– Антон! – завизжала я и побежала туда, где еще минуту назад он танцевал с Элен.

Растолкав окруживших его людей, я рухнула перед ним на колени и накрыла собой. Я обняла его голову, и тут же мои пальцы вляпались в какое-то липкое теплое повидло.

– “Кровь! У него кровь!” – судорожно соображала я и тужилась поднять его с пола.

В этот момент кто-то схватил меня сзади и потащил в сторону.

– Оставь его, Кэт, не лезь! – решительно резко прозвучало за спиной, и я узнала голос Элен.

– Отпусти, Элен! Он его убьет! – исступленно кричала я и вырывалась.

– Перестань эту истерику! Не тронет никто твоего Антона!

– Дура ты, Элен! Ненавижу тебя! Ненавижу! – были мои последние слова к ней.

Элен разжала свои пальцы и, оттолкнув меня, встала в полный рост, я же на коленях поползла назад к Антону. Сознание вернулось к нему, и он открыл глаза. Кто-то одолжил ему свою футболку, и он, намотав ее на кулак, прислонил к сочащемуся кровью виску.

– Ты идти можешь? – спросила я.

– Могу. Все в порядке, – заверил меня он.

– Тогда вставай, пошли отсюда!

– Где этот ублюдок? – неожиданно крикнул Антон в толпу.

Ответа не последовало. Вокруг еще стояло несколько человек и со сдвинутыми бровями сочувственно смотрели на нас. Музыки мы больше не слышали. В зале включили свет, и люди стали расходиться, вслух обсуждая случившееся.

Мы вышли на улицу и угодили в рассвет. Вдали у самого горизонта показалась тонкая оранжевая дорожка. По ней от нас уходила уставшая ночь, делаясь тихой и бесцветной. За нами заперли двери клуба, и скрежет металлической задвижки звучно разнесся по округе, умерщвленной сонным мором. Мы брели с Антоном по пустой дороге и, молча, разглядывали меняющее свои лица небо. Дорожка у горизонта превращалась в широкую магистраль, а ее цвет из нежно оранжевого линял в багрово алый.

Мне вспомнился рассвет на водонапорной башне – счастливое время, когда Антон смотрел на меня, искал моих поцелуев и ждал моих признаний. Как тогда на лесной тропинке, мне нестерпимо захотелось увидеть его лицо, и я повернула голову. На его немного распухшем виске виднелась запекшаяся пуговица крови. Он не тер ее больше футболкой и по всему его виду было понятно, что и вовсе о ней забыл. Также, казалось, он забыл и обо мне, неслышно шедшей рядом и ждущей хотя бы одного его тихого слова. Ничего. На его лице было выражение усталости и подавленности. Его руки безжизненно болтались, как розги, и он то и дело бил себя ими по ногам.


Красный шлем


На кухонных часах было без четверти четыре, когда я на цыпочках прокралась к холодильнику. Есть не хотелось. Было желание положить хоть что-то в рот, чтобы проглотить кислое сигаретное послевкусие. Я открыла дверцу холодильника и нырнула в него по пояс. Запахи остатков вчерашнего ужина, соленых огурцов, дрожжей и мази “Звездочка” окружили меня со всех сторон. В сковороде, накрытой крышкой, оставалась жареная картошка, ее-то я и зацепила прямо пальцами. Я высунула голову из холодильника и, запрокинув ее, положила себе в рот несколько картофельных долек.

– А Ленка где? – раздалось сердитое и громкое по всей кухне.

От неожиданности я чуть не подавилась и, схватив себя за горло, хорошенько прокашлялась. Бабушка толкнула дверцу холодильника, и тот захлопнул свою вонючую пасть. Она боком вошла в крошечную кухню и развела в стороны локти, тем самым вынудив меня сесть в углу на стул – единственное, оставшееся свободным место. Мои ноги буквально подкосились и согнулись в коленях сами, я шлепнулась на стул, а мои голые ляжки, ударившись друг о друга, издали звук, похожий на хлопок.

– Разве она не дома? – невнятно пробормотала я сквозь плохо прожеванную картошку.

– Где дома? Нет ее! – почти выкрикнула бабушка.

Я не знала, о чем думать или о чем не думать в этот момент. Мысли, как тараканы, бросились врассыпную по моей голове. Я перестала жевать и зашарила по кухне озабоченным взглядом.

– Что молчишь?! – опять крикнула бабушка. – Говори, что у вас там случилось!

Честно признаться, я бы сама хотела задать этот вопрос кому-нибудь, потому что в какой-то момент Элен не просто исчезла из поля моего зрения, но и из моих мыслей.

– Что вы делаете со мной? – завопила бабушка. – Что же вам дома-то не сидится? Кому нужны эти ваши дискотеки?

Тут я вспомнила, что видела Элен, танцующую с Антоном, и что плечистый крепкий парень ударил его по голове незадолго после этого. Это Элен оттащила меня в сторону, когда я распласталась на полу возле Антона.

– “Дура ты, Элен! Ненавижу тебя! Ненавижу!” – прогремели в моей голове собственные слова.

Я с усилием продавила сухой ком картошки в горло и вытаращилась на бабушку.

– Что смотришь? – уже спокойным голосом спросила она.

– Ба… – начала я.

– Че?

– Я не знаю где Ленка.

– Как так не знаешь? Она что ли не с тобой была?

– Со мной, но…

– Что “но”? – не терпела бабушка.

– Но там еще был кто-то, – бубнила я себе под нос.

– Кто кто-то? Ты мне загадки загадывать будешь?

– Я не знаю, куда она делась после…

– После чего? – напирала она.

– После драки!

– Бох ты мой! – вскрикнула бабушка.

Она бросила широкую ладонь себе на грудь, и та прилипла к ее морщинистой коже. Вторую руку она поспешила упереть в столешницу, чтобы не рухнуть на пол.

– Садись, ба, – сказала я ей и вскочила со стула.

Она медленно, как огромный кит, развернулась и села на самый край. Я встала напротив.

– Там было темно. Они танцевали с Антоном, – спокойным тоном начала я. – Потом какой-то парень вбежал в зал и ударил Антона по голове.

– Он живой? – спросила она.

– С ним все в порядке, но он меня сильно напугал.

– А Ленка?

– Ленку никто не трогал. Я помогла Антону встать, а она…

Здесь мой рассказ прервался, и я опять вспомнила слова, которые выпалила вгорячах.

– Ну, говори?! Что? Что она-то?

– А она куда-то исчезла, – виноватым тоном закончила я.

– Как так исчезла? И ты даже не видела, куда и с кем она ушла?

– Нет, не видела.

– Ну, и дела! Почему же ты не у кого не спросила?

– Ба! – выкрикнула я и почувствовала, как горло промокло и обмякло. – Я была уверена, что она ушла домой. Куда же ей еще идти? Да и с кем?

– Как с кем? – тревожно продолжала бабушка. – С этим, кто мордобой учинил!

– “А она права, – подумала я. – Зачем кому-то устраивать драку, если ему не нужна Элен? Но кто? Кто этот парень?”

– Кому она звонила вчера, ты не знаешь случайно?

– Что? Звонила? – ничего не понимала я.

– Я за молоком в соседи ходила, – говорила бабушка уже спокойно. – Сказали, что Ленка вчера ходила от них звонить кому-то. Сначала я подумала – отцу, но вы тут такое нагородили.

Казалось, что по голове ночью досталось мне, а не Антону, потому что ничего из произошедшего и сказанного сейчас бабушкой я никак не могла связать воедино.

– Я не знаю. Прости меня, ба. Я не знаю, ни кому она звонила вчера, ни то, что она вообще кому-то звонила, – пыталась как можно четче выговорить я, но слезы размывали мои слова.

– Ладно, не вой, – сухо закончила бабушка. – Иди в кровать!

Я вышла с кухни и, пройдя мимо расправленного бабушкиного дивана, вошла в нашу с Элен комнату. За окном уже совсем рассвело, и белый рассеянный свет тихо бродил по комнате. Он трогал всюду развешенные платья Элен, гладил кровать, на которой мы с ней спали, садился на стул в углу возле окна и принимался курить прозрачным дымом.

Я расстегнула на платье молнию и аккуратно сняла его. Затем я повесила его все на те же плечики, на которых оно было до этого и, встав на кровать, зацепила их за гардину под потолком. Я как следует взбила подушку Элен и разгладила складки на простыне. Потом я легла в кровать и сжалась в маленький комочек на самом ее краю.

В постели было сыро и холодно, как в бабушкином погребе. Я лежала, поджавши под себя ноги, скрестив руки, и дрожала всем телом. Глубоко внутри, где-то в животе, ровно билось мое сердце, отсчитывая секунды и минуты долгого ожидания. Мои веки были закрыты, и раздраженные усталостью глаза всматривались в пустоту внутри меня. Малейший шорох и скрип улавливался мной сею же секунду и раздавался в этой пустоте звонко, как пожарный колокол.

Было слышно, как бабушка копошилась на своем диване и вполголоса посылала кому-то проклятья. Я могла расслышать наши с Элен имена, имя Антона и какие-то бессвязные ругательства, обращенные к ней самой. Она без конца вертелась с боку на бок, а диван растревожено скрипел всеми пружинками одновременно.

Постепенно скрип стал затихать, а вместе с ним и бабушкино ворчание. Откуда-то подул ветер, да с такой силой, что лицо, плечи и руки зажгло от набегающих ледяных потоков. Этот колкий воздух резал глаза, и я старалась держать их закрытыми. В ушах стоял пронзительный то ли визг, то ли свист, а еще неистовствующий рев мотора. Я сидела, широко разведя колени в стороны, а мои руки кольцом смыкались далеко впереди меня.

Я открыла глаза. Вокруг была синяя бархатная ночь. Небо было насквозь прошито остроконечными звездами. На запредельной скорости я мчалась на мотоцикле по узкой расщелине белого света его передних фар. Распятый между рулем и подножками мотоцикла, впереди меня сидел тот, кто им управлял. И управлял, надо сказать, весьма опытно.

На нем были плотно облегающие черные штаны, черная кожаная куртка и красные шлем. Мои руки крепко обнимали его талию, одной щекой я прижималась к загрубевшей холодной коже на его спине. Асфальт под нашими колесами превращался в однородное серое месиво, а белоснежный пунктир дорожной разметки – в бесконечные убегающие вдаль параллели.

Я посмотрела по сторонам и узнала знакомые пейзажи. Мы мчали меж пустынных колхозных полей, мимо амбаров и коровников, прочь от нашей маленькой скучной деревушки. Я знала эту дорогу наизусть и знала, куда она вела.

Спустя какие-то минуты, плотная ночная дымка задрожжала и стала таять в рассветных огнях. Сердце мое зашлось от ощущения радости и предвкушения новых приключений, которые, я была уверена, ждали меня в том заветном месте, куда я летела, обгоняя ночь. И вот мотоциклист отбалансировал на последнем повороте и, выровняв руль, выдавил из мотора оставшиеся силы.

– “Куда он гонит? Так мы промчим свороток на водонапорную башню,” – подумала я.

Я высунулась из-за плеча мотоциклиста и уставилась в ночь. Вдали слева от дороги показался глубокий овраг и знакомая проселочная дорога.

– Стой! Стой! – закричала я и попыталась заглянуть в тонированное стекло его шлема.

Он не реагировал, а только продолжал уверенно править мотоцикл в неизвестность. Мы пролетели нужный поворот, и я с ужасом проводила его взглядом. Обеими руками я вцепилась в кожаную куртку мотоциклиста и почувствовала, как мои ладони увлажнил ледяной пот. Все вокруг сделалось странным и незнакомым. Ночь, вот-вот готовая родить свет нового дня, вдруг сделалась еще темней, и по дороге затанцевали серые жуткие призраки. Сердце заколотилось как бешеное и страх сдавил грудь.

– Остановись! Куда мы едем? – опять завопила я, но гул мотора заглушил мои слова. – Кто ты такой? Стой! Говорю тебе!

Никакого ответа не последовало. Собравшись с духом, я расцепила руки и схватилась за шлем мотоциклиста. Я дернула шлем, и он свалился с его плеч, как отрубленная голова. Шелковые гладкие волосы струями взмыли в воздух и заполоскали по ветру. Длинные угольно-черные пряди ложились мне на плечи, обвивали мои руки и щекотали лицо.

– Элен! Любимая Элен! – закричала я и проснулась с глазами, полными слез.


Гроза


Я лежала в постели и прислушивалась к звукам вокруг. Я боялась шелохнуться и открыть глаза. Дорожки соленых слез холодили мои пышущие ото сна щеки. Пальцы еще помнили упругую гладкую кожу мотоциклетной куртки и машинально потирались друг о друга. Медленно и боязливо я повела рукой под одеялом, и та, ощупав холодную постель возле меня, вынырнула наружу.

Я открыла глаза. Серый свет лежал на высокой подушке Элен и, как руки, тянул длинные дымные тени к ее журналам на полке над кроватью. Сырое банное полотенце, кружевной бюстгальтер и несколько пар туфель на полу – все оставалось ровно на тех же местах, где их вчера впопыхах бросила Элен, не поспевая к условленному часу.

Я приподнялась и села в кровати. Окно было открыто, и я могла чувствовать мощь надвигающейся грозы. Небо мучилось, наливалось синей водой и вот-вот было готово выплеснуть свою боль дождем. Огромные грозовые облака выплывали из-за горизонта и зависали над самым нашим домом. Под их тяжестью воздух делался плотным и неподвижным, как в вакуумной камере, заглушая все звуки жизни вокруг. На душе было тесно от неприятных воспоминаний прошлой ночи. Тревожные мысли и догадки ворочались в голове, причиняя почти физический дискомфорт и, я, как могла, пыталась прогнать их прочь.