— Хвала Богу, не остановился, — негромко заметила старуха. — На прошлой неделе он отобрал у нас весь навар. Сказал, в счет уплаты налогов. Но я подметила, что у него появились новые башмаки и туника, отороченная мехом, в то время как мы едим гнилую капусту.

Мак-Аллистер не пошевелился, пока дворянин и его эскорт не проскакали мимо, удостоив его и торговцев лишь взглядом. Когда кавалькада скрылась вдали, Бракен подошел, взял мерина под уздцы и повел его к их лошадям.

— Это был твой друг? — многозначительно спросил его горец.

— Даже больше… Заслуженный клиент.

Шотландец ухмыльнулся:

— Поужинали вместе на прошлой неделе?

— Вообще-то, всего две ночи назад. Слишком недавно, и я уверен, что он еще помнит мое лицо.

— Путешествуя с тобой в Руан, я напрашиваюсь на неприятности?

— Скорее всего.

Мак-Аллистер покачал головой. Благоразумней было бы предоставить Бракена и его семейство самим себе, но горец был не таким человеком. Попавшему в опалу аристократу нужно вернуться к нормальной жизни, а этого не случится, если англичанина вздернут на виселицу за преступления, которые его вынудили совершить.

— Нам лучше держаться лесной чащи, — предложил Локлан.

— Абсолютно согласен. В любой момент еще кто-то из моих клиентов может организовать засаду, чтобы меня поймать.

В глазах Бракена безошибочно читалось веселье.

— Уж слишком ты наслаждаешься происходящим.

— Горечь может во многом лишить радости, но она же одаряет тебя богатым чувством юмора. Так как именно это чувство в последнее время служило мне основным источником развлечения, я склонен наслаждаться подобными моментами.

Мак-Аллистер решил, что не стоит винить англичанина за такую позицию. Ведь лэрд и сам ценил юмор в любой ситуации, а еще он заметил, как англичанин вложил в руку пожилому торговцу, продавшему мерина, маленький мешочек с монетами, полученный от Локлана ранее в уплату за службу.

Когда они вернулись к оставленным спутникам, то обнаружили женщин и Брайса сидящими на земле и играющими в кости, чтобы скоротать ожидание. Горец замер, захваченный этим зрелищем. Раньше он не мог даже вообразить благородную леди, не говоря уже о принцессе, которая настолько в ладу с собой, что снизошла до такой вульгарной игры, да еще и сидя на земле. Но эти две дамы, Катарина и Джулия, действительно от души наслаждались происходящим.

Бракен отвесил Кэт легкий поклон:

— Ваш конь ожидает вас, миледи.

Принцесса улыбнулась и вскочила на ноги, чтобы осмотреть лошадь.

— И прекрасный конь, надо сказать, — заметила она, похлопала лошадь по морде и погладила ее шею. Животное, казалось, абсолютно не возражало против такой демонстрации расположения к нему новой хозяйки. Локлан, конечно, не винил коня за это, ведь и сам был бы не прочь получить немного ласки от этой необычной женщины.

Шотладнец вытащил из седельных сумок мешок с фуражом:

— Наверное, надо немного покормить его, прежде чем мы двинемся в путь.

Бракен согласился:

— Мало нам будет проку, если он рухнет замертво от голода.

— И это, скорее всего, испортит мне день, — шутливо добавила Кэт. — У меня вовсе нет желания погубить бедное беззащитное животное, особенно такое красивое.

Мерин горделиво тряхнул гривой, словно понял ее слова.

Накормив его, они сели на коней и продолжили свой путь.

Горец ехал молча. Брайс и Джулия поддразнивали друг друга и Катарину, которая невозмутимо сносила их колкости. Их товарищеские отношения вызвали в Локлане сильную тоску по собственным братьям. До этого момента он даже не подозревал, как одинок был в этом путешествии. Порой неделями не с кем было поговорить, кроме как с собой. Ему это не слишком нравилось, но все же куда лучше, чем беседовать со своим жеребцом.

— А расскажите нам о Шотландии, лорд Локлан, — обратилась к горцу Джулия, выводя его из раздумья. — Я слышала, что это дикое место, где мужчины одеваются не так, как нормальные люди.

Катарина рассмеялась:

— Уж эти мужчины точно одеваются, как нормальные люди. Взгляните на Локлана. Не такой уж он странный.

Лэрд улыбнулся:

— Странный по сравнению с кем? Наглядевшись на таких, как вы, могу сказать, что мы, шотландцы, одеваемся и ведем себя лучше всех.

Он посмотрел на Джулию:

— Шотландия — это Божья страна, девушка. Ты никогда не встречала ничего прекраснее. Ее холмы и горы вздымаются, словно спины великанов, стремясь коснуться самых безоблачных небес, какие ты только видала.

— Как я хочу скорее попасть туда!

Катарина тихо засмеялась:

— Когда ты рассказываешь о Шотландии, я почти наяву ощущаю запах вереска.

— Я бы не рекомендовал пробовать его на вкус. Повезет, если после не будешь мучаться похмельем, — поддразнил Кэт Локлан.

— Хороший совет, — отозвалась она.

Они скакали весь день и остановились лишь на закате. Пока остальные разбивали лагерь для ночевки, Мак-Аллистер отправился добыть какую-нибудь дичь на ужин и довольно быстро обнаружил двух зайцев. Поставив петли, он поймал их и отправился обратно.

Подходя к протекавшему около их лагеря ручью, чтобы умыться, лэрд услышал, как Катарина произнесла его имя:

— Локлан немного мрачный.

Шотландец знал, что подслушивать — плохо, но в то же время женщинам не следовало обсуждать его за глаза. Решив, что иногда можно и попробовать поправить злом другое зло, горец подкрался поближе и увидел обеих спутниц у воды, умывающих лица.

— Он кажется очень нелюдимым, — заметила Джулия. — Словно его терзает какая-то внутренняя боль.

— Думаю, он беспокоится о пропавшем брате и о своей семье.

— Возможно, но я слышала рассказы о его отце. Говорят, что тот был не в себе. Как считаешь, могло безумие передаться его сыну?

— Нет, — выражение искренности на лице Катарины тронуло Мак-Аллистера. — Локлан — хороший человек. Вспомни, как он предложил, чтобы его дом стал вашим домом.

— Я помню. С его стороны это было более чем учтиво и порядочно. Просто… — голос Джулии пресекся.

— Просто что? — спросила Кэт.

Англичанка сглотнула ком в горле и продолжила:

— Я слышала, что когда старший Мак-Аллистер был в Англии при дворе, нашли изнасилованную и до смерти забитую девушку восемнадцати лет, мою ровесницу. Последний видевший ее человек утверждал, что она собиралась на встречу с Мак-Аллистером. И многие другие люди говорили, что тот убил ее во время свидания.

— Но ведь его не арестовали?

— Нет. И все же… Что, если это он убийца? Думаешь, лорд Ло…

— Нет, дитя, — оборвала ее Катарина. — Никогда. Не в его натуре совершать такое.

Горец попятился назад, прочь от женщин и их слов, все еще звучащих в его ушах. Скорее всего, то преступление действительно совершил его отец: Локлана бы это не удивило.

«Люди уважают лишь жестокость. Покажи им, что ты — самый большой негодяй, и никто не осмелится на тебя напасть». Его отец жил и умер, следуя этому правилу. А его мать носила на себе достаточно синяков и ссадин, чтобы Локлан знал не понаслышке, как часто его отец распускал свои кулаки даже с ней, не говоря уже об остальных.

Но, по крайней мере, Катарина видела истинное положение вещей: Локлан не был таким, как его отец, он отказывался обращаться с людьми так же жестоко. К сожалению, немногие могли это разглядеть.

С тяжелым сердцем горец вернулся в лагерь.

Лицо Брайса просияло, едва он увидел пойманных зайцев:

— Сегодня вечером животы у нас будут набиты!

Локлан положил добычу к ногам юноши, чтобы тот мог освежевать ее:

— Мне надо бы умыться.

Идя к ручью на этот раз, шотландец постарался шуметь как можно больше, чтобы предупредить женщин о своем появлении.

Когда он приблизился, Джулия извинилась и ушла, а Катарина осталась стоять за его спиной. Не обращая на нее внимания, Мак-Аллистер опустился на колени и начал споласкивать руки.

Кэт нахмурилась. Казалось, горец отгородился от нее еще больше, чем раньше.

— У тебя все хорошо?

— Я в порядке, девушка.

Но вид его говорил об обратном. Что-то его явно тревожило.

— Мы тебя задерживаем?

— Что?

— Я хотела сказать, может, тебя беспокоит то, что мы все путешествуем сейчас с тобой? Я знаю, что ты торопишься узнать что-нибудь о своем брате.

— Раз Бракен знает, куда надо ехать, а я нет, думаю, так я быстрее доберусь до цели.

Девушка придвинулась к нему ближе:

— Тогда что же так тяготит твой ум?

Мак-Аллистер поднялся, возвышаясь над ней, и отрезал:

— Ничего.

Так она и поверила! Каждая частичка его напряженного тела и потускневшие глаза противоречили этому утверждению.

— Как скажете, милорд, — произнесла Катарина нарочито смиренно.

Горец свел брови на переносице:

— На что ты намекаешь таким тоном?

— Ни на что. Если ты говоришь, что твой ум ничто не тяготит, значит, он пуст. А я не собираюсь расспрашивать глупца.

Взгляд Локлана стал еще более сердитым:

— Я думал, ты обещала воздерживаться от оскорблений в мой адрес.

— Оказывается, я не могу ничего с собой поделать. Должно быть, твои очаровательные манеры вынуждают тебя дразнить. Кроме того, ты же сам рассказывал Бракену, как часто братья тебя подначивали.

Черты лица шотландца немного смягчились:

— Вообще-то я был очень рад, когда они на время прекращали меня мучить.

— Тогда и я дам тебе еще одну передышку, — Кэт повернулась, собираясь уйти, но успела сделать лишь один шаг — лэрд с нежностью взял ее за руку.

Она выжидающе подняла на него глаза. По лицу Локлана пробегал мириад эмоций, сменяя друг друга. Но одна из них — сильное страдание в его потухших глазах — вызвала боль в сердце девушки. Она чувствовала, что горец хочет что-то ей сказать, но не в силах это вымолвить.

— Что-то еще? — спросила Катарина.

Мак-Аллистер отпустил ее руку:

— Нет. Тебе следует вернуться в лагерь.

Он снова опустился на колени у ручья.

Кэт медлила уходить, глядя, как шотландец плещет водой на лицо. Одна ее половина рвалась подойти к этому мужчине и коснуться его напряженной спины, а другая чувствовала, что ему сейчас хочется побыть в одиночестве. Решив оставить его с миром, девушка заставила себя удалиться, хотя это далось ей непросто.

Катарина не знала, почему так хотела облегчить боль Локлана, но это желание терзало ее. Что-то в горце притягивало вопреки здравому смыслу. Никогда раньше у нее не было таких чувств к мужчине. Конечно, в жизни она встречала таких представителей сильного пола, как Бракен, привлекавших своей внешностью или характером: умопомрачительные красавцы или мужчины, которые могли ее рассмешить. Но они не вызывали в Кэт огонь желания от одного лишь взгляда на них. Ей не хотелось их утешить, когда они печалились, и ее не пронзала боль от того, что они были чем-то встревожены.

— У тебя все хорошо? — спросил Бракен, когда девушка вернулась в лагерь.

Внезапно ей стал понятен короткий ответ Локлана на такой же вопрос.

— Я в порядке, — ответила она.

— По твоему виду не скажешь.

— Разумеется, у меня все прекрасно. Настолько, насколько это может быть у человека, убегающего от властей. В конечно счете, я вполне счастлива.

Англичанин засмеялся:

— Меня всегда это в тебе восхищало.

— Что?

— Твоя способность видеть свет в любой ситуации, какой бы мрачной она ни была. Хотел бы и я обладать таким умением.

Кэт улыбнулась:

— Ты слишком добр. Думаю, вы все поневоле проявляете великолепный такт.

Она прошла мимо Бракена и увидела Джулию и Брайса, сооружающих самодельный вертел, чтобы приготовить ужин.

Покончив с этой работой, брат с сестрой выпотрошили зайцев и пристроили их над костром, а потом Брайс достал из своей сумки небольшую деревянную флейту и начал на ней наигрывать.

Закрыв глаза, Катарина внимала звукам, позволив вызываемому ими удовольствию успокоить ее мятущийся разум. Она и сама не знала, почему, но музыка всегда умиротворяла ее, что бы ни случилось. Кэт открыла глаза и послала юноше улыбку:

— Ты вырос очень талантливым.

Брайс прервал мелодию, улыбнулся ей в ответ: «Спасибо», — и снова продолжил играть.

Катарина протянула руку Джулии:

— Потанцуй со мной, Джулс.

Та сразу же встала, стряхнула землю с юбки и, хохоча, взяла Кэт за руки так, что они образовали круг.

Локлан, войдя в лагерь, остановился, заметив танцующих женщин. Он буквально прирос к земле, увидев, как плясала Катарина. Никогда раньше не приходилось ему созерцать подобного. Это ничуть не напоминало придворные танцы. Волнообразные движения скорее напоминали танец соблазнения. Если именно так выглядела пляска Саломеи, то горец мог понять мужчину, готового на все, лишь бы угодить такой женщине.