойся, мы теперь всегда будем вместе, чего бояться?

Ястреб – а это, конечно, был не жаворонок, а именно ястреб – медленно кружил в теплом восходящем потоке и зорко глядел вниз: не мелькнет ли где неосторожный суслик или хотя бы мышь. Он видел и Яну с Иосифом – просто люди, не добыча, – и глухой переулок, где девушка в розовом – еще одно из этих глупых человеческих существ, – заворачивая за угол, прятала в карман маленькую серебристую коробочку, похожую на пульт от телевизора. Ястреб, разумеется, никогда в жизни не видел пульта от телевизора. И уж тем более – не знал, что такое диктофон.

Едва открыв глаза, Яна тут же опять зажмурилась от какого-то сладкого предчувствия: мне сегодня девятнадцать, девятнадцать! Это число казалось ей таинственным, загадочным – волшебным. Сквозь ресницы спальня выглядела незнакомой – как будто это не ее собственная комната, а замок заколдованной принцессы. В углу возвышалось что-то легкое, воздушное, белое…

Яна ахнула и мигом выбралась из постели – у меня же сегодня свадьба! А это легкое и воздушное – платье, мы вчера его мерили.