Доктор Нонна - Влюбленный скрипач (сборник)

– Здравствуй, доченька! Как поздно ты завтракаешь.

– Вчера устала очень. А почему ты один?

– Она еще спит. Соня, такая же, как ты.

Стол был накрыт белоснежной скатертью. Голубые чашки из тончайшего фарфора ждали, пока их наполнят кофе. Золотистый мед стоял в хрустальном бочонке.

– Вам яйцо всмятку? Как всегда? – Лена хотела выручить подругу.

Степан Олегович не ответил. Его внимание было приковано к рукам Саши.

– Оставьте нас одних! – вдруг властно приказал он.

Юрий на завтрак еще не спустился. Прислуга бесшумно исчезла. В столовой повисла удушающая тишина.

– Кто ты? – вдруг спросил Степан Олегович, пронзительно взглянув на женщину.

– Я? – беспомощно пролепетала она. – Саша.

– Нет. Моя дочь никогда не ходила без маникюра после того, как прищемила ноготь на безымянном пальце.

Саша, побледнев, посмотрела на свои дрожащие руки.

– Вот так нелепо проколоться… – почти беззвучно произнесла она, в то время как Степан Олегович, синея, вдруг начал сползать со стула.

Он покрылся потом и стал ловить воздух ртом. Саша, будучи медсестрой и проработав столько лет в реанимации, сразу поняла: это конец. Она бросилась было к нему, но, сделав только шаг, почувствовала резкую, горячую боль внизу живота и схватилась за него. Все происходило как в замедленной съемке. В это время в столовую, весело насвистывая, вошел Юрий.

– Вот и я… Что случилось? Саша? Степан Олегович?

Саша, сцепив от боли зубы, ползком подобралась к лежащему возле стола мужчине и взяла его безжизненную руку, проверяя пульс.

– Все. Он умер. – Она подняла к Юрию залитое слезами лицо. – Мы его убили.

– Что ты несешь? При чем тут мы? – зло зашептал Юрий. – Или… Ты… Что ты ему подсыпала?

– Я? Ничего! Он увидел мои ногти без маникюра и сказал, что у Саши был перебит ноготь… короче, он все понял, и у него сердце… не выдержало.

Юрий вытер сложенным носовым платком пот со лба.

– Я не знаю, что теперь будет… – с тревогой проговорил он. – Надо позвать прислугу. Елена! Дарья! Где вы все, черт побери! Степан Олегович умер!

Прислуга сбежалась мгновенно. Все молчали и только переглядывались.

– Надо вызвать «Скорую» и полицию. – Лена взяла себя в руки первая. – Пойди, Сашенька, приляг. На тебе лица нет.

Слезы текли по щекам Саши, ее всю трясло. Она пыталась что-то сказать, но, всхлипывая, глотая слезы, не могла членораздельно ничего произнести.

– Уведите ее, Юрий Андреевич! – Лена с пониманием ситуации посмотрела на него.

Юрий отвел Сашу в спальню, уложил на кровать.

– Конечно, жаль, что все так случилось! Но, знаешь, никто не виноват! У Степана Олеговича давно были проблемы с сердцем, только он лечиться не хотел. Не вини себя. Теперь мы оба баснословно богаты! И… каждый пойдет своей дорогой! – Он дотронулся до ее дрожащей, холодной руки. – Спасибо тебе, Саша!

Он вышел и прикрыл дверь. Саша слышала, как подъехала полиция и «Скорая», но не могла пошевелиться. В какой-то момент ей показалось, что ребенок тоже не шевелится. Она обхватила живот двумя руками и прислушалась. Ощутив легкое движение внутри, Саша успокоилась.

«Да! Что бы Юра ни говорил, я стала причиной смерти человека. Из-за денег! Из-за богатства! Как же мне теперь с этим жить? Какой дорогой идти? Бежать отсюда? Вернуться с тремя детьми в Кривой Рог? Нет, это невозможно!» – Ее мысли прервал стук в дверь. Лена принесла успокоительное.

В течение недели велись допросы в полиции. Свидетели, в числе которых были и друзья покойного, и слуги, подтвердили слова Юрия о том, что Степан Олегович часто жаловался на сердце. Ясности картине добавило вскрытие. Следуя последней воле умершего, о которой говорилось в завещании, хоронить Степана Олеговича решили в Москве. К счастью, если можно так сказать, Саше акушер-гинеколог запретил туда лететь. На похороны отправился один Юрий.

Все утро Саша слонялась по притихшему дому. Даже Настя не шумела и не баловалась, как будто понимала, что случилось несчастье. Лена заварила кофе, аромат которого разбудил Сашин аппетит.

– Знаешь, я бы чего-нибудь пожевала.

– Ну наконец-то! Я уже не знала, чем тебя соблазнить. Даже попросила кухарку испечь твой любимый пирог с манкой и изюмом.

– О! Его-то я и съем! – После пирога настроение Саши улучшилось. – А давай поедем к моим!

– Сейчас отдам распоряжения по дому и поедем!

В машине поставили любимый диск – шлягеры Аллы Пугачевой. Саша тихо подпевала, а Лена улыбалась: ведь все складывалось как нельзя лучше. За исключением, конечно, смерти Степана Олеговича. Хотя, честно говоря, его кончина мало кого огорчила по-настоящему. Лена радовалась тому, что Саша скоро получит наследство и возьмет ее к себе на работу. Обе знали, что у Юрия есть любовница и что, скорее всего, он уйдет из дома. Саша настолько вжилась в роль, что порой ревновала мнимого супруга, хотя и не любила.

Швейцарская дорога была такой идеальной, что обе женщины даже не заметили, как очутились на месте. Саша посигналила, Лена засмеялась:

– Ты всегда их оповещаешь, что приехала, таким способом?

– Мамочка! Наконец-то! – долговязый, прыщавый от переедания сладостей подросток выбежал навстречу.

– Ты почему не в школе? – пряча улыбку, строго спросила Саша.

– У нас гости, и бабушка мне разрешила! – обиделся Павлик.

– Какие гости?

– Пойдем, увидишь!

Сердце Саши тревожно забилось. Зажав рот рукой, она отгоняла предчувствие, которое чуть-чуть ее обмануло. Когда Саша вошла в дом, мужчина говорил по телефону, но тут же повернулся к ней.

– Я перезвоню! – Он нажал отбой.

– Здравствуй, Толик, – разочарованно сказала Саша. – Что ты тут делаешь? Специально прилетел, чтобы напомнить мне, какая я плохая?

– Сашенька, доченька, зачем же ты так? – вступилась за гостя Мария Александровна. – Он тебя искал.

– Здравствуйте, Саша! – Толик протянул руку, и она рассеянно подала ему свою. – Я тогда был не прав. Простите меня. Я искал вас, чтобы сказать о Давиде. Он в тяжелом состоянии в больнице. В него стреляли! Но сейчас опасность позади.

– Он на свободе? – Ее глаза наполнились слезами. – Значит, это его я видела тогда, у банка. А мне уж думалось, что померещилось… Но почему же Давид меня не искал?

– Он искал! И нашел! Но…

– И что вы хотите теперь? Сказать ему, что у меня дочь трех лет и я опять жду ребенка? – Точно подтверждая эти слова, не родившийся еще мальчик уперся в ее бок ножкой. – Я ему не нужна! Он молод и справится с ранами.

– Он любит вас! Я это знаю. Он хранил верность вашей любви!

Толик напряг все мышцы и сжал кулаки. Глядя на беззащитную беременную женщину, он понял, за что Давид ее любил. Толик внезапно испытал, как когда-то Давид, желание прикоснуться к ней… Оторвав взгляд от Саши, он попросил:

– Вернитесь к нему! Прошу вас!

Тут вмешалась Лена:

– Ей нельзя сейчас лететь в Москву! Она только оправилась от сильнейшего стресса.

– Мама! Собирайтесь, мы уезжаем! – Саша начала носиться по дому.

– Дочка! Послушай меня! Куда ты собралась, в нищету? В нашу хрущевку? – заволновалась мать, которой очень нравился и этот домик, и озеро рядом, и яркая, праздничная Женева…

– Бабушка! Поехали отсюда! – вмешался Павлик.

– Сашенька, давай хоть спланируем переезд! У Павлика сейчас тяжелый возраст. Ты не имеешь права срывать его с учебы!

Именно эти слова подействовали на Сашу. Она села в кресло и опустила голову на колени.

– Мама права. Толик! Ты должен рассказать Давиду… О господи, я так и не спросила, что с ним?

– Была полостная операция, – осторожно произнес Толик. – Почку удалили и селезенку. Он еле выкарабкался… И лицо…

Саша встала, не вытирая бегущих по щекам слез:

– Бедный мой мальчик! Спасибо, Толик! Ты настоящий друг! А Давид знает, что ты здесь?

– Нет! – честно ответил он.

– Я все равно пока лететь не могу. – Она помолчала, а потом добавила: – Но мне очень хочется его увидеть. Лена, ты поезжай, я останусь здесь! Утром приеду, завтра.

– Вас куда отвезти, Анатолий? – осведомилась Лена, доставая из сумочки ключи от машины.

– В аэропорт. Правда, у меня еще шесть часов до самолета…

– Ну тогда я покажу вам Женеву, а потом в аэропорт.

– Спасибо.

Он попрощался с Павликом, потом с Марией Александровной и подошел к Саше.

– Вы его любите?

Она кивнула.

– Тогда сделайте все, чтобы вернуться. Он нуждается в вас.

Саша ничего не сказала. Повисла тишина, было слышно, как тикают каминные часы. С той минуты Саша ждала встречи с Давидом…

До родов оставалось два месяца. Все было решено: они едут домой. Мария Александровна быстро смирилась с этим, поняв вдруг, что на самом деле ей очень тоскливо в сытой Швейцарии. Столько раз она говорила Саше, что дома сразу побежит на базар, купит кровяной колбаски, солений, зелени…

– Мама, ты здесь живешь в такой роскоши, а говоришь о кровяной колбасе! – возмущалась Саша.

– В скуке я живу, доченька! – отвечала та, вздыхая. – Неужели ты не понимаешь?

Саша хорошо понимала мать. Ей тоже не хватало дорогих сердцу улиц, привычных яблонь под окнами, соседок, каждый день забегавших по делу и просто так.

Павлика решили отправить в Англию. Уже оформили все документы и нашли подходящий лицей. Вначале мальчик бунтовал, а потом смирился.

…Кривой Рог встретил их такой серостью, что радость от приезда домой слегка померкла. Только одна Лена не скрывала восторга от того, что вырвалась из Швейцарии. Ей было не важно, в каком городе жить, главное – дома, в России. Еще, об этом Лена не рассказала даже подруге, она мечтала увидеть Толика. Когда они катались по Женеве и болтали о всякой всячине так, словно были давно знакомы, ей показалось, что между ними пробежала искра. Лена понимала, что намного старше Толика, и все же надеялась, встретив его, снова зажечь эту искорку…

Лену поселили в комнате Павлика. Но это, как уверяла всех Саша, было временно. Она хотела построить дом и ни капли не сомневалась, что у нее все получится. В 1996 году это уже было реально.

Короче говоря, и Мария Александровна, и Саша, и Лена чувствовали себя счастливыми. Только Настенька капризничала все время. «Наверное, перевозбудилась», – решили женщины. Но вечером, дотронувшись до пылающей щечки девочки, Саша забеспокоилась. Когда измерили температуру, то ахнули – тридцать девять.

– Надо «Скорую» вызвать! – воскликнула Лена, винившая себя за то, что недосмотрела за ребенком.

– Нет! Я вызову врача, который лечил Павлика!

Саша подошла к стенке в прихожей, где был приклеен листок с телефонами, и набрала забытый номер. Мария Павловна приехала через полчаса. В это время Лена уже дала малышке жаропонижающее, которое предусмотрительно купила в Швейцарии.

– Горлышко красное. Ангина! Нужны антибиотики, – сказала вечно уставшая врач. – Вот рецепт. Лечите девочку. Я приду завтра.

Только когда Мария Павловна ушла, женщины опомнились: поздний вечер, все аптеки закрыты, а ждать до завтра…

– Ни в коем случае нельзя ждать, – устало проговорила Саша. – Надо съездить в дежурную аптеку, она где-то в центре. Такси, что ли, вызвать…

– Давай позвоним Толику, попросим его, – сообразила Лена, убеждая себя, что в предложении ее нет ни капли корысти.

Толик примчался так быстро, словно ждал их звонка и уже держал наготове машину.

– Не волнуйтесь, девочки, я мигом! – ободрил он встревоженных женщин, взял рецепт и исчез за дверью, не успев выслушать тройное «спасибо».

Вернулся он не один. Открыв дверь, Лена увидела за плечом Толика высокую мужскую фигуру и, конечно, сразу догадалась, кто это.

– Сашеньке очень вредно волноваться, – шепнула она Давиду, услышав торопливые Сашины шаги.

* * *

Отправив Толика за лекарством, Саша села в кресло у окна и задумалась. Какое-то сладкое предчувствие томило ее, странным образом накладываясь на мысли о больной дочери. Потом Саша услышала звук щелкнувшего замка, скрип открывающейся двери, осторожный голос Лены и вдруг, сама не зная почему, резко поднявшись с кресла и раскинув руки, почти бегом бросилась в прихожую. Она уже чувствовала, знала, что увидит там… Давид шагнул навстречу и нежно прижал ее к себе. Да, он готов был принять ее, свою родную, милую красавицу Сашу, с еще не родившимся ребенком, с трехлетней Настенькой и, конечно, Павлом. К тому же только сегодня Давид узнал от врачей, что после трех перенесенных им операций он никогда не сможет стать отцом.

Лена взяла у Толика лекарство, а потом, едва скрывая волнение и радость, за руку повела молодого человека к себе, где дремала больная Настенька. Мария Александровна не без некоторого, правда, сожаления тоже пошла в свою комнату. А Давид и Саша, обнявшись, стояли в прихожей…