Оказалось, что я вполне правильно продумала свой наряд, так как ближе к полуночи Катина компания, к которой я присоединилась, переместились в какую-то квартиру на окраине города. Похоже, здесь вообще никто не жил, а тот, кому она принадлежала, приводил сюда друзей чисто потусить. Музыка содрогала стены, а подвыпившая молодежь разбрелась по всем углам, разбившись на небольшие компании.

- Пойдем, - Катя берет меня за руку, уводя в пустующую кухню. – Ну как ты? Как тебе здесь?

- Да все весело, прикольно, - улыбаюсь я, допивая вторую бутылку пива. – На самом деле, я впервые развлекаюсь так за долгое время…

- Ну не стоит долго сокрушаться по поводу Дана… - Катя начинает неприятную мне тему, но я хочу выслушать ее точку зрения, в глубине души, надеясь узнать то, чего не знала раньше. – Он старается ни к кому не привыкать. Ты же знаешь, что у него нет родителей. Я достаточно давно его знаю, кроме того Гера делился какими-то воспоминаниями… Так вот, Дан фактически рос сам по себе. В детстве с ним нянчились все, кому не лень, вплоть до соседок по дому. Его опекуном был дядя, но он человек влиятельный и занятой едва ли находил время на племянника, помимо того, что оплачивал его расходы. Лев Романович довольно жесткий человек, и единственное, что как мне кажется, он сумел привить Дану – это жестокость. Левину вообще ничего не стоило перешагнуть через человека и пойти дальше… А подростковый период вообще был катастрофой. Гера утаил от меня всех подробностей, но судя по всему, у Дана на тот момент возникли серьезные проблемы уже с законом. Потом, видимо, он сам устал от подобного образа жизни, и все как-то стихло. Но при этом, я не видела с ним рядом ни одной девушки, которую он бы любил. Он может заботиться, но любить, судя по всему, просто не умеет. А тут ты… Твои семнадцать ему сразу поперек горла встали – это ответственность, это новая молодая жизнь в его руках, за которую отвечать он попросту не хочет. Понимаешь, он не хочет привязываться к кому-то. Этот человек привык к комфорту и ничего незначащим связям… И это не твоя вина.

- Да как-то все глупо получилось… - вздыхаю я, чувствуя, как внутри расползается неприятный холодок. – Быстро, молниеносно просто… Я смотрела на него и думала: «Ну вот, наконец-то, я нашла человека с которым чувствую себя комфортно, на равных…». А потом оказалось, что он – как все и даже хуже. И знаешь, что… Сейчас я даже ненависть к нему ощущаю. Мне хочется, чтобы он хотя бы раз в своей жизни почувствовал себя ненужным…

- Наверняка, он это уже чувствовал… - задумалась Катя. – Хотя тогда зачем заставляет ощущать это еще кого-то?..

- Нет, его всегда любили, - уверяю я, не сомневаясь в своих словах. – Уверена, никто и никогда не говорил ему, что он не нужен, что его не любят… А ему стоит это услышать, чтобы освоить хоть какой-то урок! Человек, который легко говорит «не люблю» - это жестокий циник…

- Это несчастный человек, Крис, - Катя ставит свою опустевшую бутылку на пол, продемонстрировав мне свою изящную татуировку на запястье. – Это же страшно – никого не любить...

Этот разговор вызывал у меня слезы, но я старалась глубоко дышать, глуша в себе бунтующие эмоции. Я будто заново пережила тот трепет в сердце от предвкушения каждой встречи, затем жестокое разочарование, а потом холодную отстраненность, что видела почти каждый день в его глазах.

- По-моему, мы подошли к этой ноте… - заговорчески подмигнув, Катя извлекла из кармана своей безрукавки две самокрутки. – То, что доктор прописал!

- Ты что?! Я никогда не пробовала курить это!

- Значит, самое время попробовать! – смеется Катя, передавая мне в руки замысловатую сигару. – Иногда это нужно… Кроме того, в жизни нужно все попробовать!

- Ну если так рассуждать, то можно угробить свою жизнь годам к двадцати пяти! – сопротивляюсь я, но не могу оторвать взгляда от изучения самокрутки.

- Ох, не занудничай, Крис! Это не таблетки, не героин, а вполне безобидная смесь… Затянись пару раз и можешь больше не прикасаться.


Ночь. Самая быстрая и сумасшедшая ночь в моей жизни. Я согласилась на предложение Кати и не заметила, как истлела самокрутка в моих руках, как густой дым окутал кухню и как мой разум освободился от тяготеющих проблем всей моей жизни. И стало так легко… Так приторно сладко… Я смеялась… Так не смеялась, наверное, никогда в своей жизни. Ну почему?.. Почему утром снова наступит завтра и придется снова жить так, как хотят от тебя другие?! Почему нельзя сутками быть здесь, в этой самой кухне и наслаждаться этой легкостью, своим настроением, людьми тебя окружающими?! И только свет от любого источника электроэнергии раздражал, заставляя щуриться, так как глазам было больно смотреть на яркие вспышки. Кажется, я впервые ощущала свое тело частью себя. Неделимой частью, слитной настолько, что каждый нерв на коже реагировал на все мои эмоции, окутывая туманом невесомости.

- Зараза, я хочу в твою школу! – смеется Катя, едва не сползая по стене на пол, когда поднялась с табурета. – И в твой класс! У меня скукотища… Нет таких учителей, как Дан… Нет вообще ничего примечательного!

- Лучше забери историка в свою школу! - смеюсь я в ответ. – Я не вытерплю его еще несколько месяцев!

- Пойдем к остальным! – тянет меня за руку Катя, отчего я отрываюсь от табурета и едва не падаю на нее, истерически смеясь на всю кухню.

- Блин, ты такая хорошенькая и искренняя! – выдыхает Катя мне в лицо, лучезарно улыбаясь, не спеша уводить меня из кухни.

- Ты тоже… - ответно улыбаюсь я, чувствуя, как Катина рука сжимает мое запястье сильнее.

Мне кажется все очередной игрой и я охотно принимаю правила. Меня не удивляет ее близость, искрящийся вожделением взгляд. Меня не пугают даже ее губы, скользнувшие по моим, ненавязчиво, но вполне определенно. Я же пытаюсь заметить существенные отличия между поцелуем мужчины и женщины. Определенно, разница есть, но в чем, я так и не могу понять.

- А ты не из пугливых… - смеется Катя, несильно прикусив мою нижнюю губу. – Ты только не подумай… В общем, думай, что хочешь, сегодня можно!

- А Гера… Он знает, что?.. - не знаю, как подобрать нужные слова, тем более все мысли сейчас путались, лишая способности даже говорить внятно.

- Гера… - заливисто смеется Катя, прижимая ладонь ко рту. – Он знает, что мне шестнадцать и мне – все можно! Слушай, вообще он нормальный парень, но я натура такая, что мне нужно пробовать абсолютно все! Перестань относиться ко всему так серьезно, Крис, и увидишь, как жизнь станет проще…


Но жизнь проще не стала, когда, мучаясь головной болью, которая не оставляла меня на протяжение всех предшествующих суток, я пришла в гимназию в понедельник.

Кое-как отсидев два первых урока, я прогуляла третий – физкультуру, скоротав время в курилке с Ксюшей. Сейчас на истории я смотрела на Даню, ведущего урок, и думала о том, что едва не переспала в субботу с подругой его лучшего друга. Нет, конечно, до этого бы вряд ли дошло, но позитив Кати передавался и мне, ее жизнерадостность заряжала, и ей хотелось доверять так, как никому и никогда.

Посередине урока входная дверь распахнулась и Мария Ивановна – наша физручка, кузнечиком запрыгнула в класс, призывно разглядывая ровные ряды парт, вцепившись в меня взглядом, словно увидев прокаженную.

- Даниил Евгеньевич, примите меры! – писклявый же голос у нашей спортсменки средних лет, без акустики спортивного зала, он просто резал слух. – Ваша Ярославцева нахально прогуливает уроки!

- Ярославцева… - устало закатывает глаза Даня, затем пройдясь взглядом по мне снизу вверх. – Встань хотя бы…

- Не могу, у меня голова болит! – скулю я, подпирая рукой щеку. – И на физру я не пошла по этой причине, Мария Ивановна.

- Ага… Здоровье в курилке поправляла вместе с Морозовой из параллельного! - раздается с задней парты Светин голос, с которой мы так и остались не в ладах после происшествия в восьмом классе.

- Слушай, заткнись уже, а то я расскажу, что ты там делала! – шиплю я, желая повторить свой поступок нескольких лет давности.

- Ярославцева! – повышает голос Даня, и от его тона над классом нависает мертвая тишина. – Встань!

Нехотя я поднимаюсь со стула, бесцельно блуждая взглядом по потолку.

- Это немыслимо! – пищит Мария Ивановна, едва не топая ножками, обутыми в увесистые кроссовки. – Тебе «пять» по физкультуре для медали не нужна что ли?

- Да вы достали меня уже все своей медалью! – вспыхиваю я, готовая послать уже всех и каждого, лишь бы меня оставили в покое. – Не нужна мне ваша медаль, понятно?! Можете меня вообще по физре не аттестовать – на юрфаке она не нужна!

- Вы послушайте, Даниил Евгеньевич, как она огрызается! И это образцовая ученица класса! Просто обнаглевшая! Я ей «два» влеплю без всяких разборок! Если ей ее медаль не нужна – то мне тем более!

- Подождите, Мария Ивановна, - усмиряет ее Даня, будто его заботили мои проблемы. – Мы разберемся в этом недоразумении… На следующем уроке Ярославцева отработает нагрузку за пропущенный, я вас уверяю.

- Ха… - вырывается у меня, но Даня бросил на меня такой убийственный взгляд, что я резко стихла.

- Слушайте, я не собираюсь нянчиться с вашей отличницей… - продолжает возникать физручка, но уже менее уверенно. – Хватит того, что сам классный руководитель носится с этой нерадивой, как курица с яйцом! Вы уж меня извините, Даниил Евгеньевич, но ничего из вашей Ярославцевой хорошего не выйдет! Ей ремня надо бы… Да, видимо, поздно уже!

- Не поздно… - опровергает Даня, сжимая губы, видимо, не зная уже как остановить этот фонтан вырвавшихся эмоций из другого учителя. – Мы во всем разберемся, и Ярославцева принесет вам свои извинения, честно заслужив каждый свой балл.

- Хорошо, - стихает Мария Ивановна, направляясь к двери. – Гиперактивная она у вас стала в одиннадцатом классе! Скоро через день начнет сюда ходить, а мы ей все равно будем «пятерки» «натягивать»!

Ведьма… При всем классе кричать о том, что мне что-то там натягивают… Забыла, наверное, что я честно десять лет на ее физру ходила, когда другие тупо забивали.

Мария Ивановна скрылась за дверью, и на несколько секунд в класс вернулась тишина.

- Я тебе еще не разрешал садиться, - обращается ко мне Даня, когда я начала было присаживаться на свое место. – Все свободны, остается только Ярославцева! У нее персональный классный час…


========== 27. Я рядом... ==========

Обрадованные коротким уроком одноклассники поднимаются с мест, покидая класс, оставляя меня один на один с Даней. В это же время задним умом я понимаю, что именно сейчас все черти преисподней вышли на охоту, и мне придется несладко в этом разговоре. Подсознательно срабатывает моя защитная реакция, когда я складываю на груди руки, хмурюсь и плотнее прижимаюсь к спинке стула. Когда класс опустел Даня делает несколько шагов по направлению к моей парте, присаживаясь на край соседней, внимательно изучая меня своими въедливыми глазами.

- Ну что с тобой, Ярославцева? – как-то неожиданно для меня ровно и примирительно звучит его голос, отчего я немного теряюсь в своем желании высказать ему все, что накипело.

- Что вам непонятно, Даниил Евгеньевич? – фыркаю я, готовая в любой момент сорваться с той шаткой позиции нашкодившей ученицы и вспыхнуть ярким огнем презрения к учителю.

- Сколько еще я должен выслушать о том, что «Ярославцева то… Ярославцева это…»? Ты знаешь, что ко мне подходила Лидия Ишмаева и лично напрямую жаловалась на тебя о том, что ты к ней цепляешься? Ты сюда учиться ходишь, или врагов заводить?

- Послушайте, ваша Ишмаева сама ко мне лезет со своей правильностью, от которой меня тошнит уже! – знала, что Ишмаева сука, но чтобы такая… - Нет, конечно, вы будете слушать ее, потому что я все вру, и мои слова гроша ломанного не стоят! А еще я самое коварное и лживое существо в мире, как видимо, считает Лидия, которую вы, без сомнений, слушаете куда внимательнее, чем меня! Стоит ли спорить…

- Кристина, - перебивает меня учитель на полуслове, останавливая мою тираду на самом пике. – Прежде всего, прекрати обращаться ко мне на «вы», я далеко не посторонний человек тебе. Во-вторых, я готов выслушать и твою точку зрения, так как не считаю тебя лживым существом или кем бы то не было еще, кроме своей ученицы.

- Сказал тот, кто оттрахал эту самую ученицу, слившись затем, прикрываясь маской честного учителя… - язвлю я, окончательно теряя способность контролировать свой словесный поток. – Честно, с вами, учитель, мне хотелось бы общаться меньше всего сейчас…

На какие-то доли мгновенья над классом нависает тишина. Кажется, я сказала что-то лишнее, но осознание этого придет намного позже, а пока я полностью уверена в своей правоте. Кроме того, хотелось хоть как-то уколоть его, задеть, сделать так, чтобы ему тоже стало хотя бы немножечко больно, едва ли ощутимо.