Патриция Поттер - Вне закона

Она была учительница. Он не умел читать и писать.

Она умела любить. Он никогда никого не любил.

Она сострадала другим, она спасала поломанные жизни. Он отбирал жизнь. Она наслаждалась жизнью. Он бежал от жизни.

Последнее соображение поразило его, хотя он знал, что оно было верным. Определенно, он никогда не считал себя трусом, он не боялся смерти, или боли, или невзгод. Но вдруг он понял, что боялся быть привязанным к кому-то. Он посмотрел на свои руки. Он и не подозревал, что они могли так дрожать, трястись, как руки Брэди.

Он стремился бежать прочь. Черт, он хотел бежать совсем как Брэди, прятавшийся от своих дьяволов в бутылку. Лобо знал, что он был ничуть не лучше, даже ни на каплю сильнее. Если уж на то пошло, то Брэди был мужественнее его. Он вернулся на ранчо после пожара. Зная, что он наделал, он вернулся и пробовал исправить содеянное. А все, чего желал Лобо — это оседлать свою лошадь и бежать, пока не поздно.

— Вы не просто так ему это сказали? — прервал его мысли нежный голос.

Он посмотрел ей в глаза. Такие синие. Такие чистые. Такие неодолимые.

— Что именно?

— Что собираетесь остаться здесь.

Он сжал челюсти с уже знакомым ей выражением.

— Вы действительно этого хотите?

— Да. — Ответ был чертовски честным, и нежными и…

— Значит, вы просто глупы. Я приношу только беду.

— До сих пор вы ее предотвращали.

— Это не продлится долго… Уиллоу. Славным ребятам Ньютона не очень понравится, что я здесь.

Она улыбнулась завлекающей улыбкой.

— Мне приходилось и до этого выводить их из себя.

Он подумал о Эстелле и Брэди, и уголки его рта дрогнули. Он предупреждающе приподнял бровь.

— Думаю, что я — другое дело. Хотите знать, из скольких городишек меня просили убраться?

— Пожалуй, нет, — ответила она, колдовски озорно ухмыляясь.

— И меня попросят убраться из этого тоже.

Она тронула его руку, все еще лежавшую на ее плече, потом прислонилась к ней щекой.

— Мне все равно, — прошептала она. Он стоял, благоговейно поражаясь, что можно было чувствовать так много в таком простом жесте.

— Я останусь, пока здесь не будет безопасно, — резко сказал он, убирая руку, хотя потребовалось усилие, чтобы это сделать.

— А после этого? — мягко спросила она.

— А после этого будет другая работа, — хрипло ответил он, резко повернулся и оставил ее стоять, глядя ему вслед.

* * *

Из комнаты наверху Мариса наблюдала за возвращением всадников. У нее перехватило горло от ужаса при мысли, что их поездка могла быть успешной.

Раньше она слышала приказание отца сжечь сарай Тэйлор и побежала к конюшне за лошадью, чтобы предупредить Уиллоу. Но Кэди, один из старейших работников отца, встал перед дверью и отказался пустить ее.

— Приказ мистера Ньютона, — с сожалением сказал он. — Вам не позволено уезжать отсюда.

— Кэди, — взмолилась она.

— Мне очень жаль, мисс Мариса.

Мариса увидела направлявшегося к ним управляющего, Херба Эдвардса. Если она и думала уговорить Кэди, то теперь поняла, что это не удастся.

Херб чуть приподнял шляпу.

— Мисс Ньютон. Ваш отец приказал, чтобы вы больше не уезжали отсюда без сопровождения. Кругом слишком много чужих.

Мариса яростно уставилась на него.

— Другими словами, вы с моим отцом лишаете меня свободы.

Херб вздохнул, давая ей понять, что происходящее нравилось ему ничуть не больше, чем ей.

— Говорите со своим отцом.

— Поговорю, — сказала она и, повернувшись на каблуках, отправилась разбираться с отцом.

Но он был занят с какими-то отчаянного вида людьми, и когда она зашла в кабинет, он холодно сказал, что встретится с ней позже. Он никогда еще не разговаривал с ней так резко, и ей не понравились люди в комнате.

Через несколько минут она услышала стук копыт, и, выглянув, увидела всадников. В их виде что-то было зловещее и опасное, от чего у нее мурашки пошли по коже. Но когда она сбежала вниз к отцу, он отказался что-либо объяснять, только сказал, что теперь стало слишком опасно ездить одной, и повторил слова Херба.

Она удивилась на мгновение, что среди людей с жестким взглядом в кабинете отца не было профессионала. С другой стороны, все, что она о нем знала, ясно выдавало одиночку. Чем бы он ни занимался, он, по-видимому, предпочитал делать это один.

Мариса беспокойно расхаживала по дому. Ее одолевали вопросы. Почему ее отец так ненавидел Гэра Морроу? Где был человек по имени Лобо? Что происходило на ранчо Уиллоу?

Ей недоставало Салливэна. Ей требовались его уверенность и спокойная цельность, от которых ей было тепло, которые давали ей ощущение защищенности. Но ей недоставало его и по другой причине. Одного его присутствия было достаточно, чтобы все ее чувства пришли в смятение. Даже только от его касания, когда он помогал ей сойти с тележки, ее охватила восхитительная дрожь. Она несколько лет восторгалась им издалека, но встреча с ним во плоти превзошла все ее представления. Благодаря ему ей хотелось улыбаться, и смеяться, и сопереживать. Благодаря ему солнце светило ярче, луна была больше, а звезды представлялись доброжелательными опекунами. От его суховатой улыбки у нее светлело на сердце, а его смешок приводил ее в восторг. До недавнего времени она и не подозревала, что он чувствовал что-то подобное. Но потом она заметила, как он смотрел на нее — задумчиво и изучающе, но больше всего так, как будто она была ему глубоко небезразлична. Она ощутила разлившееся в ней сияние и по его затуманенному взгляду поняла, что ощущение было взаимным.

Но ей было непонятно, когда она заметила внезапный огонь в его глазах, почему он ничего не предпринимал, почему делал безразличный вид и предпочитал держаться в отдалении.

Ее дом, большое двухэтажное строение, всегда казавшийся не соответствующим этой дикой местности, отдавал пустотой, с каждым днем становившейся для нее все более реальной.

Наконец, она поднялась в свою комнату и прислонилась к окну, вглядываясь в горизонт. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем она услышала приближение возвращавшихся всадников. Она посмотрела в сторону ранчо Уиллоу Тэйлор и увидела только темноту. Ее напряженность немного спала. По крайней мере, красного отблеска пожара видно не было.

Всадники подъехали быстрым галопом. Вожак бросил поводья одному из других и быстро взбежал на крыльцо. Мариса слушала, как он коротко постучал, и дверь открылась. Она подождала несколько минут и проскользнула вниз.

— Черт побери, — услышала она голос отца, — может кто-то из вас хоть что-нибудь сделать, как надо?

— Вы наняли меня не для того, чтобы драться с Лобо.

— Лобо? — почти взревел Ньютон.

— Он сказал, что перешел на ее сторону. Он сказал, что остается там.

— Один человек, — взорвался ее отец. — Только один, и вы двадцать поджали хвост и удрали?

— Я бы предпочел встретиться с двадцатью, чем с этим одним, — был ответ.

— Придумайте, как от него избавиться, или можете сейчас же убираться отсюда. — Наступило долгое молчание, потом грубый голос заговорил снова:

— Пожалуй, кое-что можно сделать. С холма хорошо видно дорогу от ранчо этой женщины в город…

— Можете не рассказывать, — прервал ее отец. — Делайте то, что надо. Я не собираюсь вдаваться в подробности.

— На это может потребоваться время.

— Мне все равно, сколько это займет. Черт побери, никому не удастся обвести меня вокруг пальца. Это я его сюда вызвал.

Мариса услышала приближавшиеся к двери шаги и взлетела по лестнице. Укрывшись в своей комнате, она задумалась над тем, что только что услышала.

Лобо перешел на другую сторону. Она не могла этому поверить. Неужели он так же, как и весь городок, не устоял перед Уиллоу?

И ему собирались устроить засаду?

Мариса видела, как посетитель вышел из дома и пошел к бараку. И знала, что ей необходимо предупредить Уиллоу.

Любыми путями ей завтра надо ускользнуть. Она поедет к Уиллоу. А что дальше?

Внезапно она поняла, что вся каша заварилась из-за Гэра Морроу. Может, ей лучше самой поехать на ранчо Морроу и узнать, откуда взялась эта непримиримая вражда.

Самое худшее, что он мог сделать — это прогнать ее.

Но сначала требовалось улизнуть из-под охраны. И она уже точно знала, как.

Наступило утро понедельника, ясное и тихое, с золотистой дымкой на горизонте. Уиллоу выглянула из окна, ища первые зарождающиеся облачка, но их не было. Серо-голубое небо оживлялось только бледно-желтым солнцем, которое вскоре станет густо-желтым, горячим и яростным.

Но, странно, она чувствовала удовлетворение и точно знала, почему. Он обещал остаться.

Уиллоу не знала, особенно после предыдущей ночи, почему с ним она чувствовала себя в такой безопасности. Она подозревала, что должна бы испытывать такой же страх перед ним, как и большинство других; она никогда не видела, чтобы один человек одолел столь многих… и только словами и жестами, хотя бы очень зловещими.

И даже человек на танцах не так быстро выхватил револьвер, как он.

Джесс был весь опасность, и жизненность, и сила, и изящество. И загадка.

Он так хотел, чтобы она плохо думала о нем: Лобо — наемник, человек вне закона, белый индеец. Бесчувственный, безразличный убийца.

Хотя часть ее понимала, что это было в какой-то степени верно, она видела другого Джесса, сиявшего сквозь дырявую броню, подобного золотому самородку, долго лежавшему в глубине. Она научилась находить их давным-давно, когда нянчилась с маленькими мальчиками в школе своего отца, многие из которых были напуганными, многие огрызающимися — но тоже из-за того, что были напуганы.

Она знала, что ее детство не было обычным, и поэтому она смотрела на вещи отлично от других людей. Ее мать, безумно хотевшая мальчика, чтобы она могла назвать его Джорджем по имени отца Уиллоу, умерла, когда родилась Уиллоу. Уиллоу росла без материнской заботы и быстро взрослела. Она также стала товарищем по играм жившим при школе мальчикам, потом их старшей сестрой и, наконец, приемной матерью. Она играла с ними, спорила с ними, учила их, и научилась очень хорошо понимать людей.

Она узнала, что доверие «плохому» мальчику зачастую окупалось. Она узнала, что за драчливостью часто скрывалось одиночество. Она узнала, что почти всякому хотелось любви, даже тем, кто ее отталкивал. Может, именно таким любовь была больше всего необходима. И в те годы она научилась преодолевать почти любое препятствие.

Время. Терпение. Любовь. Они принесли плоды с Чэдом, годами не доверявшим никому, и с Эстеллой, не знавшей ничего, кроме оскорблений, даже с Брэди.

У Джесса было больше времени, чтобы нарастить защитные слои, но они тоже поочередно стали растрескиваться. Она думала, что из-под них должно показаться нечто чудесное.

Или было слишком поздно? Предупреждающий голос нарушил ее оптимизм. Она все еще так мало знала о нем. Она все еще не знала, почему он занимался таким делом или что он чувствовал, когда…

Но об этом ей не хотелось думать, во всяком случае сейчас.

Она выругала себя за пустые мечтания. Еще неделя, и школа на месяц закроется из-за уборки урожая. Тогда у нее будет время быть с Джессом, больше узнать о нем.

Уиллоу бросила последний взгляд в окно, и ее внимание привлекло движение у загона. Она наблюдала, как предмет ее размышлений взлетел на неоседланную лошадь и исчез из вида. Она набросила купальный халат и почти побежала к двери, открыв ее только чтобы успеть увидеть, как человек и лошадь слились в быстром движении. Джесс наклонился к шее лошади, обхватив ногами ее бока. Они были слиты так гармонично, так прекрасно смотрелись. Оба производили впечатление неукрощенной дикости, несли ореол совершенной свободы, как бы составляя одно целое с ветром.

У нее защемило сердце. Никогда ей не поймать ветра, никогда не удержать его в руках.

Он мог оставаться на месте несколько дней, но потом свобода опять призовет его.

* * *

Свежий утренний воздух струился по лицу Лобо, осушая его после быстрого умывания. Первые лучи солнца вызывали чувство удовольствия и очищения. Он наслаждался ощущением лошади, ощущением понимания между ними. Эти два создания уважали один другого, знали один другого и откликались один другому. Все остальное он пытался выкинуть из своих мыслей.

Когда предыдущей ночью люди Ньютона уехали, Лобо занял наблюдательный пункт на холме, с которого просматривалось ранчо, пока Брэди не сменил его в ранние утренние часы. То же самое они собирались делать этой ночью.

Это решение еще больше привязывало Лобо к ранчо, и неприятное ощущение внутри дало ему понять, что он слишком глубоко увязает в этом деле. Но он не знал, как вырваться, не оставив всех на ранчо беззащитными перед яростью непредсказуемого Алекса Ньютона.

Но сейчас он выбросил это из головы, впитывая душой и телом земные радости нового дня, запах, и звуки, и ощущение природы, понятных, составляющих удовлетворение вещей.