Внезапно откуда-то сверху раздался яростный крик, приглушенный каменным перекрытием, отчего слов было не разобрать. Слышалось лишь звучавшее в голосе недовольство.

— Твой брат? — спросила Локлана Катарина.

— Не знаю, но не исключено. Святые угодники, голос этого парня, бывало, разносился на несколько лиг вокруг.

Кэт начало казаться, что все их усилия были потрачены зря, потому что рассерженные крики звучали без передышки. Оставалось только догадываться, как тяжело было бы для Локлана проделать весь этот долгий путь только для того, чтобы сейчас, когда он так близок к цели, его прогнали отсюда.

А сверху все продолжали доноситься гневные вопли.

Горец кинул на Катарину быстрый взгляд и направился к лестнице.

— Локлан! — окликнула она его, но воин не остановился и начал подниматься наверх.

Приподняв подол платья, Кэт последовала за ним. Лэрд шел уверенной поступью, говорящей о том, что он не уйдет, пока его не выслушают.

Когда они приблизились к комнате в конце коридора, из которой доносились крики, стало возможным разобрать слова.

— Ты не можешь просто взять и отослать его прочь, — сердито ворчал Пустельга. — Не после того, как он так рисковал, чтобы прийти к тебе.

— Да плевать мне на это! Его не было с нами там, в самом адском пекле. Он отсиживался в Шотландских горах, кувыркался в постели с девками и пировал, пока нас пытали и унижали. Пусть дьявол утащит его в ад и поджаривает там целую вечность!

Кэт ожидала, что эти слова заставят Локлана задуматься, но они, казалось, лишь еще больше укрепили его уверенность. Лэрд подошел к двери и широко распахнул ее. Едва дерево с грохотом ударилось о каменную кладку, воцарилась полная тишина.

Катарина замерла, как вкопанная, едва не отпрянув назад при виде лица… Или, точнее, того, что осталось от лица брата Локлана. Печальнее всего, что одна сторона его была просто идеальной и словно говорила миру о том, как прекрасен был когда-то этот мужчина. Другую сторону испещрили ужасные шрамы от ожогов, а глаз, несомненно, отсутствующий, прикрывала повязка. У Кэт оборвалось сердце. Какие страдания, должно быть, выпало испытать Шотландцу!

Оказавшись лицом к лицу с незнакомцем, лэрд наконец остановился. Его сердце забилось быстрее, едва он встретился взглядом с единственным уцелевшим кристально-прозрачным глазом того же цвета, что и у отца Локлана… и у Киранна. Надо сказать, в чертах, оставшихся неповрежденными варварской жестокостью, многое напомнило Киранна, и все же…

Истина ударила его, словно обухом по голове.

— Ты — не мой брат.

Шотландец издал дикий крик, исполненный такой боли, что у Локлана волосы дыбом встали. Хозяин замка опрокинул стоящий перед ним стол, выхватил меч и сделал стремительный выпад.

Лэрд едва успел вытащить свой клинок и отбить яростный удар, который чуть не снес ему голову.

— Ублюдок! — выкрикнул Шотландец, вновь бросаясь на противника. Но прежде чем он успел снова замахнуться, перед ним вырос Пустельга.

Шотландец плюнул в Локлана и метнул в него свой меч. Лэрд поймал его и положил на пол.

Взгляд искалеченного хозяина замка по-прежнему обвинял его в вероломстве и других грехах, о которых Локлан мог только догадываться.

— Я такой же Мак-Аллистер, как и ты, — прорычал Шотландец.

Лэрд вздрогнул, осознав, что стоящий перед ним человек, должно быть, один из бесчисленных бастардов его отца.

— Значит, я был неправ, и ты мой брат. Я рад этому. Прошу простить мои слова. Просто ты не тот брат, которому я надеялся принести извинения.

Это охладило боевой пыл Шотландца. Он тяжело повис на Пустельге, но тут же резко оттолкнул его и повернулся с Разиэлю.

— Я хочу, чтобы этого наглеца вышвырнули из моего замка. Сейчас же. Живого или мертвого — мне без разницы.

— Но для меня есть разница, — отрезала Катарина.

Она подошла к Шотландцу, уперев руки в бока, и смерила его уничтожающим взглядом, словно отчитывая ребенка за невоспитанное поведение.

— Да как вы смеете, сэр!

Хозяин замка ошеломленно уставился на девушку.

— Ты что, спятила?

— Нет, — возразила Кэт, гордо подняв голову. — Я — нет. А вот вы уж точно.

От этих слов единственный глаз Шотландца зажегся еще большей яростью, а на его челюстях заходили желваки.

— Женщина…

— Мужчина! — выплюнула Катарина в ответ, прервав его. — Я достаточно тебя наслушалась. Будет справедливо, если ты теперь дашь и мне кое-что сказать.

Локлан обменялся изумленными взглядами с Пустельгой, не зная, у кого из них двоих глаза шире распахнулись от удивления.

Разиэль направился было к Катарине, но она заставила сарацина замереть на полпути таким ледяным взглядом, что Локлан почти физически ощутил его обжигающий холод.

Затем принцесса обратила взор на Шотландца.

— То, что случилось с тобой, бесспорно, трагедия. И я искренне сочувствую твоему несчастью. Никто не должен так страдать. Но ты мог бы хоть раз потратить мгновение своей эгоистичной жизни на то, чтобы облегчить страдания другого человека.

Искалеченный воин двинулся к ней со смертельной усмешкой, искривившей его губы.

— Ты ничего не знаешь о страдании. Ничего.

— А вот тут вы ошибаетесь, сэр. Сильно ошибаетесь, — голос Катарины обрел силу и искренность женщины, которая была вынуждена зайти слишком далеко, чтобы отступать.

Кэт без страха и колебаний стояла лицом к лицу со своим собеседником. Лэрд никогда еще не видел ее такой. И когда она заговорила снова, ее голос был исполнен боли ее собственного прошлого, а слова вызвали в душе Локлана сильнейшую ярость.

— Я очень хорошо знаю, каково это, когда тебя хватают и, не давая вырваться, бьют без всякой причины. Мне приходилось чувствовать вкус собственной крови и ощущать, как от ударов шатаются зубы во рту. Если вы считаете себя единственным обитателем в царстве страдания, то подумайте хорошенько. Мир полон тех, кто испытывает боль. Если повезет, на наших телах не увидишь шрамов, искромсавших наши души. Но значит ли это, что мы счастливчики?

Не дав времени на ответ, девушка продолжила:

— Когда люди смотрят на вас, милорд, они видят отметины вашего прошлого и обращаются с вами с соответствующим почтением. Когда вы смотрите на Локлана или на меня, вы судите, ничего не зная о цене, которую каждый из нас заплатил в прошлом. Да как вы смеете! Уж вам-то должно было хватить ума так не поступать!

Локлан напрягся, готовый вмешаться, если Шотландец бросится на девушку.

Но вместо этого хозяин замка лишь смотрел на нее с таким выражением, словно мысленно представлял, как медленно расчленяет ее.

— Ты наглая девка, — произнес он.

— А ты — тупой болван, — не осталась Катарина в долгу.

Шотландец посмотрел на Локлана отрешенным взглядом и покачал головой.

— Помоги тебе господь, человек, если это твоя женщина. Лучше бы ты позволил мне выпустить тебе кишки и спасти от ее языка.

Локлан пожал плечами.

— Мне этот язычок вполне по душе. Я нахожу, что часто в ее словах много правды.

Шотландец протянул руку и нежно коснулся лица Катарины. Взгляд его едва заметно смягчился.

— Я уже и забыл, какой гладкой может быть кожа женщины.

Он уронил руку, повернулся и медленно направился к камину.

Локлан, нахмурившись, посмотрел на Пустельгу. Тот пожал плечами. А Разиэль между тем подошел, чтобы поднять с пола меч хозяина.

Внезапно густой низкий голос Шотландца наполнил комнату:

— Киранн умер, чтобы сохранить мне жизнь, какой бы она ни была, — он горько рассмеялся, а затем сморщился, словно это причинило ему невообразимую боль. — Он принял на себя предназначавшийся мне удар клинка и умер на моих руках, кашляя кровью и умоляя попросить у тебя за него прощения.

Шотландец уперся одной рукой в каминную полку.

— Он сказал, что хочет, чтобы ты знал: он сожалеет о сказанном тебе в вашем последнем разговоре. Киранн вовсе так не думал. Это были безрассудные и жестокие слова. И еще он хотел, чтобы ты знал: он любил и уважал тебя.

Замолчав, Шотландец устало вздохнул и продолжил:

— В тот последний год, который мы провели в темнице, он хотел только одного: вернуться домой и снова увидеть всех вас. Вновь и вновь он повторял, что милосердный Бог не позволит, чтобы последние слова, сказанные им его братьям, были такими жестокими. Именно поэтому Киранн не покончил с собой в тот день у озера, хотя ему больше не хотелось жить. Но у него не хватило смелости снова посмотреть тебе в лицо. Он просто хотел, чтобы эта боль закончилась. Он не хотел увидеть осуждение в глазах вашей матери и разочарование в глазах своих братьев. Это было больше, чем он мог вынести.

Локлан стиснул зубы, чувствуя, как каждое произнесенное шепотом слово отдается в его сердце, словно удар молота. Ему отчаянно хотелось заплакать по брату, которого он так любил и которого надеялся снова найти.

Он был среди чужих людей, и только это помогало сохранить внешнюю невозмутимость. Однако в душе он снова кричал от боли… Так же, как и в тот день, когда обнаружил у озера меч и плед Киранна.

И вновь ему предстояло вернуться к матери с горькой новостью о смерти ее сына. Как же не хотелось этого делать! Но, как сказала Катарина, он не был трусом, а такие новости должен принести только член семьи.

— Благодарю тебя, — произнес Локлан, сглотнув ком в горле, — за то, что пытался его спасти. За то, что был с ним, когда меня не было рядом.

Дункан повернулся, и когда их взгляды встретились, Локлан понял, что их связывают и кровные узы, и любовь к Киранну.

С глазами, затуманенными непролитыми слезами, лэрд протянул руку своему новому брату.

— Я понимаю твою ненависть ко мне. Но если тебе когда-нибудь что-то понадобится, дай знать, и я приду.

В течение нескольких ударов сердца Дукан смотрел на протянутую руку, а затем взял ее и притянул брата в свои объятия:

— Он любил тебя, Локлан. Мне было ненавистно то, как много ты для него значил. Как много значили вы все. Я знал, что и в половину не так хорош для него, как вы. По крайней мере, я так считал, пока он не умер за меня. И тогда уже было слишком поздно… Никогда не должно быть слишком поздно для таких вещей.

Локлан похлопал Шотландца по спине, чувствуя, как и его самого душит скорбь.

— Сводный или полнокровный — неважно. Брат — всегда брат.

Дункан зарылся рукой в волосы Локлана, затем подался назад и уткнулся лбом в лоб брата. С гримасой страдания он отпрянул и направился к двери.

— Вы можете отдохнуть здесь, если хотите, — произнес он и поднял капюшон своего плаща.

— Разиэль! — добавил Шотландец раздраженно. — С меня хватит разговоров. Не желаю. Больше не беспокой меня этим вечером.

Локлан шагнул к брату, но Разиэль преградил ему путь, и Дункан вышел из комнаты.

— Не мучайте его больше, — сказал сарацин низким гортанным голосом. — Ему больно говорить и еще больнее двигаться. Хозяину сейчас необходим отдых, и он не хочет, чтобы кто-либо видел его, когда он так страдает. Прошу вас с подобающим уважением отнестись к его чувству собственного достоинства.

Локлан жаждал получить больше ответов, но понял Разиэля и вместо этого спросил:

— По мне, ты не выглядишь, как слуга. Почему ты так повинуешься Дункану?

— Ради меня он отказался от своего лица, когда я был всего лишь презренной собакой. Теперь я готов для него на что угодно.

— Разиэль также один из немногих людей, которым Шотландец доверяет, — негромко промолвил Пустельга и покачал головой. — Так, значит, выжил тогда Дункан. Теперь мы точно это знаем.

Катарина наморщила лоб и спросила у Локлана:

— Я не понимаю. Откуда Киранн знал, что Дункан — его брат, если тебе это было неизвестно?

Горец понятия не имел.

— Дункан вырос в соседней деревушке, — объяснил Разиэль. — Его мать прятала сына из страха. Она сделала все, чтобы защитить ребенка, потому что видела, как жена лэрда обращалась с бастардами своего мужа. К сожалению, мать Дункана умерла, когда ему было всего восемь лет, и мальчику пришлось самостоятельно бороться за выживание. Спустя несколько лет он случайно встретился с Киранном, и тот тут же распознал в нем своего брата. Поэтому Киранн приносил Дункану еду и одежду, а иногда даже деньги. Именно Киранн заплатил за обучение Дункана в качестве подручного местного кузнеца.

Локлан пробормотал проклятие, вспомнив, как их отец не раз ловил Киранна на воровстве. Но мальчишка никогда никому не признавался, зачем это делает. Теперь стало понятно: Киранн крал все это для их брата.

— Почему он не рассказал мне? — выдохнул Локлан.

— Этого не хотел Дункан. Он не желал, чтобы хоть кто-то знал о его существовании.