Сейчас-то Хоппи понимала, что было немало моментов, на которые стоило обратить внимание. В свое время она не придала им значения, считая ничего не значащими совпадениями. Это были моменты, когда лицо Сореллы словно освещалось изнутри при одном взгляде на Рэндала, и казалось, что свет этот находил отражение и на его лице. Моменты, когда Хоппи слышала голос Рэндала, зовущий Сореллу, всякий раз, когда он переступал порог квартиры, а в ответ слышал радостные возгласы девочки. Потом эти двое обычно направлялись в гостиную, где долго доверительно беседовали наедине.

Несомненно, это были тревожные сигналы, они говорили об опасности. Опасности для Джейн и для семейного счастья, которое ожидало Рэндала в браке с ней.

Когда Сорелла днем вернулась домой, она направилась прямо в кабинет, где сидел адвокат, и на какой-то момент Хоппи показалась, что она ошиблась и все ее опасения просто смешны.

Сорелла выглядела таким ребенком в своем зеленом платье, которое Хоппи помогла ей выбрать. Это было платье для девочки, простое, с узким кожаным ремешком, круглым вырезом и короткими рукавами. Сорелла выглядела так, словно была школьницей, которой не хватает только ранца за плечами, чтобы отправиться в школу. Но затем, когда Хоппи наблюдала, как Сорелла слушает адвоката с бесстрастным лицом, как сдержанно реагирует на сообщение о наследстве и о своем истинном возрасте, до Хоппи постепенно доходило, что Сорелла вовсе не была наивным ребенком!

Да, она была изящной. Ее черты лица и тонкая кость, унаследованные, должно быть, от матери, ввели их всех в заблуждение, заставили поверить в то, что внушал всем в своих корыстных целях Дарси Форест.

Возможно, подсознательно Сорелла исполняла отведенную ей роль этакой трогательной малышки, которую Дарси Форест мог использовать, чтобы тянуть деньги из глупых женщин, подростка, в которого поверили и Рэндал, и Хоппи, в котором сквозь следы лишений, которые ей пришлось пережить, кочуя с отцом, проглядывали зарождающаяся женственность и грация.

Хоппи видела, как сильно изменилась Сорелла за последнее время, но как-то не задумывалась о причине этих перемен. И она, и Рэндал приняли на веру то, что им сказали, и видели то, что хотели увидеть.

Как часто Рэндал прежде говорил, что успех роли зависит от того, насколько искренен актер! Сорелла искренне исполняла свою роль и заставляла всех поверить в ее искренность. Хоппи чувствовала, как в один момент изменилась ситуация. Теперь все будет по-другому: Сорелла оказалась взрослой девушкой, а не ребенком.

При этой мысли Хоппи вдруг испытала настоящую панику. Она видела, как адвокат прощается с девушкой. Сорелла проводила его до двери и вернулась в комнату спокойная и сосредоточенная, но глаза ее сияли, словно она не в силах была скрыть тайную радость.

— Итак, тебе восемнадцать! — резко произнесла Хоппи.

— Да. Разве это не чудесно? Я всегда чувствовала, что я старше. Я понимала, что знаю вещи, которые не положено знать в моем возрасте. Но у меня не было подруг, с которыми я могла бы себя сравнить. Я помню свой пятый день рождения, во всяком случае, на торте было пять свечек, а на самом деле мне исполнялось восемь. К тому времени я уже умела считать. Я говорила: «Папа, но мне же будет восемь!» А отец отвечал: «Ради бога, не стоит поднимать вокруг этого такой шум. Мы скажем, что тебе пять. Маленькие дети особенно к себе располагают». Он всегда уменьшал мой возраст, но, когда мы оставались вдвоем, я заставляла его признавать правду. А теперь я знаю, что отец оказался хитрее меня. К тому моменту, как я научилась считать, он убавил мне три года.

— Не могу понять, как мы-то обманулись на твой счет и не угадали твой истинный возраст, — сокрушалась Хоппи.

— Это потому что я такая худая и невысокая, — просто ответила Сорелла. — Я достаю Рэндалу только до плеча.

В этот момент сердце Хоппи ожесточилось.

— Что ж, раз тебе восемнадцать, лучше тебе подумать безотлагательно о своем будущем. Ты ведь понимаешь, что теперь ты не можешь здесь оставаться.

— Но почему?

— Теперь мы знаем, что тебе восемнадцать. Моя милая девочка, ты не можешь быть настолько наивной, чтобы не понимать этого. — В голосе Хоппи звучало раздражение. — Это не лучшим образом отразится на репутации Рэндала. Будет нехорошо, если люди узнают, что ты столько времени жила в его доме без компаньонки. Даже для девочки пятнадцати лет ситуация выглядела довольно сомнительной, но когда узнают, что тебе восемнадцать! — Хоппи подняла глаза к потолку.

Последовала короткая пауза, затем Сорелла спросила:

— Вы действительно думаете, что это может нанести Рэндалу вред?

— Конечно, — убежденно ответила Хоппи. — Люди всегда готовы предполагать худшее. Надо ведь подумать и о Джейн, и о ее чувствах. Даже не могу представить себе, что она скажет, тем более что Джейн давно говорила со мной о том, что тебе не следует жить здесь одной.

— Джейн так говорила? — удивилась Сорелла.

— Да, именно так. Но я сказала ей тогда, что Рэндал чувствует за тебя ответственность и, пожалуй, ничего страшного не случится, если ты останешься в его доме до свадьбы с Джейн. Но что я скажу ей сейчас? Сложилась очень неудобная для всех ситуация. — Хоппи вдруг умолкла, пораженная неожиданной догадкой. — Надеюсь, Рэндал не почувствует себя обязанным… — проговорила она и тут же пожалела о произнесенных словах.

— Вы хотите сказать, что Рэндал может почувствовать себя обязанным на мне жениться? — закончила за Хоппи Сорелла.

— Нет! Конечно, я не имела в виду ничего подобного, — возразила Хоппи. — Это смешно даже предположить.

Но было слишком поздно. Слова были сказаны.

— По крайней мере, у меня есть собственные двадцать пять фунтов, — сказала Сорелла едва слышным голосом.

— Адвокат дал тебе денег? — поинтересовалась Хоппи.

Сорелла кивнула.

— Я хотела купить всем подарки.

— Лучшее, что ты можешь сделать, это подыскать себе жилье, — неумолимо продолжала Хоппи. — Могу тебе подсказать: в доме, где я живу, свободна комната на верхнем этаже. Можешь пойти туда и спросить консьержа. Он покажет тебе комнату.

Хоппи вовсе не хотела быть жестокой. Он лишь заботилась о Рэндале. Она хорошо понимала, что истинный возраст Сореллы меняет многое. Но Хоппи даже думать боялась о том, к чему это может привести. Она прогоняла из головы подобные мысли, стараясь отдалить момент, когда уже нельзя будет не признать: жизнь Рэндала больше не будет такой, какой она была до встречи с Сореллой.

Девушка ничего не ответила Хоппи и молча вышла из кабинета. А Хоппи принялась сердито печатать какие-то совершенно ненужные письма. Она была не в состоянии отправиться в театр. Она боится разговора с Рэндалом, она не готова ни с кем разговаривать! Хоппи надо было все спокойно обдумать. И только к обеду Хоппи словно опомнилась. Она слышала, как в комнату вошел Нортон, и взглянула на часы. Стрелки показывали четверть второго.

— Вы будете обедать, мисс? — поинтересовался Нортон. — Кухарка полагала, что вы отправитесь в театр, но она говорит, что есть ирландское жаркое, приготовленное для прислуги. Если хотите…

— Нет, спасибо, Нортон, — ответила Хоппи. — я не голодна, но выпила бы чашку чая, если вас это не затруднит.

— Сейчас все будет сделано, — ответил Нортон, направляясь к двери. — Мне жаль, что мисс Форест уехала, — продолжил дворецкий. — Нам всем будет ее не хватать.

— Да, разумеется, — машинально ответила Хоппи, а затем быстро добавила: — Что вы имеете в виду? Разве мисс Форест уже подыскала себе жилье?

— Она не сказала, куда уходит, мисс, — ответил на это Нортон, — просто собрала вещи, а я отнес их к лифту. Все поместилось в один чемоданчик. «Попроси мистера Грэя прислать остальные мои вещи туда же, куда он отослал вещи моего отца, — сказала мисс Сорелла. — Там им сумеют найти применение». И дала мне целый фунт, мисс. Мне неловко было брать. Нам ведь известно, что у бедняжки мисс Форест нет ни пенни, но она настаивала. «Спасибо тебе большое за все, что ты сделал для меня, Нортон», — сказала она так мило и протянула мне руку. Сам не думал, что буду так переживать из-за ее ухода.

— Но куда же она пойдет? — воскликнула Хоппи. — Она должна была оставить какой-то адрес.

— Нет, она ничего не оставила. Я думал, что вы в курсе, мисс. Честно говоря, я не знал, что вы остались дома, ведь вчера вы сказали, что рано утром отправитесь в театр.

— Она, должно быть, оставила записку для меня или мистера Грэя, — обеспокоенно проговорила Хоппи и почти бегом бросилась по коридору в маленькую комнатку Сореллы. На кровати лежали два платья — те, что Хоппи помогла выбрать Сорелле. Больше в комнате не было ничего. Ящики комода были пусты — ни записки, ни адреса, ничего.

Хоппи стояла несколько минут словно пораженная громом, а потом бросилась к телефону. Она позвонила консьержу дома, в котором жила, и спросила, не обращалась ли мисс Форест по поводу комнаты? Нет, консьерж ее не видел. И только в этот момент Хоппи поняла, что же она наделала, и ее охватила паника.

Хоппи не стала лукавить и честно призналась себе, что уход Сореллы — это ее вина. Она ничем не могла, да и не хотела себя оправдать. Она прогнала Сореллу, и она сама должна рассказать об этом Рэндалу.

Едва слышным голосом Хоппи закончила историю и без сил опустилась на стул. Нетрудно было догадаться, в каком напряжении прожила она этот день. Хоппи звонила во все места, какие могла вспомнить, даже в магазины, куда она ходила с Сореллой.

Но, делая это, она понимала безнадежность своих попыток. Она отлично понимала, что Сорелла оставила все платья, кроме того, в котором ушла, потому что они были больше ей не нужны — они принадлежали прошлому. Теперь она сама сможет купить себе вещи, которые подходят не подростку, а привлекательной девушке.

Хоппи неожиданно закрыла ладонями лицо.

— Не могу даже представить себе, куда могла отправиться мисс Сорелла, — сказала она. — Рэндал, я даже не могу предположить, где она сейчас.

Рэндал молчал. История Хоппи была рассказана со всей честностью, не оставлявшей сомнений по поводу того, что именно было сказано и как больно Хоппи ранила Сореллу. Рэндалу было ясно, почему девушка решила покинуть его дом. Он понимал, что причиной была ее забота о нем, что Сорелла готова из любви к нему пойти на все вопреки себе и своим чувствам.

Несколько минут Рэндал сидел неподвижно, затем поднялся на ноги, подошел к окну и отодвинул гардину. Он всматривался в темноту парка, в огни проезжающих машин и вспоминал, как часто видел Сореллу, вот также вглядывающуюся в сумерки.

И Рэндал вдруг понял, что, если никогда больше не увидит Сореллу, жизнь его станет непоправимо, совершенно пустой. Он также понял в этот момент, как много она стала для него значить, понял, что просто невозможно будет продолжать свою жизнь без нее. Рэндал знал: в Сорелле воплотилось то, что он искал всю жизнь.

Его паломничество закончилось, он достиг желанной цели, он был в конце пути. На какие-то секунды восторг от осознания этого, ощущение свершившегося чуда потрясли его. Рэндал чувствовал чистую радость, поднимающуюся из самой глубины его души. И тут он вспомнил про Хоппи — бедную, побледневшую, дрожащую Хоппи, которая ждала, что он скажет.

Рэндал повернулся к пожилой женщине. Доброта и благородство, проснувшиеся в душе при мысли о любви к Сорелле, сделали его куда мягче, чем он мог бы быть в этой ситуации. Он положил руку на плечо Хоппи и почувствовал, как она вздрогнула.

— Вам не надо винить себя, Хоппи, — проговорил он. — Вы ведь не знали, потому что я никогда не говорил этого ни вам, ни Сорелле — что я люблю ее всем сердцем. Я люблю эту девушку так, как никогда не думал, что можно любить. И если она мне не откажет, я намерен на ней жениться.

Глава пятнадцатая

Хоппи закрыла лицо руками, и Рэндал увидел, что она плачет. Он стоял, глядя на нее, на ее седеющие волосы и вздрагивавшие плечи. Подняв наконец голову, она произнесла сквозь слезы:

— Мне так жаль! Простите меня, Рэндал. Я не знала, я ничего не понимала.

Она выглядела очень некрасивой, почти жалкой, когда плакала. Рэндал вдруг почувствовал тепло в груди и нежность к Хоппи. Он знал, как относилась к нему Хоппи, и понимал, пожалуй, лучше, чем когда-либо раньше: все, что она делала или хотела сделать, было продиктовано любовью к нему — любовью, которая заставляла Хоппи по-матерински опекать Рэндала и делать все ради его интересов.

— Не плачьте, Хоппи, — произнес он. — Вы должны помочь мне. Ваша помощь нужна мне сейчас, как никогда раньше.

Это были именно те слова, которые могли заставить Хоппи собраться. Она была нужна Рэндалу. Хоппи достала из кармана носовой платок — большой, из льняной ткани — и стала энергично тереть глаза и шумно сморкаться. Через несколько минут секретарша Рэндала была готова к работе.