Анна Кэмпбелл - Во имя любви

Пенелопа с невозмутимым видом пожала плечами.

– Да, до меня время от времени доходили кое-какие слухи… В письмах, в которых говорилось о каких-то якобы совершенных мною… поступках. Но какое обществу до меня дело? Ведь у меня даже не было первого сезона.

– Именно это и не дает людям покоя. Потому что ты – загадка. Девушка из благородной семьи, которая скандально предпочла отправиться на континент вместо того, чтобы стать дебютанткой и найти себе мужа. К тому же из-за расточительства Питера и распутства Гарри имя Торнов долгое время не сходило с уст великосветских сплетниц. А твои выходки лишь подливали масла в огонь.

Пенелопа сделала глоток вина.

– Не было никаких выходок.

Кэмден внимательно посмотрел на жену.

– А как насчет гарема турецкого паши?

– А что насчет него? – На лице Пен отразилось удивление.

На протяжении многих лет рассказы о заморских приключениях Пенелопы вызывали у Кэмдена досаду и любопытство. Когда же он увидел ее снова, эти рассказы превратились в настоящую пытку.

– Не пытайся обратить все в шутку, Пен.

– А я и не пытаюсь. В гареме женщина находится в большей безопасности, нежели в монастыре. Ведь гарем – это дамская территория, и вход туда запрещен всем, – если не считать султана и охраняющих ее евнухов.

– Ну, а как насчет твоего романа с графом Розарио?

Романа, которого, как теперь стало ясно, в действительности не было.

Во взгляде Пен вспыхнуло что-то похожее на гнев.

– Но ведь графу – семьдесят! Если он все еще жив…

– Однако вы путешествовали вместе на протяжении нескольких недель, не так ли?

– Да, верно. Я присоединилась к группе ученых, чтобы посмотреть на раскопки близ поместья Розарио под Палермо. Погода была отвратительная, а граф оказался настолько любезен, что предложил мне место в своем экипаже. Из-за артрита он перестал ездить верхом.

Кэмден с облегчением вздохнул. Как же мучили его мысли о графе! А теперь в его воображении граф представился страдающим от старческих заболеваний книжным червем…

– А как насчет принца Кастродольфо? Он-то молод… И говорят, ты провела с ним ночь.

Раздражение на лице Пен сменилось весельем.

– Что ж, тринадцатилетнего принца вполне можно считать молодым. Но он всецело погружен в чтение книг. Его мать даже опасается, что у него возникнут трудности с появлением наследника, если ей не удастся пробудить у сына интерес к противоположному полу.

– Но что скажешь насчет Гойи? Молва гласит, что он писал твой портрет, когда ты была одета в то, в чем могут представать друг перед другом лишь очень близкие люди.

Что означало – совсем без одежды. При мысли о том, что другой мужчина касался взглядом или какими-либо частями тела наготы Пен, Кэмдена охватывала ярость, и он мысленно твердил: «Моя, моя, моя»…

На щеках Пенелопы проступил румянец.

– Гойя – великий художник.

Кэм почувствовал себя школьным учителем, допрашивающим нерадивого ученика.

– Стало быть, это правда?

– Маэстро поклялся, что не покажет картину ни одной живой душе, и я ему верю.

– Ну… а сэр Эндрю Мелтон? Что было с ним?

Пен весело рассмеялась.

– Мать этого парня уж точно оставила надежды пробудить у сына интерес к противоположному полу. Что же касается тебя, Кэм… – голос Пен зазвучал громче. – Должно быть, мой отказ на яхте сильно тебя уязвил. Ведь ты был уверен, что в моей постели побывало все мужское население Европы. И еще несколько азиатов.

Кэмден прилагал все силы к тому, чтобы не сбежать от насмешек жены в свою спальню.

– Ну… я не считал, что так уж много. Но полагал, что один или два – точно.

– У тебя есть список моих предполагаемых любовников? – Еще одна насмешка, достигшая цели.

– Просто наша детская дружба пробудила мой интерес, вот и все. – Кэмдену было унизительно признаваться себе в своей мучительной ревности.

Пенелопа пожала плечами.

– Но если я так скандально известна, то никто не осудил бы тебя за отказ жениться на мне. Ведь я дала бы тебе то, что давала сотням мужчин, не так ли?

– Развратные герцогини – не такая уж редкость.

Уловив горечь в его голосе, Пен немного смягчилась.

– Но Кэм, не все женщины такие, как твоя мать.

– Да, ты – не такая.

– А ты думал, что такая же, верно?

– Нет, никогда так не думал, – решительно возразил Кэм. – Все поступки моей матери были предательством. Предательством по отношению к мужу, к титулу, к семье.

– Знаешь, я понятия не имела, что люди считали меня шлюхой. Ты принес себя в жертву, чтобы сохранить мое доброе имя. И вот теперь выясняется, что сохранять в общем-то и нечего…

– Не забывай, что я защищал и свое имя тоже. Ведь мужчину, соблазнившего женщину, которую он знал с детства, и бросившего ее на произвол судьбы, не простил бы никто. Подобное поведение выходит за рамки всех приличий.

Пен попыталась улыбнуться, но улыбка у нее получилась не очень-то веселая.

– Даже если подруга детства пустилась во все тяжкие?

– Да. Потому что ты – все равно Торн.

– А теперь – Ротермер, – со вздохом пробормотала Пенелопа. Было очевидно, что это обстоятельство не доставляло ей особого удовольствия.

Да и с какой стати? Она ведь променяла свою независимость на жизнь с мужчиной, считавшим ее развратницей. При мысли об этом Кэмден вновь ощутил угрызения совести. Вздохнув, он провел ладонью по волосам и вновь заговорил:

– Черт возьми, Пен, тебе двадцать восемь лет. И девять из них ты моталась по Европе в компании, пользующейся дурной репутацией. Да еще – под присмотром своей не совсем нормальной тетки. Не говоря уж о том, что тебя захотел бы любой мужчина. Так что… Скажи, что я должен был думать?

В темных глазах Пен промелькнула насмешка.

– Не стоит так раздражаться, Кэм. Любой мужчина был бы вне себя от радости, обнаружив, что его жена – девственна.

Ей показалось – или Кэмден действительно покраснел?

– Да, наверное, – кивнул он. – Но не при таких обстоятельствах.

– Ах, бедняжка… – с сарказмом протянула Пен.

– Я имею полное право злиться, так как моему поведению нет оправдания. Я должен ползать перед тобой на коленях и вымаливать прощение. Однако же… – Он помолчал. – Теперь мы с тобой связаны до конца жизни, поэтому должны прийти к соглашению.

– Чтобы ты мог снова разделить со мной постель?

«Черт возьми! Она говорит о супружеских обязанностях как о самом страшном наказании!» – мысленно воскликнул герцог.

– Ты собираешься отлучить меня от своей постели?

– Нет, потому что я дала клятву. – Пен поболтала вино в своем бокале, и оно вспыхнуло в отсветах камина подобно рубину. А сказала это она таким «безжизненным» тоном, что сразу же стало ясно: она просто будет исполнять свои обязанности.

Разочарованный словами жены, Кэмден тяжко вздохнул. А впрочем… Чего, собственно, он ожидал после своего дурного с ней обращения?

– Если все дело лишь в этом, то наша постель будет очень холодным и безрадостным местом, – проворчал Кэм. – Но думаю, нам под силу кое-что изменить.

– Да ты оптимист… – Пенелопа тоже вздохнула. – Знаешь что, Кэм? Ты можешь дать мне немного времени? Я уверена, нет необходимости решать все именно сегодня. У меня был очень долгий и трудный день.

Кэмдена вновь охватило чувство вины, ставшее в последнее время его постоянным спутником. Но ведь Пенелопе и впрямь было сейчас очень трудно. Всего за несколько месяцев она потеряла брата и тетю, а потом несколько раз сталкивалась лицом к лицу со смертью. Кэм хотел уже заключить жену в объятия, чтобы хоть как-то ей посочувствовать, но тут вдруг вспомнил, что этого-то она хотела менее всего. Поэтому он вновь откинулся на спинку кресла и сказал:

– Знаешь, что, Пен?..

Но Пенелопа тут же вскинула руку и воскликнула:

– Не сейчас, Кэм!

И тут стало ясно, что этим он и должен был удовлетвориться. Вот тебе и брачная ночь…

После обеда Кэм проводил жену наверх. Уже сутки он был женатым человеком, только вот реальность совершенно не соответствовала его ожиданиям.

Во-первых, ему приходилось держаться от жены на некотором расстоянии. То есть находиться с ней рядом, но не прикасаться к ней. Хотя он имел полное право обладать ею в любое время дня и ночи. Ох, такая ситуация была сродни пытке, которой он не пожелал бы и самому злейшему врагу.

Кэм проснулся с рассветом в своей постели – проснулся в жутком напряжении от неутоленного желания. Жалкий и одинокий, чувствующий себя хуже побитой собаки. А еще его терзало чувство вины из-за того, что причинил боль Пенелопе. А за завтраком, к своему величайшему изумлению, он встретил… незнакомку. И действительно, эта спокойная и сдержанная женщина совершенно не походила на Пенелопу Торн – импульсивную и упрямую, готовую пристрелить любого, кто поступит с ней несправедливо. И все же сегодня утром она играла роль «идеальной герцогини». На месте этой женщины, склонившейся над мармеладом, вполне могла бы оказаться и леди Марианна.

Но Кэм сгорал от желания поднять жену со стула и встряхнуть ее хорошенько. А потом уложить на этот отполированный до блеска стол и проделать с ней такое, от чего дворецкий тут же подал бы в отставку.

И все же Кэмден неукоснительно соблюдал приличия, хотя стоило ему это немалых усилий.

И в такой ситуации герцог счел, что единственное разумное решение – посвятить день делам, накопившимся за время его отсутствия. Но тогда почему же он предпочел ознакомить жену со всеми уголками и закоулками своего огромного дома? Хотя в ответ получил лишь проявление вежливого интереса.

И вот теперь, совершенно сбитый с толку, несчастный и постыдно возбужденный, он следовал за женой в ее огромную спальню, похожую на пещеру.

Внезапно Пен обернулась с выражением благовоспитанного удивления, коего Кэм прежде никогда не замечал.

– Ваша светлость, что вы делаете?

В глазах герцога вспыхнул гнев.

– Черт возьми, почему ты так ко мне обращаешься?! Ведь ты всегда называла меня по имени! С тех самых пор, как научилась ходить.

Пенелопа вспыхнула и пробормотала:

– Ну… как пожелаешь. И все же мне хотелось бы знать, что ты делаешь.

Кэм с громким стуком захлопнул за собой дверь спальни.

– Хочу лечь в постель со своей женой – вот что я собираюсь сделать!

Глаза Пен в ужасе расширились.

– Сейчас?..

Кэмден направился к ней, на ходу развязывая галстук и отбрасывая его в сторону.

– Да, сейчас.

– Но ты ведь сказал, что дашь мне время…

Кэмден стящил с себя сюртук и, швырнув его на пол.

– Да, сказал. И что же?

Пен попятилась и пролепетала:

– Но я… Я думала…

Кэм расстегнул серебряные пуговицы своего шелкового жилета.

– Что же именно ты думала?

Пенелопа нахмурилась и взглянула на мужа так, словно сомневалась в его здравомыслии.

– Я о многом думала.

– Вот и хорошо. – Кэмден стащил с себя жилет и отбросил его. – Не нужно звать служанку. Я сам тебя раздену.

Тут Пен, наконец, перестала пятиться и спросила:

– Зачем ты это делаешь?

Кэм насмешливо улыбнулся.

– Моя дорогая, ты, конечно, невинна, но не до такой же степени…

Вскинув подбородок, Пен посмотрела на мужа так, словно впервые увидела.

– Но я не готова…

– Что значит не готова? Если мы будем ждать слишком долго, ты убедишь себя в том, что первый опыт был ужасным, – и тогда ты уже никогда больше не захочешь этого.

Пенелопа выразительно приподняла бровь, однако от внимания Кэмдена не ускользнул ее взгляд, сосредоточенный на его обнаженной груди – он только что стащил с себя рубашку. Минувшей ночью взгляды Пен вселили в него некоторую надежду. Было очевидно, что его нагота завораживала ее, а не внушала отвращение.

– Слишком долго – это больше, чем один день? – тихо спросила Пенелопа.

Герцог утвердительно кивнул.

– Да, совершенно верно.

– Кэм, но я так не думаю…

– А я думаю, – решительно заявил Кэмден.

– Очень рада за тебя, – с язвительной усмешкой отозвалась Пенелопа, скрестив на груди руки. Судорожно сглотнув, она добавила: – Вчера ты, кажется, сказал, что ждешь от меня не только исполнения супружеских обязанностей…

Кэм мысленно улыбнулся. Наконец-то ему удалось пробудить в жене ее бунтарский дух.

– Знаешь, Пен, я передумал. Если ты готова лишь исполнять свои супружеские обязанности, я смирюсь с этим.

– Думаю, ты пожалеешь. – Пен прошла вдоль огромной кровати.