Кэйтлин Битнер Рот - Внезапная страсть

Селина молча подняла руку и провела ладонью по мускулистой груди, с наслаждением чувствуя, как бьется его сердце.

Внезапно возникло желание узнать, что он испытывает, когда прикасается; любопытство побудило сжать кончиками пальцев плоский твердый сосок – правда, Тревор делал это зубами. Затем ладонь скользнула за спину, опустилась и с силой прижала его бедра к себе. Он заметно вздрогнул и судорожно вздохнул: ощущение оказалось острым.

Впервые в жизни Селина испытала эротическую власть и удивилась: сознание собственного могущества доставило неожиданную радость. Теперь стало ясно, почему в ответ на ее реакцию Тревор удовлетворенно улыбался: оказывается, даже в любви важна власть.

Она тоже не стала скрывать горделивую усмешку. Еще бы! Сильный, уверенный, непобедимый Тревор Андруз с трудом держал себя в руках и едва сохранял способность мыслить. Наполовину прикрытые тяжелыми веками бездонные глаза горели первозданным огнем страсти, сопротивляться которому не имело смысла, да и не хотелось.

Обостренное восприятие представляло каждую подробность – даже самую мелкую – под увеличительным стеклом, а действия воспринимались в замедленном развитии, не теряя при этом кристальной ясности.

Селина отважилась провести рукой вниз по животу и невесомо, словно дразня, пройтись пальцами по напряженному, готовому к бою клинку.

Тревор не то застонал, не то зарычал, не в силах обуздать порыв.

Неужели она переступила грань и подтолкнула его, а значит, и себя тоже, к самому краю пропасти?

Инстинкт подсказывал, что в нужный момент любимый уверенно вернет добровольно отданную власть и поведет дальше по дороге открытий.

Сила его мгновенно укрепилась и сконцентрировалась. Мускулы на руках дрогнули, и сжатое, как пружина, тело, начало победное завоевание. Одно молниеносное, агрессивное движение ногой, и Тревор оказался сверху, подмяв ее под себя. Навис, упираясь в постель коленями и ладонями, и обжег пылающим взглядом.

Ноздри трепетали, а шепот звучал подобно шелесту травы.

– Быстро учишься, любовь моя.

Продолжая бормотать какие-то невнятные нежные слова, он покрыл торопливыми поцелуями лицо, уши, шею, и желание мгновенно обострилось, став нестерпимым.

– Расслабься, малышка, доверься мне. Вместе пойдем туда, куда поведет страсть. Ничего не бойся, я буду осторожен. Очень осторожен.

Он медленно поцеловал в губы, как будто хотел еще раз почувствовать ее вкус. Селина издала негромкий, похожий на мурлыканье звук, обвила руками сильную шею и настойчиво потянула к себе. Бедра сами поднялись и прогнулись навстречу. Плоть ее соединилась с его плотью, и каждая клеточка тела вспыхнула, как вспыхивает от искры порох.

Она оказалась в том мире, где не существует ни логики, ни здравого смысла. Отныне ей владели только силы природы, и именно им предстояло выбрать направление той судьбы, которая свела ее с любимым.

Тревор поднял голову и глубоко вздохнул. Наслаждение казалось почти нестерпимым. Сердце снова горело пугающей, мистической тоской – желанием, не сравнимым с обычным вожделением, настоятельной необходимостью, заполнившей все его существо.

Последняя нить логики оборвалась. Он уже не был самим собой. Или это наваждение, сон, бред?

Что с ним происходит?

Он бережно провел пальцем по шее, спустился к груди, с наслаждением погладил шелковистую кожу на животе. Ладонь скользнула еще ниже и остановилась на мягких завитках, скрывавших тайный уголок – объект неутолимого вожделения, стоивший множества бессонных ночей. Тревор склонился, сжал губами восхитительно твердую вершинку и втянул, не забыв в то же время ощутить пальцем таинственную, желанную влагу.

Губы медленно двинулись к заветной цели.

– Ты так прекрасна! – Он сжал руками стройные бедра, покрыл поцелуями живот, смело двинулся вниз.

Селина испугалась.

– Нет!

– Позволь, любовь моя, – умоляюще пробормотал Тревор.

И она позволила.

Почувствовав согласие, он завладел запястьями и отважился продолжить путь.

Селина вскрикнула в болезненном экстазе, однако томительная, мучительно сладкая ласка уверенно набирала силу.

И вот наконец Тревор всем телом лег сверху, лишив возможности двигаться.

Он окончательно подчинил ее собственной воле и снова властно накрыл рот губами. Сейчас его вкус напомнил о земле, море и любовной игре. Селина снова с восторгом ощутила, что испытывает Тревор в минуты смелых прикосновений. Полное энергии, мощное тело пленило, обожгло невыразимым жаром, заставило сдаться на милость.

Быстро, порывисто дыша и бормоча бессвязные нежные слова, без конца целуя в губы, в глаза, в лоб, Тревор приподнял ее ногу на свое бедро.

– Открой глаза, Селина. – Настойчивая, больше похожая на приказ просьба, глухой, исполненный страсти голос… – Хочу, чтобы ты на меня смотрела.

В бездонных темных глазах горел огонь, сильнее которого природа никогда не знала. Мощь мужественной воли мгновенно, безусловно покорила.

Земля покачнулась и закружилась.

Тревор вошел медленно, с уверенностью не захватчика, но победителя. Горячая тугая плоть с готовностью приняла его и сомкнулась, даря неповторимое ощущение полноты и счастья.

Селина вскрикнула в исступленном восторге. Нерастраченный пыл молодости и любви вспыхнул, взорвался неутолимым стремлением к близости. Она прогнулась навстречу, прильнула, обхватила руками влажную спину и отдалась на волю первозданного ритма.

– Смотри в глаза, – повторил Тревор, требуя полной покорности и еще больше распаляя голод. – И говори, что чувствуешь. Не молчи, милая, хочу слышать твой голос.

Он ровно, ритмично двигался в ней, зажигая мириады крошечных искр. Селина срывающимся голосом рассказывала, как восхитительно все, что с ней происходит, а в ответ слышала, как она прекрасна, как желанна, как бесконечно дорога, – до тех пор, пока в сердце не родились единственно важные слова: «Я люблю тебя. Пожалуйста, люби меня».

Тревор на миг замер, вытащил из-под ее головы подушку, подложил под бедра и продолжил движение с новой силой. С каждым толчком и без того нестерпимое возбуждение нарастало, захлестывая и покоряя. И вдруг где-то глубоко внутри зародилась встречная волна. Селина вскрикнула, судорожно вздохнула и, безоговорочно уступая испепеляющей силе, в последний раз погрузилась в неведомую бездну.

– Пожалуйста, пожалуйста! – прошептала умоляюще, сама не понимая, чего просит.

Волна стремительно разрасталась, сверкая и увлекая за собой. Звезды падали вокруг волшебным дождем, небо и земля медленно кружились, Вселенная распахнула свои бесконечные объятия. Два тела, две души слились в единое целое, и момент счастья длился вечно.

Селина напряглась, как напрягается, натягиваясь перед выстрелом, тетива тугого лука, вскрикнула и на миг перестала существовать.

Еще один, самый мощный рывок, и Тревор со стоном замер, переживая свой неповторимый миг блаженства. А уже в следующее мгновение вздрогнул и рухнул, удерживая в объятиях и увлекая за собой любимую.

Они долго лежали возле камина в счастливом забытьи. Тревор удивлялся силе Селины: маленькая и хрупкая, она уютно устроилась в его объятиях, но одной рукой властно прижимала к себе, не желая отпустить.

Он попытался осторожно освободиться.

– Нет, – твердо произнесла Селина и обхватила его еще крепче.

Тревор понял. Если она чувствовала примерно то же, что и он, то просто была не в состоянии отпустить его.

Он прикоснулся к золотому браслету на ее запястье и повернул тонкий обруч, чтобы поймать отсвет огня.

– Ах, милая, боюсь, что если не отпустишь, то обречешь себя на долгую бессонную ночь.

Он с восхищением смотрел в безмятежное лицо и чувствовал, как вновь просыпается вожделение. Почему-то казалось, что обладание облегчит мучительные страдания. И вот выяснилось, что все далеко не так просто. Получив то, к чему так долго стремился, Тревор лежал рядом с любимой в пространстве между фантазией и реальностью и мечтал охранять, лелеять, поклоняться и служить всей своей жизнью.

Он познал немало женщин, однако ни одна из них не подарила подобного блаженства. И сейчас хотелось, чтобы ночь не кончалась, а объятия длились вечно.

Селина потерлась щекой о его плечо и пробормотала:

– Очень стыдно желать тебя снова.

Сон медленно отступил. Ленивое блаженство удерживало в туманном пространстве между ночной тенью и смутным сознанием. Откуда-то доносился аромат только что сваренного кофе. Селина приподнялась на локте, убрала с глаз спутанную прядь и посмотрела вокруг.

Никого.

Неужели он сварил кофе и уехал?

Нет, с улицы доносился единственный в мире голос. С кем он разговаривает? Она прислушалась и тихо засмеялась. Тревор разговаривал с конем. Пантер не испугался грозы, сам нашел конюшню и благополучно укрылся от стихии. О господи, что за ночь! Щеки горели. Селина вспомнила огненные поцелуи и провела пальцем по нижней губе. Его руки, его губы были повсюду. Воспоминания нахлынули теплой волной. Он знал каждый уголок ее тела лучше, чем она сама. Сердце вздрогнуло: о чем он думает утром?

Тревор открыл дверь, прислонился плечом к косяку и посмотрел так, как умел смотреть только он.

– Селина.

Желание вновь властно заявило о себе, требуя немедленно увлечь любимого в постель. Она смущенно натянула одеяло и подняла глаза.

Тревор усмехнулся.

– Забавно. Стесняешься после всего, что между нами было?

Она слегка покраснела.

– Да. Довольно глупо, конечно, но почему-то стесняюсь.

– Согласен: действительно глупо. – С очаровательной улыбкой Тревор прошел в комнату и налил кофе. – Одевайся. Поедем отсюда, пока я снова не набросился на тебя. – Он многозначительно вскинул брови.

Селина нервно вздохнула и натянула одеяло до подбородка.

Тревор снова улыбнулся и подул в чашку.

– Хорошо, что здесь нашелся кофе, пусть и прискорбно несвежий.

Ответа не последовало, и он заговорил мягче.

– Ну же, малышка, развеселись немного. – Чем тише и ровнее звучал голос, тем более настойчивым выглядел его обладатель. – Скажи, когда надо будет помочь с пуговицами или с чем-то еще; често говоря, в одеяле ты выглядишь смешной.

– Я смешная? – удивилась Селина.

– Смешная и очаровательная.

– И поэтому ты собираешься смотреть, как я одеваюсь? – От одной лишь мысли по телу пробежала дрожь.

– Тебе известно, что испытание практически невыносимо? – спросил Тревор внезапно охрипшим голосом. – И все же надо возвращаться домой: гроза прошла, и если мы здесь задержимся, кто-нибудь обязательно приедет.

Селина встала и за спиной Тревора оделась, насколько смогла. А когда пришло время застегивать пуговицы на спине, он подошел с чашкой в руке и протянул, предлагая.

Селина отхлебнула и поморщилась.

– Ты прав. Кофе несвежий.

Он прижался лбом ко лбу Селины.

– Попросим у Золи нового?

Селина коснулась губами его губ. Он был так близко, что удержаться от поцелуя, пусть даже самого легкого, оказалось невозможно.

– Боюсь, что пока не смогу показаться на людях.

– Отвернись, надо заняться пуговицами, – приказал Тревор. – А то сама знаешь, что случится. – Он забрал чашку, но прежде чем повернуть к себе спиной, прижал ее ладонь к бугру на бриджах.

Желание пронзило с нестерпимой остротой. Селина вздрогнула и сжала руку.

Тревор на миг замер, а потом взял ее за плечи и решительно повернул.

– Все, хватит. Надо застегнуть пуговицы.

Домой они вернулись на одном коне. Селина сидела в теплых надежных объятиях Тревора и грустила: скоро она уедет в Сан-Франциско и больше никогда его не увидит. Что несет с собой едва начавшийся день?

Надо ли признаться, что до этой ночи она не подозревала, насколько прекрасна любовь и какое счастье дарит обладание любимым человеком? Как прореагирует Тревор, услышав, что встреча в хижине стала для нее волшебной, что она никогда не забудет его удивительные ласки? Нет, пусть чудесные воспоминания навсегда сохранятся в тайне.

Для Тревора это рядовая встреча с женщиной. Скорее всего в его глазах небольшое приключение ничем не отличается от всех остальных, если не считать ее неопытности и наивности. Должно быть, он сразу забывает о своих мимолетных интрижках. Как больно и обидно: важное для нее переживание для него останется всего лишь случайным развлечением.

Как бы Селина ни старалась убедить себя в необходимости забыть Тревора Андруза, из темных глубин сознания настойчиво всплывала неутешительная и неоспоримая истина: она готова без памяти в него влюбиться.

Тревор с трудом сдерживал желание провести ладонью по восхитительно мягкой груди, погрузить лицо в душистые волосы, силой воли подавлял готовое вспыхнуть вожделение. Очень не хотелось разрушить спокойную доверчивость, вспугнуть интимное молчание.