Шеррилин Кеньон - Воин

— Как волк, — выдохнула она, а затем, одарив его своим самым проказливым взглядом, добавила. — Если ты когда-нибудь окажешься в бегах, рекомендую набить живот, прежде чем ты огреешь своего стража по голове и ускользнешь. Удирая, сложно остановиться и перекусить — тебя при этом так и норовят догнать.

Локлан улыбнулся ее шутке:

— Буду иметь это в виду, если когда-нибудь проснусь в цепях.

Он присоединился к Кэт за столом, пока она разливала для них вино.

Пригубив немного хмельного напитка, девушка снова заговорила:

— Ну да, мы же все-таки остановились на ночь…

— И они, кажется, нас догнали, — подхватил ее собеседник.

Катарина кивнула:

— Думаешь, нам следует сбежать, когда они угомонятся?

Горец выглянул в окно, за которым уже сгущалась тьма:

— Давай сперва посмотрим, что они будут делать дальше. Если нам повезет, солдаты уедут. Кроме того, нам нужен отдых — лучше здесь, чем на спине лошади, пытаясь дать деру. Не говоря уже о том, что наши кони измучены, и передышка им нужна даже больше, чем нам.

— Да, но до чего же я ненавижу ожидание! — воскликнула Кэт.

— А мне думается, именно из-за своего нетерпения ты уже оказалась однажды в затруднительном положении, разве не так? — поддел ее шотландец.

Она скорчила Локлану рожицу. Эта гримаска показалась ему неописуемо очаровательной.

Остаток их трапезы прошел в молчании. За едой Мак-Аллистер обдумывал наилучший план действий.

После ужина, перебравшись поближе к окну, горец стал ждать, когда солдатам дадут сигнал к отъезду, но они, похоже, расположились надолго. Он надеялся лишь на то, что королевские ратники не собираются оставаться здесь на ночь. Напряжение от затянувшегося ожидания начало действовать Катарине на нервы.

— Если не возражаешь, я бы хотела остаться одна, чтобы вымыться и сменить одежду, — обратилась она к Локлану.

Тот кивнул:

— В моих сумках есть гребень, если он тебе нужен.

— Спасибо.

Кэт смотрела ему вслед, пока за горцем не захлопнулась дверь. Потом Катарина подкралась к окну и увидела, что солдаты все еще разыскивают горожан, которых не успели допросить. Порази их всех оспа! Если так пойдет дело, они застрянут здесь навечно.

Но все же лучше находиться тут, чем в каком-нибудь германском дворце. Запрятав эту мысль в голове подальше, девушка быстро налила воду в таз и освежилась, обтеревшись небольшим куском влажной ткани. Она до сих пор находилась под впечатлением от доброты шотландца, купившего для нее платья. С другой стороны, это показалось ей логичным. Он привык заботиться о других. Так как он был лэрдом, в его обязанности входило предвосхищать нужды и потребности своих людей и удовлетворять их как можно лучше.

По крайней мере, так до́лжно было поступать. Но большинство встречавшихся ей до сих пор людей, занимающих такое положение, на деле демонстрировали совсем иное отношение: «что хорошо для меня — должно быть хорошо для всех».

В поисках гребня Катарина опустилась на колени и открыла седельные сумки Локлана. В них царил идеальный порядок. Каждая вещь была тщательно упакована и лежала на своем месте.

«Бедняге необходимо, чтобы и в таких невинных вещах все у него было, как полагается. Должно быть, я свожу его с ума», — подумала Кэт.

Единственный заведенный порядок, который она признавала, — это лишь ее капризы и шалости. И сейчас от нее потребовалась вся сила воли, чтобы не перемешать содержимое этих сумок, — лишь бы взглянуть на реакцию их хозяина. Но все-таки она слишком многим была ему обязана.

Девушка заставила себя расчесать волосы, затем вернула гребень на то самое место, где он лежал… Ну ладно, так и быть… Она его переложила — уж очень трудно было устоять перед желанием немного пошутить над этим педантом.

Закончив все хлопоты, Катарина открыла дверь, чтобы пригласить Локлана обратно в комнату. И лишь тогда она осознала, какую ошибку совершила.

Потому что перед ней стоял Миль.

Крошечные глазки Миля вспыхнули, когда он уставился на девушку:

— Добрый вечер, Катарина. Так приятно видеть тебя снова!

Не зная, что ответить, она бросила взгляд на стоящего позади него Локлана. Тот в мгновение ока схватил д’Анжу за шиворот и, держа нож у его горла, затащил в комнату. Катарина торопливо отступила, пропуская их, и закрыла дверь.

— Молчи, — предупредил Мак-Аллистер француза. — Одно слово — и ты мертв. Понял?

Тот кивнул.

— Нам нечем его связать, — прошептала Кэт.

— Пора бы понять, что от нас не сбежишь… — начал было Миль, но горец оборвал его сильным ударом в челюсть. Д’Анжу закатил глаза и с глухим звуком рухнул на пол.

Катарина вопросительно изогнула бровь, глядя на Локлана. Тот хмуро рассматривал француза, лежащего у его ног:

— Не совсем мертв, но, по крайней мере, это заставило его заткнуться.

Горец быстро собрал их вещи.

— А что, если он придет в себя? — спросила Кэт.

— Тогда за нами пустят погоню, а потому давай не будем тратить время зря.

Вслед за Локланом Катарина покинула комнату и спустилась в конюшню, где они торопливо отыскали своих лошадей.

Едва беглецы вскочили в седла, как воздух прорезал крик:

— Принцесса с шотландцем. Задержите ее!

Мак-Аллистер чертыхнулся и бросил спутнице:

— Сможешь скакать так же быстро, как я?

— Ты шутишь? Чтобы уйти от них, я смогу обогнать дьявола и всех его приспешников!

Она ударила пятками в бока своей лошади. Та заржала и вылетела из конюшни.

Сила духа Катарины и ее мастерство наездницы вызвало одобрительную улыбку горца. Он пустил своего жеребца вскачь вслед за ней.

Эта местность была ему незнакома, что было серьезной проблемой для беглецов. Хотя их лошади и отдохнули немного, Локлан не был уверен, что они смогут долго скакать во весь опор. Если повезет, у королевских воинов тоже окажутся уставшие кони. В противном случае побег будет коротким, и исход его предопределен заранее.

Когда конюшня осталась за спиной, несколько солдат бросились наперерез, пытаясь перекрыть беглецам дорогу, пока остальные продолжали преследование. Маневр не имел успеха: Локлан и Катарина увернулись от них и помчались дальше, стремясь скорее покинуть город. Горец слышал, как за спиной солдаты шумно ссорятся между собой за лошадей, которых на всех преследователей не хватило.

— Пригнись! — крикнул он Катарине. — Продолжай скакать на север, не останавливаясь, что бы ни случилось!

Оставалось только надеяться, что темнота милосердно укроет их от погони, но не спрячет коварно на пути беглецов глубокую канаву или яму. Ведь это может выбить одного из них из седла.

Последний раз так гнался за Локланом отец, пьяный и пытающийся его убить.

Но тогда юноша знал местность вокруг себя, как свои пять пальцев. Он довольно легко скрылся от преследования и провел ночь в пещере высоко в горах. Утром он проснулся жестоко простуженным, что не помешало отцу его избить.

«Ты — никчемный ублюдок! — кричал Мак-Аллистер сыну. — Если бы твоя мать не была такой трусливой, я бы поклялся, что ты произошел от чужого семени!»

Отец так часто повторял подобные оскорбления, что мальчик практически вырос на этих упреках.

Локлан не знал, почему вспомнил об этом именно сейчас, но в одном был твердо уверен: если солдаты его схватят, он все-таки оставит им парочку шрамов, сопротивляясь.

Стиснув зубы, он подстегнул лошадь.

Сердце Катарины отчаянно колотилось от бешеной скачки сквозь тьму. Она чувствовала себя ужасно, ничего не видя вокруг. Ночь выдалась безлунной. Это могло помочь им укрыться от солдат, хотя сейчас мешало определить верный путь. Постепенно накатил страх, и Кэт это не понравилось. Она терпеть не могла бояться, но темнота ее угнетала.

Внезапно с ней поравнялся Локлан, заставляя придержать лошадь.

— Что-то не так?

Горец жестом призвал ее к молчанию.

Катарина затихла — лишь кровь оглушительно стучала у нее в ушах.

Мак-Аллистер соскользнул с коня на землю и протянул к принцессе руки, приглашая присоединиться к нему. Не уверенная, что стоит повиноваться, Кэт все же заставила себя довериться шотландцу. Он крепко обхватил ее талию и поставил девушку на землю рядом с собой. Затем Локлан сильно хлопнул ее лошадь по крупу, послав животное вскачь в темноту.

— Что ты… — удивленно начала Катарина.

— Ш-ш-ш! — резко оборвал он ее.

Кэт рассерженно наблюдала, как шотландец отвел своего жеребца на обочину, заставил его лечь на землю и прикрыл листвой и ветками. Свою спутницу горец уложил у лошадиного бока и, замаскировав ее, устроился рядом.

Едва Локлан успел укрыться сам, как она услышала приближающийся топот копыт.

— Ты их видишь? — раздался голос одного из солдат.

— Да, они по-прежнему скачут впереди нас, — отозвался другой.

Когда отряд преследователей пронесся мимо, девушка пошевелилась, собираясь подняться на ноги, но горец удержал ее, прижав к себе. Это было такое интимное ощущение — чувствовать, как сокращаются мускулы его руки возле ее живота и груди. Кэт уже открыла рот, чтобы запротестовать против такого обращения, как вдруг услышала, что приближается еще один всадник. Она с изумлением ждала, когда солдат проскачет мимо.

Когда конский топот затих вдали, Локлан вскочил на ноги и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

— Откуда ты знал, что будет еще один верховой? — удивилась Катарина.

— Любой командир, у которого в голове есть хотя бы немного мозгов, оставит одного конника в арьергарде как раз на случай именно такой уловки.

Воин усадил спутницу на своего скакуна и сам вскочил в седло позади нее.

— Твоя лошадь выдержит нас обоих?

Повернув на восток и пуская коня рысью, горец ответил:

— Какое-то время, но недолго. Нам придется передвигаться медленнее, чем раньше. Но раз нам больше не дышат в спину, думаю, мы сумеем оторваться от погони.

— Пока они не обнаружат, что на моей лошади нет седока.

— Надеюсь, к тому времени они ускачут достаточно далеко, и им нелегко будет, вернувшись, нас найти.

Катарине оставалось уповать на то, что Мак-Аллистер прав. Меньше всего ей хотелось возвратиться в оковах к отцу. Не говоря уже о том, что, помогая ей, шотландский лэрд подвергает опасности свою жизнь. Не будучи ничем обязанным девушке, Локлан все же обращался с ней добрее, чем ее собственная семья. И это смягчало сердце Кэт.

— Я уже говорила, как сильно признательна тебе за все, что ты для меня делаешь?

— Нет. Ты только обзывала меня.

— Тогда я никогда больше не буду этого делать. Даже если ты заслужишь, чтобы я тебя откостерила.

Локлана ошеломила нежность, сквозившая в голосе Катарины. Он больше привык слышать от людей злобные, а не сладкие речи, поэтому, не зная, как следует отреагировать, лишь буркнул:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Дальше их путешествие продолжалось в молчании, так как горец чутко прислушивался, не возвращаются ли королевские ратники. Беглецы удалялись все дальше в лес, и, казалось, они сумели оторваться от преследователей.

Сперва Кэт тоже сосредоточено прислушивалась, нет ли снова за ними погони, но довольно скоро ее убаюкали усталость, мерный ритм конского аллюра и тепло тела ее спутника. Девушка обнаружила, что буквально тает от близости Локлана.

Господь милосердный! От этого мужчины так хорошо пахло! Приятный, истинно мужской аромат его кожи вызывал у Катарины желание прижаться к горцу. Но она ни за что не могла себе этого позволить. И все же, хотя веки все больше тяжелели, внутри нее разгорался огонь желания.

Кэт изо всех сил старалась не заснуть, однако день выдался длинным, а ей пришлось бегать от преследователей буквально с момента, когда она утром выскользнула из постели. Теперь, чувствуя себя в безопасности, она постепенно поддавалась сильной усталости.

Локлан нахмурился, ощутив, что Катарина забылась сном. Ее тело расслабилось так внезапно, что ему пришлось обхватить спутницу руками, чтобы удержать от падения. Горец остановил коня, обхватил девушку поудобнее и снова продолжил путь.

Он обнимал ее осторожно, удивляясь про себя, что она так доверчиво заснула у него в руках. В Кэт чувствовалась сильная бескомпромиссность. Было очевидно, что принцесса, как и он, была когда-то окружена множеством фальшивых друзей. К нему, могущественному лэрду, такие люди желали приблизиться ради его силы и денег. Или они стремились похвастать знакомством с ним.

Отец предостерегал Локлана от таких приятелей. Но в юности он считал своего отца пресыщенным и ожесточившимся человеком. А теперь горца жгло осознание того, что его отец знал истинное положение вещей. Жизнь преподала Мак-Аллистеру суровые уроки, и ему хотелось знать, кто же причинил страдания Катарине, сделав ее такой, какая она есть.