-Нюрочка, какая же ты красивая у меня!- восклицает бабушка, я счастливо улыбаюсь.

-Спасибо, бабуль. – благодарю ее со слезами на глазах и сразу же спрашиваю, чтобы не дать волю чувствам, - Кто-то приехал?

-А да! Мистер МакГинли прислал за тобой лимузин.- –спохватилась она, а после восторженно добавила.- Какой галантный мужчина ! Подумай, Анют. Смотри, как ты расцвела.

Она взяла меня за руку, я сжала ее морщинистую руку и после обняла и пообещала, мысленно прося прощение;

-Обязательно подумаю, бабуль! Мне пора.

-Беги, прекрасного вечера!

-Спасибо. Вы тоже не скучайте.-откликнулась я, спускаясь по лестнице.

-А мы решили проветриться-пойдем гулять по вечернему Лондону. – подмигнула бабушка, провожая меня.

-Отличное решение. – одобрила я и послав воздушный поцелуй, вышла из дома.

Меня тут же обдало холодным ветром, по коже побежали мурашки, я закуталась плотнее в палантин и быстрым шагом, почти бегом направилась к черному лимузину, отмечая про себя, что не зря я так вырядилась все же.

Открыв дверцу, сажусь в машину, дрожа от холода.

-Добрый вечер, мисс! Вы неотразимы. –вежливо произносит водитель. Я с улыбкой благодарю его и спрашиваю, куда мы держим путь. Седовласый мужчина во фраке загадочно улыбается.

-На соседнем сиденье вы найдете все ответы.

Оглядываюсь и вижу черный конверт, слившийся с кожаным сидением. В нем оказалось приглашение в Королевский театр Ковент-Гарден на оперу Евгений Онегин, в исполнении русских певцов.

Пораженно смотрю на приглашение в своих руках и не могу от радости выговорить ни слова. Я так мечтала попасть именно на постановку с русскими певцами, что теперь моей радости не было предела. Боже, Беркет , тебе, черт возьми, удалось не просто оседлать дракона, а превратить его в ручного!

Слезы навернулись на глаза. Сюрприз был невероятен тем, что я очень давно упомянула вскользь в одном из писем об этом своем желание, и не думала, что Маркус будет о нем помнить. Эта внимательность трогала до глубины души, а еще продуманность нашей встречи. К Королевской опере мы подъехали за несколько минут до начала спектакля, причем к черному входу.

-У главного полно журналистов.-пояснил водитель, помогая мне выйти, когда я недоуменно взглянула на него.

На входе меня встретил мужчина в красной ливрее с золотистыми пуговицами. Он представился и сказал, что проведет меня в нужную лоджию. По дороге мне встретилось несколько знакомых, я кивала и вежливо улыбалась. С каждым шагом волнение нарастало, как и гул из зала. Мы подошли к двери лоджии, за которой слышалось великолепное пение. Я поблагодарила своего проводника и застыла перед дверью в предвкушении и безумной радости. Сердце колотилось, как сумасшедшее, меня бросило в жар, когда я осторожно потянула дверь на себя. В ложе было темно, лишь свет со сцены освещал лицо Маркуса, выражение его было скучающим. Я разве что не захохотала, представляя, как ему наверно нелегко воспринимать пение на русском. Хоть он и знал язык, но все же на разговорном уровне.

Бесшумно подхожу к нему и наклоняюсь. Тяжелый, насыщенный аромат парфюма заполняет легкие. По телу пробегает дрожь, а когда Маркус поворачивается, меня бросает в жар. Несколько минут мы не сводим друг с друга взгляд. Ничего, кроме силуэта не видно, но это кажется еще более волнительным. Темно, жарко, притяжение сильнее нас , прочнее всего в этом растреклятом мире. Не знаю, кто из нас сделал первое движение, в голове было только одно ; утонуть в его объятиях, растворится в них, в нем. Чувствую горячую ладонь на своем запястье. Рывок, сердце делает кувырок, в животе сладко обрывается, а я теперь намного ближе к нему. Останавливаюсь прямо перед Маркусом, закрывая собой обзор на сцену, но ему кажется все равно. Не вижу его глаз, но чувствую горячий, голодный взгляд, забирающийся мне под кожу. Медленно опускаюсь ему на колени, кладу дрожащие руки на крепкую шею, тяжело сглатываю, почувствовав его дыхание. Кажется, не только я сегодня пила. Усмехаюсь, уловив запах виски, перебитый мятой. Смотрю на него и не знаю, что сказать, чувства разрывают. Люблю его так сильно, что болит в груди. Самый родной, самый близкий .....

Не могу сдержаться, обнимаю крепче, прижимаюсь всем телом. Его лицо так близко, ближе некуда. Крепкие руки забираются под палантин, лаская мои обнаженные плечи. Я скидываю мех, слишком жарко. Его рука зарывается в мои волосы и резко притягивает мое лицо к своему. На мгновение проскакивает мысль о прическе, но тут же ускользает, когда он впивается в мои губы. Его язык грубо врывается в мой рот, но от этого проникновения чувствую волну возбуждения. Бешеные посасывающие движения его губ и дразнящие языка, я отвечаю с не меньшей страстью, втягиваю его язык в свой рот, ласкаю его губами, языком и зубами. Вонзаю их в мягкую плоть, Маркус вздрагивает, крепче сжимает мои волосы, оттягивая голову назад. Было бы больно, если бы не так сладко. Разжимаю зубы, но получаю такой же ответ-он прикусывает мою нижнюю губу с силой, с наслаждением от моей дрожи, до крови, вырывая у меня стон удовольствия. Он усмехается мне в губы и шепчет, делая короткие паузы между поцелуями :

-Что ...ты со мной ..делаешь?

-Люблю тебя ...-отвечаю уверенно, углубляя поцелуй, проникая языком в его рот, лаская его. Чувствую ягодицами его возбуждение и довольно улыбаюсь. Маркус резко отстраняет меня, удерживая за шею, слегка сдавливая, от чего голова начинает кружиться, в ушах шумит. В этом мужчине однозначно девяносто градусов, как в медицинском спирте. С одного глотка валит с ног. Улыбаюсь сквозь непонятные слезы, какая-то эйфория. Чувствую, как он дышит, и с ума схожу. От одного взгляда умираю.

Обхватываю его лицо и покрываю впалые щеки горячими поцелуями. Боже, как же я тебя люблю, люблю до бесконечности, так, как никто и никогда тебя любить не будет!

-Эни, что с тобой?- спрашивает Маркус обеспокоенно, потрясенный моим напором, а потом со смешком добавляет, уловив запах алкоголя от меня.- Ты пьяна?

-Да, пьяна...тобой! –шепчу ему в губы. Он нежно целует меня, ласково проводя языком по нижней губе, которую поранил.

-Не хочешь посмотреть оперу, протрезвеешь?- со смешком интересуется он. Я молча кивнула, нехотя отстраняясь. И как это я совсем забыла о ней? Хотя рядом с ним это не мудрено. Я попыталась пересесть на соседний стул, но Маркус удержал меня, прошептав ;

-Будешь иногда переводить, а то я ничего не понимаю.

Я улыбнулась, перевела свой взгляд на сцену. Некоторое время просто фиксировала происходящее, пытаясь понять ,что за действие происходит, но уже через десять минут, была настолько поглощена происходящим, что не могла оторваться. Даже необходимость переводить Маркусу, не мешала мне, пока не началось второе действие. Страдания Татьяны напомнили мне собственные. Взбередили душу, вызывая болезненные воспоминания ; его равнодушие, его обманы, его измены, его жестокость. Слезы обжигали глаза, я сдерживала их из последних сил, в груди жгло раскаленным огнем, а я дрожащим голосом взволнованно шептала ему на ухо;

- Зачем, зачем вы посетили нас?

В глуши забытого селенья

Я б никогда не знала вас,

Не знала б горького мученья.

Я почувствовала, как Маркус напрягся, но не отстранился. В этих строчках был мой крик души, и он это знал. Было время, когда и я задавала подобные вопросы, обращаясь в пустоту ; « Зачем, зачем ты появился в моей жизни? Как бы она сложилась, не будь тебя в ней?»

Я думаю, он понял это сейчас, а потому тихо прошептал;

- Думаешь, мне легко ?

Я не стала отвечать, а перевела Онегина;

-Напрасны ваши совершенства:

Их недостоин вовсе я.

Поверьте (совесть в том порукой),

Супружество нам будет мукой.

Я, сколько ни любил бы вас,

Привыкнув, разлюблю тотчас.

Мы оба знали, что так и случилось; за три года он привык ко мне, впрочем, он привык ко мне еще до свадьбы и наверно, мы бы расстались, если бы не моя беременность. Он не любил меня, никогда не любил, хотя сам, наверное, считал иначе. Я это понимала, всегда знала, но почему-то все равно больно. Он полюбил только, когда стало слишком поздно и если бы не тюрьма, я не знаю, что бы с нами было. Сейчас прошлое нависло над нами и сжало в тисках так, что мы не могли вздохнуть. Я переводила, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, а Маркус словно статуя замер, казалось, даже не дышал. Пока я не начала переводить встречу Татьяны и Онегина спустя года, тогда моей выдержки пришел конец. Это было мучительно. Слезы текли по лицу, когда я тихо, стараясь не выдать свое волнение и боль, повторяла за актерами, только на английском:

- О, как мне тяжело! Опять Онегин.

Встал на пути моем, как призрак беспощадный!

Он взором огненным мне душу возмутил,

Он страсть заглохшую так живо воскресил,

Как будто снова девочкой я стала,

Как будто с ним меня ничто не разлучало!..

Маркус вздохнул тяжело, я же прижалась к нему сильнее и нежно поцеловала в щеку, забыв о том, что плачу. Он осторожно провел холодными пальцами по лицу, стирая соленую влагу. И прошептал хрипло, цитируя, повергая меня в шок и вызывая гнев;

- Нет, не можешь ты меня отринуть!

Ты для меня должна покинуть все, все!

Постылый дом, и шумный свет, —

Тебе другой дороги нет!

О, не гони меня, молю!

Ты любишь меня!

Ты жизнь свою напрасно сгубишь!

Он замолчал, перевел дыхание и тихо закончил:

-Ты моя, навек моя!

-Ты садист ,Беркет!- сказала с горечью, пытаясь отстраниться, но он не позволил.

-Прости меня! –прижимая меня к себе еще крепче, выдохнул мне в волосы. –Я идиот, думал, что это будет весело.... Я не читал Пушкина, я вообще ничего не читал, пока не попал в тюрьму, но до Пушкина и там руки не дошли. Я не знал....

-Тогда зачем признался, что выучил язык? –задала я резонный вопрос, всхлипнув . Мы забыли о представление и были поглощены друг другом. Маркус некоторое время молчал, а затем признался;

-Потому что иначе никогда бы не смог сказать тебе этого. Я спортсмен, а не поэт. Я никогда не учился, я совершенно не образован, и не могу связать двух слов, а я должен был тебе сказать так много всего. Этот ваш рифмоплет в нескольких строках выразил все, что я не мог и миллиардами слов.

Я окаменела, боль рвала, нарывала, отравляла. Я должна была пройти по горчим углям, чтобы ему было легче выговорится? Как это эгоистично, как это в его духе.

-Скажи мне, - наконец прошептала я , после длительной паузы - тебе нравится меня мучить? Я бы тебя должна ненавидеть. С тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме боли, всегда, даже в минуты счастья больно .. Любить тебя больно! – мой голос задрожал, я склонилась к нему и опустила голову на его грудь, сглатывая слезы , и продолжая выплескивать все, что накопилось - Почему я люблю тебя, Беркет? Почему? Может я больная?

- Мы все больные, Эни, потому что любим боль: кто-то получать, кто-то причинять.

-Считаешь меня мазохисткой?

-Все мы либо мазохисты либо садисты, а иногда и то и другое. В любви не без боли. Кто-то делает больно, кто-то терпит, просто предел у всех разный. Радости забываются, Эни, а вот боль никогда. Может, поэтому и любишь.

Я ничего не ответила, мне не понравились эти рассуждения. Мы молча досмотрели постановку. Я вновь всплакнула в конце , а после мы также молча вышли из своей ложи и через черный ход покинули театр.

Сев в машину, я отвернулась к окну. Не то, чтобы настроение было испорчено или мне было плохо. Просто на душе остался неприятный осадок. Я ни о чем не думала, смотрела в окно, на вечерний город , на людей, бегущих куда-то, зябнувших от осеннего холода. Повсюду шум, суета. В центре шумного города мы одни. Молчим, но в этом молчание звучит отчаянная мольба сказать что-то. И он решается, берет мою руку, сжимает в своей, а потом подносит к губам и целует.

-Я обидел тебя? –спрашивает он тихо.

Поворачиваюсь к нему и пристально смотрю. Приглушенный свет освещает его напряженное лицо. Он загорел и кажется чуть –чуть прибавил в весе, волосы красиво уложены. Выхоленный, ухоженный, безумно красивый.... Люблю каждую его черточку, каждый сантиметр этого идеального тела.

-Нет, ты ничего такого не сказал. –также тихо отвечаю. Он вновь целует мою руку, скользя по мне раздевающим взглядом, от чего я вспыхиваю, как спичка.