Хейд вздрогнула и похолодела. Неужели Тристану стало известно о ее отношениях с Найджелом? Он ведь не случайно сказал обо «всех прочих, сидящих за его столом». Неужели ей суждено понести суровое наказание? А если нет, то сможет ли она и дальше нести сознание и боль своего предательства?

— А теперь обращаюсь ко всем! — Тристан повысил голос: — Если кто-то из вас в чем-либо сомневается, обращайтесь ко мне без колебания, потому что мой долг — дать вам совет и разъяснения.

«Не стрит ли мне признаться во всем и получить прощение, — лихорадочно размышляла Хейд. — Возможно, покровительство Тристана спасет меня…»

— А сегодня я пригласил вас всех на празднество и прошу вас о верности, хотя по праву лорда мог бы ее потребовать! Но я хочу, чтобы вы подчинялись мне по доброй воле! — Тристан высоко поднял свою чашу и торжественно проговорил: — Я, Тристан Д'Аржан, лорд Гринли, клянусь защищать своих людей и служить им, содействуя их процветанию и благополучию под властью его величества короля Вильгельма и самого Господа Бога.

Какое-то время зал безмолвствовал: все смотрели на Тристана широко раскрытыми глазами. Наконец со своего места поднялся Баррет. Окинув взглядом всех присутствующих, он громко сказал:

— Клянусь хранить тебе верность, милорд! Отныне и всегда! — Шериф торжественно поднял свою чашу.

И тотчас же из-за стола поднялся Руфус.

— Я тоже! — воскликнул он.

— И я, и я, и я! — послышались крики гостей, и все тут же вскочили на ноги с высоко поднятыми чашами в руках.

Хейд, взглянув на Тристана, невольно улыбнулась; она считала, что он повел себя именно так, как должен был вести себя настоящий лорд.

Тут поднялась со своего места и Минерва. Повернувшись к Тристану, она сказала:

— И я тоже готова служить тебе, милорд.

— И я готова служить тебе верой и правдой, пока нахожусь в Гринли, — заявила Солейберт. — Она широко улыбнулась хозяину замка, и он ответил ей столь же искренней улыбкой.

И тут Хейд вдруг заметила, что все смотрят на нее вопросительно, ведь только она одна все еще сидела, только она одна не поклялась в верности лорду Гринли.

Чувствуя, что колени ее дрожат, Хейд поднялась на ноги и опасливо посмотрела на Тристана. Заметив его ласковую улыбку, она приободрилась и громко сказала:

— Милорд, клянусь в верности, как и моя сестра!

Хейд поспешно уселась на свое место, а Тристан, по-прежнему улыбаясь, повернулся к залу. Когда же он заговорил, глаза его сверкнули, как драгоценные камни на рукояти меча.

— Слушайте все, кто вернулся сюда! — Слова его эхом прокатились по залу, и он еще выше поднял свою чашу. — Поверьте, я всем вам очень рад! Добро пожаловать в Гринли!

Зал ответил ему рокотом одобрения, и Тристан тут же подал знак слугам, что пора поставить на столы угощения. Усевшись на свое место, он наклонился к Хейд и тихо сказал:

— Я прекрасно знаю, в какие игры ты играешь, моя милая фея.

Хейд в ужасе замерла. «Неужели он действительно все знает? — подумала она. — Но как же он догадался? Кто ему сказал?»

Тристан же усмехнулся и спросил:

— Может, ты думаешь, что, поклявшись мне в верности, как это сделала Солейберт, ты обеспечила себе право покинуть меня и бежать в Шотландию? Имей в виду, дорогая, Вильгельм еще не сказал своего слова.

— Да, я знаю. — Хейд вздохнула с облегчением и залпом осушила свою чашу.

— Но мы обсудим это позже вечером, когда ты придешь ко мне в спальню, — продолжал Тристан.

— Я не приду, — решительно заявила Хейд.

— Нет, придешь. Придешь хотя бы для того, чтобы узнать кое-какие новости. — Заметив испуг, промелькнувший в глазах девушки, Тристан с улыбкой добавил: — Я же сказал, что у меня кое-что для тебя есть.

— О каких новостях ты говоришь?

— Об этом позже. — Тристан уставился на стоявший перед ним поднос и шепотом добавил: — Придешь сразу после полуночи, когда все заснут.

Хейд уже раскрыла рот, собираясь возразить, но тут к Тристану обратилась Эллора, и девушка, нахмурившись, отвернулась. Аппетит у нее тотчас же пропал, и она снова взялась за свою чашу, которую мальчик-слуга мгновенно наполнил. Сделав несколько глотков, Хейд в задумчивости откинулась на спинку стула. «Что же делать, что делать? — спрашивала она себя. — Ведь теперь, когда вилланы дали Тристану клятву верности, я не должна помогать Найджелу». К тому же Тристан говорил о какой-то важной новости, и эта новость, судя по всему, могла очень многое изменить.

— Да, выхода нет. Придется прийти к нему сегодня ночью, чтобы все узнать, — тихонько прошептала Хейд.

— Что ты сказала, милая? — Тристан вдруг повернулся к ней с улыбкой.

— Нет, ничего. Я просто думаю вслух, — ответила Хейд, смутившись.

— Полагаю, что нам следует подумать вместе. — Он снова ей улыбнулся. — Приходи в полночь, и поговорим обо всем.

— Нет-нет, моя фея, — заявила Минерва, стоявшая в дверях спальни. — Тебе лучше встретиться с лордом в другое время. Сейчас вы не сможете поговорить серьезно. Слишком уж много вина ты выпила.

Хейд в досаде передернула плечами; ей казалось, что все двоится у нее перед глазами.

— Но, Минерва, мне надо все решить до рассвета. Понимаешь, до рассвета… Старуха нахмурилась и с вздохом проговорила:

— Сейчас из этого не выйдет ничего хорошего.

— Минерва, пожалуйста, не удерживай меня. Умоляю!.. — Хейд с трудом поднялась с постели и, пошатываясь, направилась к двери. — Я пойду, Минерва, хорошо? А если не вернусь к рассвету… то отправь кого-нибудь за моим трупом.

Глаза старухи чуть не вылезли из орбит.

— О, тогда лучше иди, моя фея!

Хейд вышла из дома и, осмотревшись, зашагала к замку. В небе сверкали яркие звезды, и девушка остановилась ненадолго, чтобы полюбоваться ими. Внезапно голова у нее закружилась, и ей пришлось снова обратить взор к земле.

Тяжелая дубовая дверь, ведущая в зал, никак не открывалась, и Хейд долго толкала ее, стараясь войти. Когда же дверь наконец-то отворилась, она, не удержавшись на ногах, упала на пол. Со стоном поднявшись, Хейд на мгновение прикрыла глаза, затем, приблизившись к лестнице, стала осторожно подниматься наверх, придерживая одной рукой юбки, а другой, опираясь о холодную стену. И чем выше она поднималась, тем более неотвратимым казалось ей наказание.

«Возможно, он меня выпорет, — размышляла она. — Или даже повесит. А может, просто отправит обратно в Сикрест».

Наконец, оказавшись в верхнем коридоре, она осмотрелась и в изумлении пробормотала:

— Как странно… Что-то не припоминаю этого коридора. Может, я ошиблась и не туда поднялась?

Немного подумав, Хейд двинулась направо — и тут же остановилась, ослепленная ярким светом, хлынувшим из внезапно открывшейся двери.

— А я не был уверен, что ты придешь, — раздался голос Тристана, и ей показалось, что голос его звучит как-то странно.

Хейд смотрела себе под ноги, изо всех сил стараясь держаться прямо, и потому не заметила насмешливой улыбки Тристана. То и дело спотыкаясь, она вошла в его спальню и пробормотала:

— Добрый вечер, милорд… Надеюсь, ваш праздник… продолжался столь же успешно.

— Да, вполне успешно. Но и ты, похоже, неплохо повеселилась, — ответил Тристан с усмешкой.

— Милорд, мне надо… — Хейд покачнулась. — Мне надо сообщить вам что-то очень важное.

Хейд шлепнулась на стоявший рядом сундук, и Тристан тихо рассмеялся. Приблизившись к столу, он взял кувшин и, налив в чашу воды, подал ее девушке.

— Благодарю вас. — Она залпом осушила чашу, потом с негодованием проворчала: — Но ведь это не вино. Тристан снова рассмеялся.

— Мне кажется, что после такой веселой трапезы тебе не следует снова пить вино. Лучше пей воду, дорогая. И пей медленно, маленькими глотками, тогда в голове у тебя прояснится.

Хейд с вызовом вскинула подбородок и отставила чашу. Тристан с вздохом проговорил:

— Боже милостивый, какая ты упрямая. — Увернувшись от ее кулачков, молотивших по воздуху, он попытался поднять Хейд на ноги. — Пойдем, дорогая. Я отведу тебя к Минерве. Поговорим завтра.

— Нет! — Она решительно покачала головой. — Ни за что!

Тристан приложил палец к ее губам.

— Хейд, но ты же не хочешь разбудить весь замок, чтобы все узнали, что ты у меня в спальне? Говори потише.

Она вздрогнула и окинула взглядом комнату — как будто искала соглядатаев, способных их подслушать. Потом громко зашептала:

— Нет-нет, у меня очень важное дело.

Тристан невольно улыбнулся, очарованный внезапно прорезавшимся у нее гэльским выговором; казалось, она копировала выговор Минервы.

— Дорогая, но что же у тебя за дело?

— Знаешь, это моя вина, — заявила Хейд, крепко зажмурившись. — Все ваши беды в Гринли — только моя вина.

Тристан посмотрел на сидевшую перед ним девушку и снова улыбнулся. «Похоже, бедняжка считает себя ответственной за все, даже за то, чего не может изменить», — подумал он с вздохом.

— Интересно, какие же беды ты навлекла на Гринли, миледи? — Он заставил ее подняться с сундука и подтолкнул к кровати. — Да-да, какие беды? Просвети меня, пожалуйста.

— О, множество бед! — Она принялась загибать пальцы. — Вилланы, Найджел, Дональд!..

Тристан осторожно усадил ее на край кровати.

— Не говоря о моей лжи! — крикнула Хейд. — И еще я перебила всю посуду в доме. Правда, Минерва потом заставила меня привести все в порядок… — Она немного помолчала, потом вдруг спросила: — Скажи, ты меня повесишь?

Плечи Тристана затряслись от хохота. Отсмеявшись, он снял с девушки башмаки и с серьезным видом проговорил:

— Я почти уверен, что не стоит вешать человека из-за нескольких разбитых горшков.

Глаза Хейд внезапно наполнились слезами, и она, всхлипывая, прошептала:

— Ах, ведь камни предупреждали меня, но я все-таки рассказала ему все, что знала.

Тристан взял с кровати плотное одеяло и развернул его.

— Рассказала? Кому и что?

— Ты меня не слушаешь, болван! — возмутилась Хейд. Но все же позволила Тристану уложить ее под одеяло. — Найджел знает все. Да-да, он знает все.

— Милая, не бойся Найджела. — Тристан склонился над ней. — Он не тронет тебя, пока ты здесь.

Хейд попыталась привстать.

— Да я за тебя боюсь! За тебя! Он хочет твоей смерти! Хочет прибрать к рукам Гринли!

Тристан улегся поверх одеяла рядом с Хейд.

— Дорогая, каждое слово, слетающее сейчас с твоих прелестных губок, убеждает меня в том, что ты слишком пьяна, чтобы говорить разумно.

Хейд улеглась на спину и, уставившись в потолок, пробурчала:

— Что ж, очень хорошо. Похоже, ты слишком туп, чтобы понять меня. А если так, то можно считать, что я выполнила свой долг и совесть моя чиста. — Она зевнула и пробормотала: — Да-да, чиста…

— Вот и замечательно. — Тристан погладил ее по волосам. — Я очень рад, дорогая, что ты за меня беспокоишься.

— Мм… да, очень беспокоюсь.

— Но все-таки, милая, ты должна мне поверить, когда я говорю, что Найджелу со мной не справиться. — Он провел кончиками пальцев по ее щеке и с ласковой улыбкой добавил: — Победа останется за мной. Иного и быть не может.

— Мне жаль, Тристан, но я… — Хейд уже засыпала. — Видишь ли, я не знала, что это… ты.

— Конечно, дорогая. — Он прикоснулся губами к ее губам. — Сладких тебе снов, любимая.

Тристан поднялся, но Хейд вцепилась в его рукав и с усилием пробормотала:

— Нет, этой ночью никаких снов. Останься со мной, прошу тебя.

Глядя на лежавшую перед ним девушку, Тристан мысленно воскликнул: «Что же делать?! Находиться так близко от нее — и не сметь прикоснуться к ней?! И ведь она сама этого хочет…»

— Останься, — снова прошептала Хейд, будто почувствовав его сомнения.

— Ладно, хорошо. — Тристан снова улегся рядом и привлек ее к себе. — Только имей в виду, мы не должны предаваться любви, пока…

Услышав мирное посапывание Хейд, Тристан усмехнулся и, поцеловав ее в лоб, приготовился бодрствовать всю ночь.


Глава 20


Хейд проснулась и тут же почувствовала сильнейшую головную боль. При этом в ушах у нее стоял ужасный гул, так что казалось, она вот-вот оглохнет. Осторожно приоткрыв один глаз, она попыталась приподняться и тотчас застонала:

— О Господи!.. Минерва, пожалуйста…

Тристан хмыкнул и приблизился к постели, держа в руках поднос с графином, миской и ломтем хлеба. Прежде чем присесть на кровать, он поставил поднос на пол.

— Доброе утро, милая. — Он осторожно прикоснулся к ее плечу.

Услышав голос Тристана, Хейд распахнула глаза. Несколько мгновений она таращилась на него в недоумении, а потом вдруг с удивительным проворством выпрыгнула из постели и, бросившись к ночному сосуду, стоявшему в углу, низко наклонилась над ним.