Ощущение, будто лишилась девственности повторно. С болью, неприязнью, но вознаграждаемая несравненным удовольствием. Даня кончает в меня, и чувство, что его тепло разбегается по всему телу, доводит меня до оргазма повторно.

- Наверное, мне надо было сначала спросить у тебя… - нежно касается моих губ, когда я шумно выдыхаю воздух, стирая слезы с глаз, выступившие от первых спазмов боли.

- Это просто нереально!.. У меня было ощущение, что я вознеслась над землей… Я люблю вас, учитель! – улыбаюсь я, произнося последнюю фразу шуткой, но отчасти признаваясь в очевидном.


Спустя несколько дней я застала мать на кухне с покрасневшими глазами. Всклокоченная, какая-то чужая и отстраненная, она смотрела на меня своими пустыми, заплаканными глазами и курила, стряхивая пепел прямо на кухонный стол. Впервые вижу мать с сигаретой. Впервые в таком состоянии. Подобного не было даже после развода с отцом.

- Подойди ближе, дочка, - зовет она меня, и я вижу как дрожат ее руки, когда она подносит сигарету к губам. – А теперь расскажи мне все сама. Все с самого начала. Что с тобой делал учитель истории?


========== 23. Беги назад... Спасайся... ==========

«Это невозможно…» - шепчет упрямый голос в моей голове, а пальцы на ощупь находят спинку кухонного стула, когда я безвольно оседаю на него, не моргая, и кажется, даже не дыша, всматриваясь в силуэт матери, сидящей напротив через стол.

- О чем ты, мама?.. – голос дрогнул, а сердце сжалось в груди.

Я не хотела слушать. Не хотела слышать тот разговор, который должен был последовать сейчас. Твердый до того пол под ногами начал расползаться, а ноги будто увязли в нем, лишенные способности двигаться.

- Что произошло между тобой и Даниилом Евгеньевичем? – твердо и громко спросила мама, яростно стукнув по столу кулаком, сметая остывший пепел с его поверхности. – Что с тобой сделал этот… этот…

- Мам, давай потом поговорим, ты немного не в себе…

- Я не в себе?! – мама подскочила из-за стола, схватив меня за воротник свитера, встряхнув так, что мое сознание помутилось еще больше. – Ты срань!.. Расскажи мне все сейчас же, пока я из тебя душу не вытрясла! Я же все для тебя делала… Все! Я про себя забыла, отдавая лучший кусок любимой и единственной дочери! А ты…

Мама безвольно оседает на табурет, пряча лицо в ладонях. Я вижу, как вздрагивают ее плечи, как белеют костяшки пальцев, когда от бессилия она их яростно сжимает.

- Прости, мам… - слезы катятся по щекам непроизвольно, и так обжигающе легко, что я сама теряю контроль над своими эмоциями, чувствами. – Прости, пожалуйста…

- Скажи мне, что это неправда! Скажи, что мне все показалось, что твой учитель – это всего лишь твой учитель… - всхлипывает мать, становясь на глазах такой жалкой, такой беспомощной.

- Откуда ты все знаешь? – вместо очередной порции лжи, спрашиваю я, так же захлебываясь слезами, так же жалко пряча взгляд в ладонях.

- Я видела вас в парке… С большой такой собакой… - рассказывает мама, а перед моим взором всплывают картинки трехдневной давности. – Кроме того, что он держал тебя за руку, он целовал тебя… Дотрагивался до тебя так…

- Не нужно, мама, я все прекрасно помню, - торможу я мать, стирая слезы с щек и тяжело выдыхая воздух. – Что еще?

- Еще? Тебе хочется продолжения, Кристина? Тебе не достаточно того, что ты разрываешь мое сердце на куски?!

- Мама, не нужно, мне и так плохо от всего этого!.. – да я умолять ее готова, лишь бы она замолчала хоть на миг, предоставив мне возможность задохнуться собственной болью, своим бессилием…

- Позже я рассказала все Льву Романовичу, но его реакция окончательно выбила меня из колеи… - мать сглотнула подступивший к горлу комок, тихо продолжив. – Он буквально на коленях упрашивал меня не идти в гимназию в тот же день, не распространяться об интрижке… своего племянника… Боже мой, я и подумать не могла, что тот историк и Лев в таком тесном родстве!

- И что ты?.. – опускаю голову, опираясь в ладони лбом. – Что потом?..

- Кристина, со всей моей любовью к тебе, со всем моим уважением ко Льву Романовичу, я требую, чтобы ты прекратила эту связь!

- Мам, я…

- Заткнись! – мать властно поднимает руку и, кажется, что еще один звук с моей стороны послужит для нее командой, будто для собаки «фас», чтобы отвесить мне увесистую пощечину. – Заткнись сейчас же и пообещай мне прекратить этот фарс! Я не хочу поднимать сейчас бунт, перешагнув через твои чувства и чувства Льва Романовича, не хочу стать препятствием к твоей медали и поэтому даю тебе шанс прекратить все самой…

Ах, медаль… Даже узнав несладкую правду, мать не хочет подставлять под угрозу мою злосчастную медаль, и потому прощает интрижку с учителем… Печально как-то… Конечно, эта малая кровь, которой я могла обойтись сейчас, но грустно от того, что медаль в каком-то плане стала важнее меня самой для родителей.

- Если это все не прекратится – я добьюсь того, что Левина посадят за решетку! Я это сделаю! – мамин взгляд вспыхивает огнем, а я даже не сомневаюсь в правдивости ее настроя. – И твои отговорки про подругу Вику – полнейшая ложь! Я звонила ей, и она мне сказала, что вы уже давно не общаетесь!

- А почему так, она не сказала?! – вспыхиваю я, яростно сжимая руки в кулаки. – Да, мам, я действительно имею связь с историком! И связь эта далеко не платоническая! И да, опережу твой вопрос – мы никогда не предохранялись! И блин, я бы дорого заплатила за то, чтобы увидеть все ваши лица, если бы забеременела! Лицо каждого – твое, папино, всех и каждого из своих одноклассников! А знаете почему? Потому что все вы загнали меня в угол! Все вместе и каждый в отдельности! И чтобы не сдохнуть в этом самом углу от осознания того, что жизнь – дерьмо, я пыталась найти для себя хоть что-то светлое…

Я плачу. Поднявшись из-за стола, закусывая губы и глотая слезы, я кричала то, что долго копила на сердце. Я должна высказаться. Хотя бы сейчас, хотя бы единственный раз… И плевать на выражение лица, с которым на меня смотрит мать! Плевать на ее нервно дергающееся правое веко! Это шок! Определенно! Но почему никто не спрашивает меня, когда готовит для меня какую-либо новость?!

- Теперь вы хотите отнять у меня и это… - сорвалась, знаю, что сорвалась, но остановиться уже не могу, я должна бороться, обязана это делать. – Что ж, я ни за что не допущу того, чтобы Даню уволили, или же того хуже… Почему? Потому что я люблю его… Потому что я испытываю к нему те чувства, на которые никто из вас не способен… Вы выиграли! Я сделаю все, как ты скажешь, мама… Порву с историком, закончу гимназию, получу долгожданную медаль, а потом сдохну от счастья, потому что жить по чужой указке никогда не смогу!

Бог мой, как же я кричала… Сотрясая стены, оглушая саму себя и разрывая и без того пошарканные души - свою и мамину.

Стихнув и окончательно сорвав голос, я побрела в свою комнату. Устав от крика и слез, опустошенная и с настроением «свет погаси, сдохнуть всех попроси», я забылась сном, будто погрузившись в какую-то глухую яму.


На мир следующим днем я смотрела словно через пелену тумана. На истории я едва ли могла поднять взгляд на Даню, а ответить его проникновенным глазам – тем более. От того, что этот человек был рядом – невыносимо больно. И также больно будет еще ближайшие полгода. Но что значит моя боль, если от этого зависит судьба любимого человека?

Дождавшись звонка, я остаюсь в классе, ожидая когда за моими одноклассниками закроется дверь.

- Мама в курсе всего… - тихо произношу я, опустив взгляд в пол, нервно перебирая застежки на своей сумке.

- Я знаю, - отвечает Даня, подойдя ко мне ближе и присев на рядом стоявшую парту. – Она позвонила мне вчера. Предупредила последствиями, если я не оставлю ее дочь в покое…

- Что нам делать, Дань? – обреченно спрашиваю я, не разбирая предметов перед собой из-за пелены подступивших слез.

- Кристина, - выдыхает он, а я уже интуитивно знаю, что он хочет сказать, и знаю, что и от этого станет невыносимо больно. – Я не могу подставлять тебя под такой удар… Ты еще представить себе не можешь, какой разразится скандал, если все выйдет наружу. Бесконечные расспросы, допросы, слухи, сплетни… А тебе ведь надо закончить этот год. И получить медаль.

И он тоже про медаль!.. Эта чертова медаль стала соизмерима со всей моей жизнью, или даже ценнее ее!

- Я не могу подставлять тебя так, - Даня достал сигарету и прикурил прямо в кабинете, но это меня сейчас не удивило. – Я не держусь за это место, и если бы меня его лишили – это мелочи. Но рушить твою едва начавшуюся жизнь – я не могу. Не нужно было переходить черту, не нужно было терять голову тогда, но теперь сокрушаться об этом слишком поздно. Но еще не поздно замять это дело, вернувшись в привычную колею, занять свои места и продолжить жить так, как хотят от нас другие.

- Я люблю тебя, Дань!.. – шепчу я, но в то же время уверенно и стойко, будучи тут же перебиваемой его твердым голосом:

- Кристина... – он смотрит на меня укоризненно, будто обвиняя в собственном безрассудстве. – Не любишь! Поверь мне, не любишь! Это временно все, тебе это лишь кажется… Кажется, потому что ты до этого была одна, тебе было сложно… Я лишь то явление, что проявляется в нужном месте и в нужное время! Понимаешь? Все, что ты себе надумала – миф! Сказка, одна из которых была прочитана тебе в детстве!

Слушаю его, ощущая, как по щекам лениво и обжигающе холодно текут струйки слез. Рассматриваю что-то между досок в полу, будто надеясь найти там ту правду, которую хотела бы сейчас узнать: но там лишь застывшая пыль и обшарканная краска.

- Как так просто взять и отказаться от всего? От наших нескольких часов наедине, от редких, но таких нужных ночей, от прогулок с Таем по заснеженному парку?.. А я ведь с детства мечтала, что когда-нибудь в моей жизни появится заколдованный принц, в самый нужный момент, который превратится в доброго красивого волшебника и избавит меня от всего, что так пугает… - грустно улыбаюсь я сквозь слезы, смеясь в душе над самой собой, над своим жалким положением.

- Заколдованные принцы редко бывают красивыми… - Даня стряхивает пепел на пол, снова глубоко затянувшись. – Они либо чудовища, либо лягушки… У тебя вся жизнь впереди, Ярославцева, не стоит заострять внимание на том, что забудешь через год-два. Тебе надо учиться и продолжать радовать маму – ты же у нее отличница. Остальное должно быть для тебя малозначительным. Поверь мне, я знаю, как это бывает. Уверен, через год ты с содроганием будешь вспоминать какую ошибку совершила, и будешь ежедневно благодарить мать за то, что та сумела сберечь свое чадо, наставив на пусть истинный. Так что, не заморачивайся. Лучше оставить все как есть и не витать в облаках.

- Ты врешь все… - я закрываю уши ладонями, не в силах выдержать еще хоть слова его неправды, этой высокомерной тирады о том, что твой мир, к которому привыкла вовсе не такой и его пора разрушить, стереть в порошок, потому что кому-то так удобнее. – Я не хочу в это верить! Ты неправду говоришь! Ты хочешь, чтобы я просто согласилась, просто отошла в сторону, оборвав все!.. Но я не верю тебе!

- Я не люблю тебя! - как же больно, как зверски больно его слова проникают сквозь меня, расползаясь по всему телу. – И никогда не любил. Мною двигало желание, которое сейчас нужно усмирить и прекратить весь этот фарс немедленно. Ты слышишь? Я не тот сказочный принц, которого ты себе придумала! Я вполне реальный земной человек со своими смертными пороками! И секс для меня ничего не значит, ровно, как и ты, Ярославцева! Я не люблю тебя, кукла!..

Схватив сумку, и едва не зацепившись за стоявший соседний стул, я опрометью выбежала из класса, задыхаясь от слез и боли, сковавшей меня изнутри.


========== 24. Урок гласности. ==========

Слово автора:


Прежде всего, хочу сказать спасибо всем огромное за отзывы, за внимание к этой работе и ее персонажам!

Прежде, чем последует очередная глава, хочу повторить здесь свое мнение, оставленное под прошлой главой. Очень хотелось бы поучаствовать в обсуждении, последовавшем под главой, внести свое виденье ситуации.

Не думаю, что Даня специально говорил то, что не считает правдой. Возможно, я одна так считаю, но как мне кажется, он на самом деле решил остановиться и посмотреть правде в глаза, а заодно снять уже розовые очки с глаз Кристины. Как мужчина взрослый он понял, чем может быть чреваты их отношения, для Кристины в особенности, так как сам он вполне готов ответить за свой поступок и лишиться работы, если потребуется. Но каково будет девочке дальше учиться в этом месте, когда каждый будет тыкать в нее пальцем, а те, кто постарше - устраивать допросы с пристрастием, с целью навести порядок в учебном заведении? Так же, что касается чувств... Ну вот можете каждый бросить в меня камень, но не всегда всепоглощающая любовь возникает с первого поцелуя, с первой близости, с первых наивных признаний. Так, по-моему, чаще в сказках бывает, в которые свято верит Кристина. Дане же 25 лет, времена сказок для него прошли, и первостепенно, мне кажется, им действительно двигало желание. Кроме того, правильно как-то заметила их подруга Катя - он увлечен. Не влюблен, не помешан, а увлечен. Возможно, это увлечение перешло бы в более серьезные чувства, но условия вокруг такие, что не представляется возможным дальнейшее развитие этих отношений. И так же, он действительно считает, что Кристина "накручивает" себя. Он ей не верит, так как девушка довольно впечатлительная, со сложной семейной обстановкой и совсем не детскими проблемами, враз на нее свалившимися. Ему кажется, что ей просто нужен был кто-то, чтобы разделить свои трудности хотя бы с кем-то близким - крепкое плечо, жилетка для ее слез. И нельзя игнорировать тот факт, что Кристина довольно заносчива и ей хочется на каком-то подсознательном уровне насолить всем тем, кто ее обидел: родителям (они так ее предали своим разводом), отдельно маме (за интрижку с самым ужасным человеком на земле, а также за навязывание дочери своего мнения), одноклассникам (не понимают ее, не оценивают всех ее качеств). В общем, подростковый максимализм играет с ней злую шутку, и кто знает, как бы она реагировала на своего учителя, если бы все у девочки было "в шоколаде".