Потянувшись к своей дорожной сумке, она вытащила футболку и какие-то шорты. Я наблюдал, как она сделала медленный, глубокий вдох и начала одеваться. Она была одной из самых несгибаемых женщин, которых я знал. Я мог сказать, что она прилагала все усилия, чтобы держать себя в руках.

— По поводу твоей командировки. Позволь мне помочь тебе, — она продолжила, в голосе звучало столько эмоций. — Может, если ты поговоришь с кем-то о своих проблемах, ты почувствуешь себя лучше.

Я с силой зажмурил глаза на мгновенье.

— Я не могу, и не хочу говорить об этом. Я очень хочу, чтобы ты не давила на меня.

Я задел за живое, и Чесни замерла после того, как надела кремового цвета футболку. Она вскинула руки запястьями вверх.

— Как я должна объяснить эти синяки? Что, если бы дети были здесь и увидели их? Думаю, у меня есть полное право выяснить, почему ты сделал это со мной. Это не может случиться снова, — сказала она, хватая подушку с кровати и направляясь в гостиную.

— Ты куда идёшь? — спросил я, следуя за ней по коридору.

Она повернулась, взглянула на меня с нахмуренными бровями.

— Спать. Я устала, и честно говоря, больше не хочу это обсуждать. Мне нужно пространство. Я посплю на диване.

Опустив голову, я разочаровано вздохнул.

— Я посплю на диване, а ты можешь вернуться в кровать.

Она проигнорировала мою просьбу.

— Спокойной ночи, Зейн, — сказал Чесни, когда улеглась на диване и закрыла глаза.

Чувствуя ярость и вину, я вернулся в кровать. Несколько часов спустя я так и не смог уснуть. Я пялился на потолок, пока мой мозг работал в усиленном режиме. Около шести часов я сдался и сбросил с себя простыни. Упав на пол, я начал делать отжимания и приседания, надеясь истощить себя, чтобы уснуть. Удача была не на моей стороне.

Разочарованно залезая обратно в постель, я мысленно начал перебирать вопросы.

— Расскажи мне об этом, — дрожащий голос Чесни эхом звучал в моей голове.

Разговор об этом был последним, чего я хотел, потому что это означало, что мне нужно будет пережить случившееся снова. Я пытался забыть, пытался сохранить своё благоразумие. Почему она не могла понять этого? Было так много причин, по которым я не мог рассказать ей о случившемся. Что, если я потеряю контроль во время рассказа? Не было ни единого шанса, что она по-настоящему поймёт меня, так зачем заморачиваться? Зачем мне хотеть открываться кому-то, кто может осудить меня и разорвать мои самые ранимые чувства? Зачем мне обременять её энергичный характер своими проблемами? Мне не нужно было сочувствие от кого-либо. Я просто хотел, чтобы мои ночные кошмары прекратились, чтобы я снова смог почувствовать себя нормально.

Но затем снова… как я должен вернуться к нормальной жизни?

Может, возведённая стена станет лучшим вариантом. Я просто оттолкну Чесни. Так будет легче. Затем я перестану бояться почувствовать боль от потери её рядом.

Я знал, что нам снова придётся поговорить, когда она проснётся, и знал, что это будет нелегко, но, если она решит уехать от меня после того, что я расскажу, я не стану её останавливать.


ЧЕСНИ


На следующее утро я проснулась от запаха завтрака и звона посуды, сопровождающегося руганью Зейна. Я протёрла глаза, потянулась, а затем зевнула. Когда уселась на диване, картины вчерашнего вечера принялись выплясывать перед глазами. Я хотела, чтобы это оказалось страшным сном, но нет. Запястья болели, были видны слабые синяки, но они оказались не настолько ужасны, как я изначально думала, будут. Думаю, получится скрыть их небольшим количеством косметики.

Мысль о том, что придётся использовать косметику, вызывала воспоминание обо всех синяках, которые мне пришлось замазывать, когда Йен бил меня. Ни коим образом я не допущу повторения истории, ни с одним мужчиной. Я давно пообещала себе, что больше не стану жертвой. Я любила Зейна всем своим сердцем, но состоять в ещё одних отношениях, где на мне будут отыгрываться, как на боксёрской груше, было не честно по отношению ко мне и детям. Чем-то придётся пожертвовать.

— Доброе утро, — робко произнёс Зейн, ставя передо мной тарелку и стакан апельсинового сока. У меня заурчало в желудке, когда запах бекона и яичницы достиг носа. — Пожалуйста, поешь, — он сел на другом конце дивана и указал на мою тарелку с едой. Если бы я не была такой голодной, я бы сказал ему, куда он мог засунуть свой завтрак.

Делая глоток сока, я закрыла глаза и насладилась пикантной, холодной жидкостью, пока она скользила по горлу. Зейн сидел там, пялился на меня в странной тишине, пока я ела свой бекон с яйцами. Я решила не говорить ничего, потому что, искренне говоря, после вчерашней ночи я не была уверена, что сказать. Часть меня была зла на него за то, что он сделал, но вторая часть чувствовала к нему жалость и хотела утешить его хоть как-то.

Командировки давались тяжело, я знала это, но это что, правда означало, что мне не позволено быть расстроенной тем, что он со мной сделал? Как выходные блаженства могли превратиться в выходные в аду менее, чем за двадцать четыре часа?

— Чесни, я…. — Зейн начал, когда опустил голову и посмотрел в пол.

Я проглотила то, что жевала.

— Зейн, я люблю тебя, на самом деле очень люблю всем своим сердцем. Но то, что ты сделал прошлой ночью по-настоящему ранило меня, не только физически, но и эмоционально. Я знаю, что ты не намеренно сделал это, но ты всё же сделал. — Я вдохнула, чтобы успокоить дыхание. — Теперь ты отвезёшь меня в аэропорт, так как я уезжаю домой. Тебе нужно разобраться здесь со всеми своими концами, и затем ты тоже едешь домой. Вот тогда мы разберемся с этим, потому что у нас как пить дать ничего не получится, пока ты здесь, а я — в Северной Каролине, но я не могу остаться с тобой. — С этим я встала и направилась на кухню. Аппетит тут же улетучился.

— Нет, можешь. Останься со мной, — выпалил он с отчаянием. — Давай поработаем над нами. Мы не можем оставить всё вот так. Следующие несколько недель превратятся в ад, если мы оставим всё так, как сейчас. Мы сможем поработать над этим вместе до того, как вмешаем детей в наши сломленные отношения.

Всё ещё стоя спиной к нему, я поставила тарелку на столешницу, так как мои руки не переставали трястись. Я не могла посмотреть на него, не могла увидеть мольбу в этих глазах.

— Если ты решишь уехать, я не стану тебя останавливать, — сказал он. — Выбор за тобой.

Я наконец повернулась к нему лицом.

— Откуда тебе знать, что этого не случится снова?

Встав с дивана, он медленно подошёл ко мне.

— Если ты не остаешься, чтобы мы могли поработать над нами, у нас ничего не получится. Я обещаю, что не подниму на тебя руку, и мы не станем спать в одной постели.

Я обняла себя руками, обдумывая сказанное. В его словах был смысл. Все всегда говорили о возвращении домой, о радостях, которые оно несло, но никто и никогда не предупреждал меня о том, как тяжело будет построить отношения после этого.

Я любила мужчину, стоявшего передо мной. Он был достоин того, чтобы бороться за него. Моим детям нужен был хороший сильный пример и влияние в их жизни, и глубоко внутри я знала, что Зейн никогда по-настоящему не навредит мне намеренно. Никогда.

— Ладно, — ответила я. — Но если что-либо случится, я уезжаю.

Он вздохнул.

— Весьма справедливо. Спасибо тебе, Чесни. Прости меня.

Я прошла в ванную и нанесла тональный крем на запястья, где были синяки. К счастью, я была мастером в этом деле, и прятала их весьма умело.

— Ты покрываешь их косметикой? — спросил Зейн, заходя вслед за мной.

— Да, — ответила я, будучи слишком злой, чтобы отвечать что-либо другое.

— Блядь, мне так жаль, — прошептал он, наблюдая за мной. Его глаза ни на секунду не отрывались от моих запястий, и хмурость испещрила морщинами его лоб.

Всё, что я могла сделать, это покачать головой и издать сухой смешок.

— Знаешь, что Зейн? Мне осточертело слышать, что тебе жаль. Все всегда говорят «мне жаль». С меня хватит. — Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. — Я знаю, что ты не нарочно причинил мне боль, правда, знаю. Но вместо того, чтобы говорить мне как тебе жаль, сделай что-то, чтобы показать это. Для начала, можешь сделать так, чтобы я поняла, что случилось. Расскажи мне, почему ты это сделал. — Я подняла запястья перед его лицом, давая ему возможность. Если он хотел, чтобы я осталась здесь и попыталась поработать над нами, ему нужно было открыться мне. Если он останется закрытым, нет ни единого шанса, что у нас что-то получится.

Молчание заполнило комнату, пока он пялился в мои глаза. Зейн открыл рот, словно хотел заговорить, но не вышло ни слова.

— Именно так я и думала, — нахмурившись, я отвернулась к зеркалу. Может, я боролась ни за что. Может, его нельзя было исправить. — Пожалуйста, просто дай мне немного пространства.


ЗЕЙН


Я так и не смог рассказать ей, и не знал почему. Я не винил её за то, что она злилась. Чёрт, то, что я сделал, нельзя оправдать. Нельзя простить. Я был таким ублюдком. Я никогда прежде не поднимал руку на женщину, и она была последним человеком, которому я хотел навредить.

Я хотел рассказать ей, особенно в тот момент, когда она стояла с запястьями в воздухе, дразня меня пониманием того, каким монстром я стал. Вместо этого я стоял там, с открытым ртом, готовый заговорить, готовый сказать что-то — что угодно — но не вымолвил ни слова. Словно между моим разумом и ртом существовал невидимый барьер. Слова просто не выходили, не важно, как сильно я хотел произнести их.

Я хотел рассказать ей о командировке с Джоунзом. Думал о его жене и дочерях, когда они поехали забирать его тело и подготавливать его к похоронам. Меня разрывало изнутри знание о том, что я пропустил похороны, потому что остался в Афганистане. У меня не было возможности оплакать его или выговориться, и я не был уверен, когда появится.


ЧЕСНИ


Возвращение в Англию оказалось другим. Никого из моих друзей здесь больше не было. Они все уже выбрались из Воздушных Войск и переехали на какие-то другие базы. Единственный человек, с которым я хотела поговорить, был Эрик. Он всегда помогал мне, когда я была сбита с толку. Иногда, клянусь, он знал меня лучше, чем я сама себя знала. Он был моим братом, моим защитником и никогда ничего не украшал. Мне пришлось отправить ему сообщение позже, так как я не смогла дозвониться до него. Он был в командировке, и я не могла поговорить с ним столько, сколько привыкла.

Зейн вышел из дома несколько минут спустя, выглядя сломлено и поражённо. Мне не нравилось то, что я стала причиной этого его состояния, но я не знала, как ещё реагировать. Я всё также любила его всем своим сердцем, но у меня было очень много сомнений и вопросов. Нет, он не был Йеном, и он не был Чейзом. Я знала это. Но что если он снова это сделает? Что, если следующий раз он навредит мне больше? Что, если мои дети буду рядом, когда он потеряет контроль? Если мы решаем двигаться вперёд, мне нужно обдумать все эти вещи.

Если он не собирается делиться со мной тем, что с ним происходит или искать помощи, я опущу руки. Но что я точно знала, так это то, что мне не нравилось напряжение между нами. Оно было унылым и подавляющим.

По дороге в офис я включила ноутбук и решила написать Эрику, если он онлайн.


Я: Эй! Ты онлайн? Ты мне очень нужен сейчас. Больше, чем всегда. Пожалуйста, ответь, как только получишь это.


Мой курсор двигался вокруг кнопки «отправить», а затем я кликнула на неё. Сидя там, я уставилась на экран компьютера в ожидании ответа.

Уф, это же смешно. Конечно, он мог быть занят, или, может, там у него был слишком поздний час, или, может, он просто отправился на миссию.

Но в секунду, когда я начала закрывать крышку ноутбука, выскочило оповещение. Слава тебе Господи.


Эрик: Я здесь. Что стряслось?


Я: Я здесь вроде как схожу с ума. Что-то случилось. Что-то очень плохое, и я не уверена, что делать.


Эрик: Что такое? Ты и дети в порядке?