Эллен Фьестад - Вместе мы удержим небо

Лука лежит, прижимаясь головой к невысокому кантику у края стены. Думает. Она не может дожидаться следующей смены караула, будет уже слишком светло. Придется рискнуть. Но эти гвардейцы только что сменились, они бдительно несут вахту, а она не имела возможности последить за ними, не знает, кто из них слабое звено. Она вытаскивает репшнур, закрепляет страховочный упор. Ее одежда уже больше не светло-желтого цвета, но с этим ничего не поделаешь. Она пристраивается в неглубокую тень за водосточным желобом и дюльфером спускается вниз.

Вверху над головой Луки развивается транспарант с копией ее последней картины. На картине нефтяная платформа. Она выстроена в форме собора. Над собором реют ангелы. На ангелах остроконечные шапочки с рисунком норвежского флага, у них самодовольные лица. Вместо крылышек у ангелов денежные купюры. В воде под платформой виднеется какой-то тихоокеанский остров, погрузившийся в пучину. Тела его обитателей безжизненно покачиваются в волнах лицом вниз.

Потерянная ею квитанция за печать транспаранта, в которой заказ оформлен на имя Гарда, валяется на крыше королевского дворца на самом виду.

Гард рывком распахивает дверь своего фабричного логова. Волосы у него вздыблены, он размахивает руками и вообще выглядит очень расстроенным.

– Сумасшедшая, что ты такое натворила?!

Лука сидит на барной стойке, скрестив ноги, и ест мороженое прямо из пластикового контейнера. Она усмехается.

– Ты чего, забыл расческу с собой взять?

– Меня целые сутки продержали в предвариловке и все время таскали на допросы, а тебе смешно.

Лука пожимает плечами. Гард застывает на месте, не отрывая от нее взгляд.

– Ничего странного, что тебя приняли за преступника, посмотри, на кого ты похож с таким причесоном.

Он продолжает смотреть на нее.

– Сумела-таки. Пробиться на первую полосу.

Лука балансирует столовой ложкой, как катапультой, и запускает в него шариком мороженого, которое попадает Гарду в щеку. Он отирает мороженое указательным пальцем и слизывает его. Теперь его взгляд устремлен в пространство прямо перед ним и не сфокусирован ни на чем. Вид у Гарда совершенно апатичный.

– Я почти двое суток не спал.

– Ну и как тебе там? В тюряге-то?

– Я же ничего не понимал. А потом они показали мне газету. Я вспомнил про наше пари, когда увидел фото транспаранта над дворцом. Хотя вообще-то я про него забыл. Когда ко мне домой заявилась полиция, чтобы меня забрать, я был уверен, что кто-то разыграл меня таким образом. Ты что, совсем чокнулась? Подставила меня! Как ты это сделала-то?

– Что там трудного. На транспаранте напечатан логотип полиграфического салона. Позвонили и выяснили все, элементарно. Узнали, что за чувак заказал такой транспарант.

Глаза Гарда широко распахиваются.

– Ты оформила заказ на мое имя?

Лука пожимает плечами. Соскакивает с барной стойки и наливает кофе в чашку.

– Держи.

Гард делает большой глоток и отставляет чашку в сторону, на подоконник. От кофейного пара из чашки окно запотевает. Они стоят совсем рядом друг с другом. Гард прижимает указательный палец к стеклу, и оно поскрипывает, когда он выводит на нем большую букву «Л». Лука улыбается. Прижимает свой палец к стеклу рядом с его пальцем. Чувствует, какие горячие пальцы у нее, не мерзнут даже от прикосновения к холодному. Пишет «П» рядом с его «Л».

– ЛП. Лопух.

Он подносит чашку ко рту и делает еще глоток. Стекло уже снова прозрачно. Букв больше не разобрать. Он наклоняется поближе к окну и жарко дышит на него. Буквы снова становится видно.

– Если кто-то из нас умрет, оставшийся может прийти сюда и подышать на стекло, – говорит он.

Лука шлет Гарду сообщение из школы:

«Чем займемся вечером?»

Сразу же приходит ответ. С экрана мобильника мигает маленький конвертик.

«Я сижу в пивной с ребятами».

Через полчаса она уже стоит перед входом в пивную. Что она им скажет? «Привет, меня зовут Лука, я…» Я – кто?

Она уже столько слышала о них, но ни разу не встречалась – пора уже. Можно подумать, что они ее боятся. Но, наверное, это просто у Гарда какой-то бзик. Иногда она совсем не понимает, что им движет. В куртке жарко, Лука совсем запарилась, а тут еще тяжелая сумка с учебниками. Вся рожа будет красная, не очень-то удачно для первого знакомства. Вот черт. Но она что, не может зайти выпить пива? Уже и не вспомнить, когда последний раз пила, – пару кружечек пропустить будет в самый раз. Вот перед ней дверь, ну, вперед, входим; она заправляет непослушные прядки волос за ухо, делает вдох, собирается с духом и тянет за ручку. Внутри темно, где же они сидят?

Лука останавливается и, прищурившись, вглядывается в темноту зала, пропахшего состаренной древесиной и жареным миндалем. Но не видит их. Вообще ничего не может разглядеть. В углу кто-то, смеясь, провозглашает тост; ее глаза начинают привыкать к темноте в пивной, и она видит, что они сидят в самом углу в дальнем конце зала. На экране телевизора показывают футбольный матч, часть игроков бегает в красной форме, другая – в желтой, на некоторых – синяя; а, здесь три экрана, что, на каждом показывают разные матчи? Вон они там сидят. Гард в самой серединке. Рядом с ним девушка с большими серьгами и ярко-красной губной помадой. У нее густые светлые волосы, подстриженные в форме каре чуть ниже ушей. Одну ногу девушка закинула на колени Гарду. Волосы у нее убраны со лба зеленой полоской в крупный белый горошек.

Это, должно быть, Сэм, она-то ведь «одна из парней». Гард нашептывает что-то ей на ухо, остальные следят за футбольным матчем. Как себя вести, когда транслируют футбольный матч, разговаривать-то можно? Лука понятия не имеет. Осторожно подбирается поближе к их столику, пытается поднырнуть под экран, получается не особенно изящно. Она машет рукой и улыбается Гарду, а так бы хотелось обнять его, пристроиться с ним рядом. Но он сидит так, что до него не добраться; он машет рукой ей в ответ, но свободных мест за их столиком нет. Лука озирается в поисках стула, но, может, лучше сначала познакомиться?

– Привет, – говорит она шепотом, чтобы не помешать болельщикам. Сверху справа что-то выкрикивает комментатор, наверняка что-то важное, вот надо же было ей ввалиться именно сейчас, черт. Никто ее не слышит, никто на нее не смотрит. Лука поворачивается к парню, который сидит к ней ближе всех, и протягивает ему руку. – Привет, я Лука.

Парень ошарашенно смотрит на нее.

– Горшок.

А, так вот как он теперь выглядит. Она машет рукой остальным, улыбается, не хочет подавать голос: комментатор так и захлебывается словами, сейчас явно какой-то решающий момент. Сидящая вокруг стола компания улыбается и в качестве приветствия поднимает бокалы с пивом в ее сторону, потом отхлебывает – похоже, вкусное пиво, Лука предвкушает уже, как первый холодный глоток оросит горло, ей ужасно жарко. Она улыбается девушке, сидящей рядом с Гардом; надо бы подать ей руку и поздороваться, но Луке отсюда никак не дотянуться до нее через весь стол. Девушка же даже не пытается привстать. Гард склоняется к Луке через стол, Лука склоняется к нему – вот наконец-то он ее обнимет!

– На.

Лука застывает. Он тычет ей прямо в лицо ключами от фабричного помещения.

– Чего тебе тут сидеть с нами, футбольными идиотами. Я приду, как только мы закончим.

Лука смотрит на Гарда не шевелясь. Гард улыбается, но не смотрит ей в глаза. Лука не понимает, что это он такое несет? Потом до нее вдруг разом доходит: он не хочет, чтобы она тут с ними сидела.

– А… ну ладно, спасибо.

Она опускает глаза, не в силах посмотреть на него, не в силах смотреть ни на кого из них, берет ключи, быстро выпрямляется. Снова закидывает тяжелую сумку через плечо и устремляется назад, к двери, ни с кем не попрощавшись, даже не поздоровавшись со всеми толком; сумку никак не удается пристроить поудобнее, черт, черт, черт. Лука пулей вылетает на улицу; там идет дождь. Всю дорогу до фабрики она быстро бежит, взлетает вверх по лестнице, отпирает дверь, останавливается посреди этого огромного помещения и осматривается. Тихо, как в могиле, никаких ликующих комментаторов.

Наконец-то фестиваль и выпуск диска с музыкой группы Гарда. И все-таки все не так, как хотелось бы. Совсем, совсем не так.

Лука втиснула свою палатку между палатками каких-то незнакомых ей ребят. Прямо возле туалетов. Она рассчитывала, что и Гард будет ночевать здесь. Но для палаток группы отведено место на специальной площадке для выступающих. На другом конце фестивальной зоны, как можно дальше от входа, там, где начинается лес. Там он и оставил свой спальный мешок. Все остальные уже отправились на концерт. Тот самый концерт, которого все ждали несколько недель. Выступление одной из любимых групп Гарда.

Но все как-то не ладится. Накануне вечером Лука впервые присутствовала на репетиции Гарда с группой. Они хорошо сыгрались. Особенно Гард и Сэм. Эти двое что-то даже слишком хорошо.

Лука стоит и пинает ногой колышек палатки; он выскакивает, вся передняя часть палатки валится на землю.

– Ну, кончай дурака валять, – бубнит Гард, не оборачиваясь.

Лука застыла возле входа в палатку. Все ее тело напряжено. Гард сидит на корточках возле примуса, пытаясь вскипятить воду.

– Вот же черт, чтобы меня хватило на весь концерт, я должен выпить кофе. Ну давай же, работай, примусишка паршивый! Еще на это время тратить.

Гард приподнимает примус и осматривает его со всех сторон. Лука знает, в чем проблема. Нужно снять и прочистить вентиль. Но она помалкивает.

– Ты чего такой никакой? – Лука сжимает кулаки.

– Чего? – Гард наугад крутит торчащие из примуса ручки.

– Странно ведешь себя.

– Черт бы побрал этот идиотский примус. Не могу я без кофе! – Гард трясет примус.

– Ты не мог бы посмотреть на меня?

Лука делает шаг в сторону Гарда. На него падает тень от нее.

– Мне по фигу, что когда мы с тобой вдвоем, ты со мной такой сладкий. Но когда рядом кто-нибудь еще, ты будто и знать меня не знаешь. Я не понимаю, что происходит! – В ее голосе звучит отчаяние.

– Не зуди, а, тебе что, заняться нечем больше, зудишь и зудишь своим козлетоном! Мы так и не попадем на концерт, если ты опять заведешь свою волынку.

Гард открывает бак примуса, подливает керосина.

Что он такое говорит?

Перед глазами Луки мельтешат черные пятна, черные и красные. Тлеющий уголек, который она ощущала у себя внутри с тех самых пор, как увидела в пивной, что Сэм клеится к Гарду, разгорается с новой силой. Разгорается все сильнее, вот-вот полыхнет, когда пламя доберется до того динамита, что у нее в голове: то-то будет взрыв! Лука бросается вперед, она преисполнена сил, ее ноги никогда еще не были такими длинными, такими сильными; она настоящий комок мышц, с размаху пинает примус, тот отлетает на три палатки в сторону; Гард валится на спину, трехлитровая канистра взлетает в воздух, их обоих и всю палатку обдает керосином. Гард вскакивает на ноги и отшатывается назад.

– Ты чего, совсем с катушек съехала? – разводит он руками.

– Если только это может заставить тебя услышать, что я говорю, то я весь этот фестиваль оболью керосином и подожгу к чертовой матери! – цедит Лука сквозь сжатые зубы. – Я больше не могу так, – продолжает она. – Или мы с тобой попробуем выяснить отношения, или давай наплюем на все и разойдемся.

Вот так. Она все-таки сказала ему это. В глазах у нее все плывет, потому что они на мокром месте, по губам текут слезы и сопли. Соленые.

Гард изумленно смотрит на Луку. Вот теперь-то он видит ее. Лука садится прямо на землю, вытянув ноги перед собой. В горле будто застряла жгучая крапива и тысяча ржавых зубьев пилы. Вся одежда в керосине, все лицо в соплях и размазанной косметике. Платка у нее нет, она сморкается в джемпер. Наступает тишина. Гард проводит рукой по взлохмаченным волосам. Садится на землю. Прямо на керосин. Опускает голову на колени и искоса смотрит на Луку. Она не знает, что делать. Она не собиралась ничего такого устраивать. Не знает, куда девать глаза. И это теперь, когда Гард наконец смотрит на нее, как она и хотела.

– Иди, сядь сюда.

Гард похлопывает рукой по земле рядом с собой. Лука колупает лак на ногтях. Лак отстает пластинами. Гард смотрит на нее. Лука смотрит в сторону леса.

– Ты действительно хочешь быть моей девушкой?

Гард снова смотрит на нее. Лука по-прежнему смотрит в сторону леса. Не отвечает.

– Эй, Лука? Ответь хотя бы?

– А что я могу сказать, у меня ведь козлетон, который ты не выносишь!

Она сжимает зубы, с силой ковыряет землю палочкой. Губы Гарда начинают было растягиваться в улыбке, но он вовремя спохватывается.

– Извини. Никакой у тебя не козлетон. Это я глупость ляпнул.

Снова воцаряется тишина. Надолго. Гард смотрит в сторону леса. Тяжко вдыхает. Выдыхает. Вздыхает так много раз. Они слышат, как ведущие объявляют начало концерта. Публика неистовствует. Ударник отбивает ритм, затем вступает бас-гитара, ритм окутывает стволы деревьев. Волнами накатывает на палатки. Во всем палаточном городке не видать ни души, они остались тут вдвоем. Гард на четвереньках подбирается к Луке. Убирает с ее лица длинную спутавшуюся челку и прячет ее за ухо. Он стоит перед ней на коленях. Все остальные на концерте. Скачут вверх-вниз перед сценой. Густой низкий голос, словно теплый мед с имбирем, плывет над изгородью и обволакивает их. Такое впечатление, что музыка исходит от деревьев. От нагретой солнцем земли. Звучит только для них.