Но в таком случае нельзя и дальше скрывать свое прошлое. Ведь он сумел принять его и сжиться с ним, так почему было не рассказать о нем той же Ариадне? Хотя бы для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Ведь в конечном счете такова будет реакция любой другой женщины.

Колину вдруг захотелось поделиться с Ариадной, излить свою боль, заставить ее понять, что он испытал, когда карьера и жизнь его рухнули. Он хотел рассказать, что когда-то был одного с ней круга, что и по сей день равен ей по происхождению, что в прошлом был героем и был ее достоин.

Но он знал, что это невозможно. Если старшие по званию вынесли ему приговор, а друзья от него отвернулись, чего ради было ждать понимания от Ариадны? Колин живо представил себе, как меркнет улыбка на ее губах, как она бессознательно откашливается, не в силах оставаться рядом с человеком, чья честь запятнана раз и навсегда. Она была слишком молода для мудрости жизни. Она жила условностями. Ей еще предстояло многое повидать, и могло случиться, что наука жизни вовсе не придет к ней, что она так и проживет жизнь в плену иллюзий своего круга. Это ведь не просто: понять, что личность мужает в испытаниях. Он, Колин Лорд, вопреки бесчестью не позволил себе опуститься, нашел в себе силы жить дальше…

Туман клубился по полю, то разреживаясь, то уплотняясь, влага липла к лицу, и сильно пахло клевером. Стая гусей пролетела низко над землей, издавая гортанные крики.

Давно пора было возвращаться, но Колин лишь замедлил шаг. Перед его мысленным взором возникла Орла — мягкий овал лица, темные кудри, карие, не по годам мудрые глаза. Но сами черты ускользали, отказываясь складываться в ясный образ. Куда отчетливее представилась Колину красавица шхуна, где весь экипаж, включая капитана, был женским. Этим капитаном была его кузина Мэв, отчаянная авантюристка, которую ветер странствий однажды занес в объятия известного волокиты адмирала Грея. Под ее началом ушла в плавание и Орла. Все это были образы из прошлого, приносившие боль. Особенно мучительно было вспоминать один день в Карибском море… шторм, изменивший всю его жизнь.

Орла была теперь далеко, за океаном. Путь к ней закрыт, но Колин и не мечтал снова оказаться рядом с ней.

То, прежнее, чувство было все равно что язычок пламени в сравнении с пожаром, в котором он сгорал теперь.

Нужно бежать, думал он угрюмо, бежать как можно скорее, пока не случилось ничего непоправимого.

«У вас красивые глаза, доктор».

Надо спасаться бегством! И немедленно!

«У вас обаятельная улыбка, доктор».

Убраться подальше от нее!

«Вы красивый мужчина, доктор».

Колин потер глаза, потом ладонью смахнул остатки влаги с лица.

Разумеется, не может быть и речи о бегстве. Это значило бы нарушить слово, данное Ариадне, а он привык свое слово держать. В конце концов он не слабак и выдержит несколько дней. Теперь, когда он разобрался со своими чувствами и с тем, что их породило, справиться с безумием будет легче. Это непросто, но никто еще не умирал от страсти к женщине. Он доставит Ариадну в Бернем, вернется в Лондон — и с этой историей будет покончено.

Иначе и быть не может.

Оглядевшись, Колин заметил, что идет по какой-то размякшей от дождя тропинке. Вокруг были поля, разделенные изгородями с аккуратными калитками, и кое-где паслись небольшие стада овец и коров. Штурвал к тому времени устал и не спеша трусил за хозяином, весьма довольный столь продолжительной прогулкой.

Решение было принято. Надо только держаться на почтительном расстоянии от Ариадны и не поддаваться на ее провокации. Надо смотреть на все проще и не мучиться из-за юной сирены.

Когда Колин вернулся на постоялый двор, его обитатели уже успели проснуться. Дворовая собака залаяла, предупреждая о его приближении задолго до того, как он поднялся на пригорок, откуда была видна крыша. По двору ходили, собираясь в дорогу, проезжие, Мэг доставала воду из колодца, из трубы курился дымок. Он казался темным на фоне однотонно-серого неба. При мысли о завтраке в животе у Колина забурчало, и он вдруг осознал, какой нагулял аппетит вопреки своим горьким размышлениям.

Ариадны нигде не было видно.

На место отъезжающих уже прибыли новые гости: у конюшни стоял экипаж, запряженный парой серых рысаков, мокрых от дождя. Кучер как раз накручивал хомут на дышло и неодобрительно покосился на Колина, к которому один из серых потянулся мордой. Ветеринар не обратил на экипаж никакого внимания и прошел прямо внутрь строения.

Охапка сена, на которой они с Ариадной провели часть ночи, уже была разложена по кормушкам, в проходе между стойлами сновали люди. Кто-то выводил лошадей, кто-то, наоборот, ставил. В помещении, больше похожем сейчас на растревоженный улей, не осталось и следа романтики.

Колин прошел к стойлу Шареба и сразу заметил, что дверка стойла отворена. Жеребца и след простыл.

Волна тревоги охватила его. Круто развернувшись, он оказался лицом к лицу с Мэг.

— А, вот и вы, мистер Лорд! Ваш братец просил передать, что забирает жеребца на утреннюю прогулку. Ему, дескать, надо ноги размять. Обещал вернуться через час.

— Вот как! — Колин улыбнулся от облегчения. — Спасибо, милая.

Лицо девушки осветилось при этом обращении, и она легонько коснулась его руки.

— Оно и к лучшему, что братишка хоть на час оставил вас в покое. Может, и сами разомнемся немного?

Колин не пришел в восторг от этого предложения, но ему не хотелось обижать Мэг грубым отказом. По правде сказать, утешение с такой красоткой помогло бы остудить его кровь, но он желал другую женщину, поэтому сослался на голод, хотя отказ прозвучал на редкость нелепо.

— Что ж, верно говорят: путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, — понимающе усмехнулась служанка. — Ручаюсь, что после завтрака вы будете сговорчивее. Идемте, там уже подают.

Колин последовал за ней к выходу из конюшни, сквозь утреннюю суету (постоялый двор был так выгодно расположен, что большинству ехавших этой дорогой приходилось здесь останавливаться). Пару серых успели выпрячь, и теперь на этом месте стоял верховой мерин гнедой масти, с черной гривой и хвостом. Этим, однако, и ограничивалось его сходство с Шаребом. Был он уже немолод и явно заслуживал лучшего обращения, потому что вид у него был усталый и понурый, а склоненная голова почти касалась земли.

— Привет, друг! — негромко произнес Колин и положил руку на холку мерина.

Пожалуй, только Шареб-эр-рех не тянулся к нему с доверчивым видом. Эта лошадь тут же подняла голову и положила ее ему на плечо. Тяжелый вздох приподнял бока, и ветеринар заметил, что шкура под седлом растерта до крови, а углы рта распухли от жестких рывков за удила. Его отзывчивое сердце тотчас переполнилось состраданием, и он начал поглаживать мерина по спине, словно это могло заживить его раны.

Впрочем, может быть, и могло. Делабер Блейн не раз говорил, что Колину достались руки прирожденного лекаря, одно прикосновение которых снимает боль. Но чудо исцеления бессильно там, где речь идет о человеческой жестокости…

— Эй, вы там! Что вам надо от моей лошади?

Колин оглянулся и увидел спешащего к нему толстяка с побитым оспой лицом. Мэг уже была у двери, но остановилась и повернулась. По всему было видно, что она с нетерпением ожидает скандала. Колин, наоборот, терпеть не мог публичных ссор, поэтому убрал руку.

— Вам не помешало бы помягче обращаться с ним, для вашей же пользы.

— Я и так обхожусь с ним слишком мягко, хоть это вас и не касается! — отрезал толстяк, с ненавистью глядя на мерина. — Да-да, мягко — этот кусок конины годится только на корм собакам. Купил его не за гроши, а вышло, что это мешок с болезнями. Еле плетется! Послезавтра мне надо быть в Норвиче, и что, по-вашему, мне делать? Еще и коновалу теперь плати. Обещал, что осмотрит эту старую развалину, и если окажется, что его еще и лечить надо, клянусь, Продам его на бойню!

— Мистер Лорд! — окликнула Мэг, убедившись, что скандала не будет. — Идемте!

Колин не ответил, не сводя взгляда с мерина. Тот смотрел на него умоляющим взглядом, способным разжалобить камень.

— Зачем вам ждать, пока явится коновал? — спросил он тем же спокойным тоном, чтобы не провоцировать толстяка на новую вспышку. — Я ветеринар и могу помочь.

— Не понял.

— Я ветеринар.

— А что это, черт возьми, такое?

— Доктор для животных, — с легкой улыбкой ответил Колин.

— Скажите! — хмыкнул толстяк. — Доктор он, видите ли!

Небось в университетах обучались? А коновалы тогда на что?

Я не настолько богат, чтобы платить за ваш чертов диплом!

Колин вздохнул и в который раз уже сказал себе, что мир не исправить, как бы того ни хотелось.

— Что ж, дело ваше, пусть будет коновал, но я вам все же дам бесплатную консультацию, сэр. Седло растерло вашей лошади всю спину, потому она еле плетется, как вы только что успели выразиться. Вам когда-нибудь натирали сапоги? Наверняка такое случалось. Представьте себе, каково это, и просто подложите кусок свежевыделанной овчины под седло шерстью вверх, чтобы ссадины скорее зажили. Уверен, это поможет вам оказаться в Норвиче послезавтра.

С этими словами он повернулся и пошел прочь, оставив толстяка таращиться вслед. Мерин издал жалобное, просительное ржание, словно умоляя не уходить. Колин сумел удержаться и не обернулся.

«Мир не исправить, как бы того ни хотелось».

Мэг, демонстрируя особую симпатию, придержала для Колина дверь. Переступая порог, он бросил рассеянный взгляд на девушку и заметил новое украшение на двери — листок бумаги, с которого так и кричали жирные черные буквы.

«Предлагается вознаграждение в полторы тысячи за любые сведения о местонахождении леди Ариадны Сент-Обин, дочери графа Уэйбурна. Упомянутая леди исчезла в ночь пожара…» и так далее.

— Дьявольщина! — вырвалось у него. — Она ничуть не преувеличивала.

— Что, сэр?

— Ничего, — поспешно ответил Колин и улыбнулся. — Одна моя знакомая пересказала мне это объявление, но я подумал, что такие деньги не платят даже за знатных леди.

— Да уж Вся округа только об этом и говорит, если хотите знать. Полторы тысячи фунтов на дороге не валяются. Уж не знаю, чего ради эта дамочка такое сотворила, а только каждый будет рад перехватить ее и вернуть брату.

От этого простодушного признания Колина бросило в пот, а сердце бешено заколотилось. Ему стоило немалых усилий как ни в чем не бывало последовать за служанкой в обеденный зал. Там уже успели накурить, какие-то джентльмены громко хохотали и толкались локтями за одним из дальних столов. Запах жареной свинины, прямо-таки тошнотворный, по мнению Колина, пропитал все помещение.

Он поспешил занять стол у самого окна, чтобы можно было сразу заметить возвращение Ариадны, и мрачно уставился на панораму голубовато-зеленых холмов.

«Возвращайся скорее! Надо срочно убираться отсюда!»

Подошла Мэг с чайным прибором. Колин сделал отрицательный жест.

— Уберите чай и принесите зля, да покрепче. Полную кружку.

— Вы как будто не в себе, сэр.

— Ничего, все в порядке. Бессонница замучила, пришлось отмахать милю, не меньше — и все без толку. Что это?

— Яичница с ветчиной.

— Уберите. Пусть сделают обычную глазунью.

— Ветчина свежая, даю слово!

— Я сказал — глазунью!

Редкий гнев Колина бывал страшен, поэтому Мэг как ветром сдуло. Он остался сидеть в своей промокшей одежде, созерцая горизонт. Минут через пять он успокоился, а потом вернулась Мэг с яичницей-глазуньей и парой ломтей поджаренного хлеба. Колин так навалился на еду, словно у него неделю крошки во рту не было. Эль в кружке тоже быстро убывал.

Собрав хлебом размазанный по тарелке желток, он уже готов был сунуть все это в рот, но что-то потерлось о ногу. Оказалось, что это Джемма, мурлыча, выпрашивает подачку. Колин без сожаления скормил ей аппетитный кусочек. В благодарность кошка вылизала ему и испачканный палец.

Как раз когда он выпрямился, появилась Ариадна. Едва дождавшись, пока она приблизится, Колин рывком усадил ее за стол и прошипел:

— Какого черта? Где вас носило? Нам надо ехать, и поскорее!

Ариадна округлила глаза, пораженная таким непочтительным тоном. Потом грациозно и небрежно пожала плечами, демонстративно сняла руку Колина со своего локтя и уселась поудобнее. В глазах у нее прыгали смешинки — она явно находила ситуацию в высшей степени забавной.

— Неужели вы думаете, доктор, что я не в курсе дела?

Эти люди прибыли сюда ни свет ни заря и подняли страшный шум, приколачивая объявление к двери. Хм, как будто с гвоздей его не сорвать… Одним словом, я видела его раньше вас. Куда запропастились все служанки? Есть хочется и горячего чаю.

Колин обвел зал отчаянным взглядом, боясь, что кто-нибудь уже с подозрением их разглядывает.

— Надвиньте хоть шапочку поглубже! И смотрите в тарелку, а не по сторонам. И вообще — держите рот закрытым… да, и не расстегивайте куртку.