— Отпущу и что ты будешь делать?

— Поеду домой.

— Я отвезу тебя.

— Ты не знаешь, куда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Знаю. Ко мне. Там твой дом.

Внутри всё ухнуло.

— Макс, хватит… — повторная попытка высвободиться стала решительней. — Пожалуйста, дай мне уйти.

— Нет. Я и так слишком часто позволял тебе это. Больше нет, — Макс держал её крепко, прижимая к себе настолько, насколько это возможно. Она была так близко… Можно без проблем рассмотреть маленькую родинку над её бровью. А её завораживали радужные переливы клубной подсветки на его лице. — Выбирай: идёшь добровольно к машине или я веду тебя к ней силой.

— Ты этого не сделаешь.

— Ты плохо меня знаешь, — придержав за бёдра, Женю без труда подхватили на руки. — Цепляйся крепче и не бузи.

Бузи? Да она в жизни своей не была покорней!

— Ну что ты делаешь… — не вопросом, просто мыслью вслух, обречённо выдохнули ему на ухо, стискивая за шею, как за спасительную ниточку. Да. Можно начать выпендриваться, качать права, но кого она пыталась обмануть? Она пошла бы за этим человеком и на край света.

Максим уже нёс её на выход: без каких-либо видимых усилий, словно добавочного веса в виде шестидесятикилограммовой тушки у него не было. Донёс до автомобиля, усадил и вот они уже ехали по знакомой дороге, сворачивая на не менее знакомую улицу. Ниссан тормознул напротив непонятно когда ставшей родной одноподъездной многоэтажки.

Женя молча разрешила завести себя в лифт. А что ей делать? Кусаться? Брыкаться? Орать? Устраивать скандал? Зачем, если оба понимали, для чего и зачем туда идут. Закончить то, что не сделали вчера. Они оба хотели этого.

Десятый этаж, металическая дверь слева. Их с порога окатило свежестью. Ледяной прямо-таки свежестью. Балкон открыт нараспашку, от чего тюль развевался в полумраке, как какое-нибудь привидение.

— Решил закаляться? — поёжилась Козырь. На улице и то не так холодно.

— Прости. Со вчера открыто, — Максим поспешил закрыть балкон. — Чай налить? Кофе? Согреться?

— Мы приехали пить чай?

— Мы приехали домой.

Гостья сняла ботильоны и, миновав испещряющее трещинами настенное зеркало, которое и не думали, по всей видимости, менять, прошли в зону кухни. Намётанным глазом был оценен пустой холодильник. Почти пустой. Поддёрнутая корочкой плесени вглубине лежала недоеденная запеканка. Тоже самое произошло и с сыром в целлофане. Вскрытому молоку, судя по запаху, было не менее хреново.

— Разводишь пенициллин?

— Я почти не бывал дома… в последнее время.

— Заметно, — сморщенные каменные апельсины, лежащие у мойки, были выброшены в мусорку. С глаз долой. Всё равно уже несъедобные. — Ну так и что дальше? Что требуется от меня? Убраться, приготовить?

— Дальше всё, как прежде, — её ноги снова оторвались от пола, а пятая точка приземлилась на барную стойку. Максим замер напротив.

— Так не получится.

— Получится.

— Ну если запрёшь меня на все замки, тогда может быть. Но это будет называться принуждение. И, наверное, похищение.

— Я не стану тебя запирать, ты же понимаешь.

— Тогда я уйду.

— А я тебя найду и снова привезу сюда. И буду привозить каждый раз, пока тебе не надоест эта игра в догонялки, — её ладонь нашарили на прохладной столешнице и крепко сжали

— Это не решение проблемы.

— Проблемы вообще нет.

— Ты так считаешь?

— Бл*ть, Женя. Хватит страдать ху*ней. Очень прошу тебя. Хочешь цветов? Давай я завалю тебя ими. Подарков? Серенад под окном? У меня мерзкий голос, слух ещё хуже, но если надо, я буду стоять и выть весь вечер. Только хватит сводить меня с ума. Я люблю тебя, я хочу быть с тобой. Неужели этого недостаточно?

Козырь грустно смотрела на его руку. Так хотелось сплести пальцы…

— Этого хватит на начальном этапе. А потом начнутся ссоры.

— Все ссорятся.

— Ты знаешь, о каких ссорах я говорю. Они неизбежны. За ссорами последуют скандалы, крики, упрёки. И вот тогда одной любви окажется мало. Так зачем доводить до этого, когда для обоих лучше закончить всё сейчас? С меньшей болью.

— Отношения — это поиск компромисса.

— В данном случае компромисса нет.

— Всегда можно что-то придумать. Мы можем договориться… Я согласен уступить… Ограничить число выходов на…

— Нет.

— Да ты даже не хочешь слушать!

— Потому что это не поможет. Потому что чтобы мы не решили, всё будет неправильно. Никто в выигрыше не останется.

Тыльная сторона ладони почувствовала щемящую пустоту. Максим отстранился.

— Тогда уходи, — психанул он. Красноречивый жест указал в сторону коридора. — Давай, иди. Я не могу бороться за двоих. Не потяну. Если тебе так просто забыть и делать вид, что ничего не было — свободна. Я закажу такси.

— Ты серьёзно?

— Серьёзней не бывает. Поищи себе ещё какого-нибудь торчка и живи с ним душа в душу. Он, конечно, будет вечно в неадеквате, зато дома. Под боком. И не станет заниматься опасными незаконными играми.

— Ну зачем ты так? — тихо вздохнула она. — Зачем переходить на оскорбления?

— Какие оскорбления? Всего лишь в красках описываю идеальное будущее без сломанных костей и скандалов. Мне все твердят: иди на уступки, не бойся жертвовать желаниями. Ответный вопрос: а разве это не должно быть взаимно? Или я того не стою? Настолько паршивый вариант? Недостаточно хорош, раз ты так спокойно от меня отказываешься? Даже не пытаешься дать нам шанса… — тишина. — Чего молчишь? Нечего сказать? Ищешь очередной предлог, чтобы от меня отделаться? А может в поездке всё-таки кто-то нашёлся? Кто-то идеальный, без вредных привычек? А вы…

Его обиженно оттолкнули от себя, спрыгивая со стойки и бросаясь в прихожую. Ключи. Ключей в замке нет. И на привычном месте нет. Ей не выйти.

— Что, всё-таки очередной побег? Я начинаю разочаровываться, — прилетело ей в спину. Максим хотел ещё что-то сказать, но осёкся заметив трясущиеся плечи. — Нечестно! Вот только реветь не надо, — наверное, для всех мужчин женские истерики — это как удар ниже пояса. Видимо, потому что они не имели ни малейшего представления о том, как стоит вести себя в подобных ситуациях.

К нему резко развернулись, и в следующую секунду Майеру зарядили звонкую пощечину. Женя стояла злая, как сто чертей. Глаза на мокром месте, зубы стиснуты в гневе, а носовые крылья раздуваются, как у быка перед атакой.

— Притащил сюда, чтобы издеваться?

— Нет, — игнорируя неприятную пульсацию на покрасневшей щеке ответил тот. Заслужил. За дело. — Вообще-то, чтобы поговорить. Ну и тр*хнуть… — так, чтобы она потом пару дней встать с кровати не могла. Так, как тр*хал её последние недели во сне. Едва ли каждую ночь. Долго, жёстко, страстно.

— Ну так и тр*хни уже! Хорош языком чесать!

Второй раз повторять не пришлось. Просьба была моментально приведена в исполнение. Её схватили в охапку. Жадный поцелуй выбил кислород из лёгких. Жадный, глубокий, подчиняющий. Аккуратные ноготки со свежим маникюром впились в его плечи с такой силой, что обещали процарапать бороздки по коже прямо через толстовку. Пускай. Пускай оставляет автографы. Лишь бы была рядом. Лишь бы просто была рядом.

Ткань женской футболки затрещала — с таким остервенением её стаскивали, обещая разодрать на лоскуты. Его верхняя одежда тоже уже валялась в ногах. Мало. Полностью. Нужно как можно скорее раздеться полностью. Чтобы стать одним целым. Чтобы рисовать дыханием по её обнажённому телу. Чтобы слушать, как срывается её голос от громких стонов. Чтобы любить друг друга пока есть силы и не думать ни о чём.

Любить так, словно это мог быть их последний раз. Вот только это не так. Это лишь начало. Сегодня им уже точно никто не помешает, а что делать потом… А что делать потом они решат завтра. Он решит. Но не сегодня. Сегодня есть дела поважнее.

Глава 14. Танцы под фонарём


Возведённые для съёмок конструкции техноутопии, состоящие по мнению сценаристов из прозрачного поликарбоната и покрашенного под металл гипсокартона, разбавлял огромный зелёный задник. Тот самый, на котором потом с помощью компьютерной графики будет рисоваться недалекое будущее с летающими шаттлами и устремляющимися ввысь стеклянными небоскребами. А на фоне всего этого безобразия вершилась судьба человечества. Как всегда.

— Ты не сможешь подчинить себе людей!

— Умоляю. Не стану отрицать, тотальная власть одно время меня привлекала, однако это ведь так банально. И долго, — манерный жест. — Зачем усложнять самой себе жизнь?

— Что же тогда?

— Мне всего-то и нужен, что контроль над верхушкой эволюционной цепочки. Заполучу их, и двери в кибермир открыты.

— Совет? Тебе до них не добраться. Их надёжно охраняют.

— Вот скоро и узнаем. Уведите их, они мне наскучили, — подчиняясь сценарию два здоровенных перекаченных абмала с отличительными чертами: шрамом на всё лицо и татуировкой, выглядывающей из-под ворота рубашки, выволокли из действующих декораций главных героев: будущую сладкую парочку. Куда уж без хэппи-энда и любовной любови в современном кинематографе?

Женя тем временем начала активно жестикулировать, притворяясь что включает большой голографический экран, на котором что-то начинает печатать и переносить по воздуху: детали так же потом нарисуются с помощью графики. На выходе картинка будет смотреться, наверняка, эффектно, однако сейчас она чувствовала себя до дурости глупо. Сложно было не заржать от этой клоунской пантомимы. А ведь нельзя. Её героиня — холодная и расчетливая дама, с весьма эпизодическим чувством юмора.

— Роман, навести нашего старого друга, — дала она наказан ещё одному своему "слуге", мельтешащему на заднем фоне.

— А если будет артачиться?

— Тогда напомни ему, что стало с его предшественником. Уверена, потеря… — по павильону, где как раз подбирался, но так и не подобрался кульминационный момент завершения сцены, вдруг зазвонил телефон. От басов и завываний AC/DC на рингтоне подскочили все.

— Стоп съёмка! Какого чёрта??? — взвизгнув, гневно затряс короткими ножками пухленький режиссёр, похожий на букву О. Настолько же нелепый насколько сварливый. Зато с несколькими удачными художественными картинами за спиной и выставленными дома на полочке в ряд наградами. — Я кому велел оставлять гаджеты в костюмерной???

— Простите. Это мой. Я забыла, — виновато вжала голову в плечи Женя, торопливо покидая декорации и устремляясь к туалетному столику, закрепленному за ней. Даже на стуле, в лучших традициях Голливуда, было наклеено её имя.

— Забыла??? Она забыла??? — боже, у кого-то сейчас будет инфаркт. — Отключай свою тарахтелку и марш обратно! Снимаем сцену заново!

Делать нечего. Пришлось сбросить звонок от Макса, включить безвучный и продолжить дальше порабощать мир будущего, построенный на цифровых алгоритмах и чипированых микросхемах.

Снова закопошился творческий улей. Кто-то что-то поправлял, асистенты возвращали на место атрибутику, гримёры поправляли макияж и причёски актёров. Всё так суетливо, стремительно: раз-раз и готово. Операторы отточенным движением настроили камеры на нужный ракурс. Прибежала девчонка с хлопушкой.

— "Центриум", сцена пятнадцать, дубль четвёртый…


Разгорячённые обнажённые тела, одно дыхание на двоих и нарастающее в преддверии новой порции ласк предвкушение. Сумасшествие. С ним каждый раз что ни секс, то какая-то феерия.

Она сидела сверху на Максе. Взлохмаченные волосы каскадом падали на её лицо, когда она склонилась к нему. Хвост давно распустили, чтобы было удобнее натягивать их на кулак.

— Что? — на неё так смотрели. Как на неё смотрели…

— Никогда так больше не делай.

— Ты о чём?

— Не исчезай.

— Я уже говорила…

— Да мне плевать, — от очередного пьянящего поцелуя заныли опухшие истерзанные губы. Заныли так приятно. И сердито, когда их оставили в покое. Нет. Они требовали продолжения. Требовали, чтобы их мучили дальше. — Ты моя, слышишь? — сильные руки, скользящие от бедра к талии, плавили под собой кожу, вызывая из нутра очередной восторженный стон.

— Слышу…

— Я люблю тебя…


— Женя, твою мать! Ты уснула??? Спустись с небес на землю!!! — вырвал её из убаюкивающих воспоминаний недавней ночи писк режиссёра. — Твоя реплика!

— Ой, да. Простите. Эм… — на чём они остановились? В голову лезли только доводящие до мурашек картинки, от которых уж совсем некстати всё сводило внизу живота.