Напрасно он наполнял своими криками длинную, узкую, зловонную трубу, где мог только ползать на четвереньках; напрасно протягивал он руки сквозь железную решетку, испуская пронзительные вопли. Его голос, заглушаемый каменной горой над ним, и глубиной и крутизной рвов, куда проникал лишь слабый свет, не возбуждал человеческого отклика.

У Гонтрана в этом бедственном положении была шпага на боку и два пистолета на перевязи: много раз он уже задавал себе вопрос: не лучше ли будет самому прекратить свое мучение и покориться смерти? Но мысль, что его тело достанется на снедь отвратительным гадам, жителям подземной тюрьмы, и христианская забота о душе своей удерживали его руку.

Иногда луч надежды мелькал в его душе: он вспоминал свое первое падение в подвал «Красной Розы», когда он сам и другие свидетели считали его мертвым.

Часто он ползал от устья подземного прохода опять к колодцу и старался привыкнуть к мраку – нет ли на стенах какого-нибудь тайного средства к освобождению? Но эта надежда тотчас же разрушалась при мысли о том, что для несчастных, осужденных на такую смерть, не для чего было оставлять средства к спасению.

Вдруг он догадался, каким образом доставить себе возможность видеть в этом мраке. Он подполз к наклонной окраине колодца и, подняв вверх один из заряженных пистолетов, выстрелил. Пуля пошла в сторону и где-то засела. Он выстрелил другой раз – и не напрасно. Не обмануло его хорошее знание лотарингских замков, воздвигнутых феодальными властелинами: он понял, что в трех или четырех футах над его головой находится узкая дверь в стене.

Из этого отверстия властелин замка при свете факела удовлетворял свое алчное любопытство – успешно ли подействовала его месть. Гонтран предался мысли, как бы ему выбить эту дверь.

Несмотря на свою слабость и изнеможение, он принялся выкапывать один из камней окраины. На какую попытку не решается человек, когда дело идет о жизни, когда брезжит надежда, что необыкновенное усилие сможет отдалить страшный час!

Камень был так крепко вмазан, что острие шпаги в этой работе притупилось. Он думал было сломать шпагу до рукоятки, чтобы иметь более удобное орудие, но его удержала мысль, что при выходе из этой трущобы придется иметь дело не с отвратительными гадами, бегущими от него, а с людьми и что тогда добрая шпага будет полезным помощником.

Не теряя мужества, Гонтран работал, и после часового настойчивого напряжения ему удалось сдвинуть камень с места. Завладев камнем, он стал отдыхать, крайняя слабость овладела им. В тонкой струе ручья, протекавшего у его ног, он освежил свои горячие и ослабевшие руки.

Отдохнув и вооружившись камнем, он принялся колотить им в нижнюю часть двери и в скором времени увидел, что гнилое дерево стало подаваться и отделяться от железной оправы. Но на верхних петлях дверь держалась крепко, действие его ударов не распространялось так высоко.

Гонтран направил все свои усилия против дерева, и ему удалось пробить довольно большое отверстие, такое, что он мог просунуть туда голову.

Бедняга еще раз должен был отдыхать. Он благодарил Бога, что не предпринял своей работы раньше. Кто знает, не подходил ли кто прежде к этой двери, чтобы удостовериться в мертвой тишине живой могилы?

Собравшись с силами, Гонтран опять принялся за работу; мало-помалу отверстие увеличивалось. С каждой щепкой, вылетавшей от удара камнем или острием шпаги, у Гонтрана вырывался глубокий вздох радости.

Наконец отверстие так увеличилось, что Жан д’Эр не стал уже терять времени, чтобы собираться с силами; нетерпение не давало ему покоя, и он полез. Со шпагой в одной, с пистолетом в другой руке он вступил в новое подземелье, такое же темное, как и первое.

Ощупью продвигался он вперед, шаг за шагом, и постукивая шпагой о стены. Оказалось, он попал в узкий потайной ход. Еще тридцать шагов, и нога его наткнулась на большой камень. Гонтран наклонился и вскрикнул от радости – первая ступенька витой лестницы!

Отважно он поднимался в темноте наверх; он прошел уже несколько поворотов, и вдруг отдушина, или слуховое окно, забрезжила отрадным светом. В душе его просияла надежда: с каждым шагом становилось светлее; он прошел более восьмидесяти ступенек.

Перед его глазами была маленькая дверь; он приложил к ней ухо: ни малейшего шороха, который показывал бы присутствие живого существа. Он тихо поцарапал дверь пальцами, не получая ответа, решился постучать.

В ту же минуту послышался за дверью женский голос.

– Кто там? – спросили робко, со страхом.

Жан д’Эр не отвечал, потому что не знал, до какой степени его имя может внушить доверие; однако он рассудил, что женщина – будь она госпожой или служанкой – сжалится над его бедственным положением, и потому, собравшись с силами, постучал сильнее прежнего.

– Кто там? – повторил голос.

– Именем Бога, прошу вас, отворите полумертвому человеку.

– А я узница.

– Так вы не в состоянии мне отворить?

– Нет, но если и вы находитесь в несчастье, то мы можем соединить наши усилия для сопротивления.

– О! Какое у вас мужественное сердце! – воскликнул Гонтран, воодушевившись ее словами. – Позвольте мне выбить дверь?

– Попробуйте.

Но несчастный слишком понадеялся на свои силы: напрасно налегал он плечом на дверь, дубовые доски не поддавались.

– Не теряйте мужества! – поддерживала его узница.

– Увы! Два дня я ничего не ел, теперь ребенок может со мной сладить.

– Не беда, можно еще раз попытаться. Я так желаю вырваться отсюда! Если бы вы знали, каким опасностям я подвергаюсь здесь! Будьте великодушны, не оставляйте меня! Заклинаю вас именем вашей матери, помогите мне!

Достаточно было этого дорогого имени, чтоб возвратить Гонтрану все его мужество. Но теперь ему пришло в голову другое средство. Крепкий внутренний замок был с его стороны: он задумал вырвать его с помощью шпаги.

С большой осторожностью он принялся за это дело, справедливо побаиваясь, как бы не сломать шпагу. Она ему очень пригодится, если, выйдя на свободу, придется защищать свою жизнь и жизнь незнакомки, возлагавшей надежду на него. Он работал довольно успешно, извещая незнакомку о каждой счастливой перемене, как вдруг она застучала в дверь.

– Не шевелитесь, – сказала она с ужасом, – сюда идут.

Жан д’Эр вооружился пистолетом, решившись убить того, кто осмелится отворить дверь и выступить против него. Но вскоре он с печалью вспомнил, что совершенно забыт в подземной бездне, поэтому никто даже не подумает подойти к двери, у которой он стоял.

Через несколько минут незнакомка постучала в дверь.

– Продолжайте, – сказала она поспешно, – опасности нет, мне принесли обедать.

Мысль о возможности пообедать воодушевила голодного Гонтрана, с быстротой ловкого слесаря он вывернул замок. Дверь отворилась.

Он очутился в большой комнате перед молодой девушкой в самой скромной одежде. Девушка смотрела на него с любопытством и вместе с невольным страхом.

– Имя мое Гонтран-Жан д’Эр, я не из числа тех, кто вас преследует.

– Слава Богу! – воскликнула она, всплеснув руками, – то-то мне показался знакомым ваш голос.

– Разве вы меня знаете?

– Вы хотели спасти меня из гостиницы «Красная Роза».

– Как! Судьба опять соединила нас? Вам и на этот раз угрожает опасность?

– Да, – отвечала Маргарита Мансо, дочь нашего знакомого синдика носильщиков.

– Но я думал, что вы возвращены домой.

– О! Гнусные злодеи! На этот раз они украли у меня мою маленькую сестру! Вне себя я бежала за ними, а они завлекли меня в новую западню! Что они сделали с моей сестрой? Боже мой! Я и не смею подумать об этом!

– Это вы кричали в позапрошлую ночь и звали меня на помощь?

– Нет, меня привезли сюда вчера вечером.

– Так тут и другая такая же несчастная… Боже мой! Куда же мы попали, и что это за дворянин, который так мучает женщин и детей?

– Я его не знаю.

– Надеюсь, однако, что мы выберемся отсюда, – сказал Гонтран с решимостью. – И клянусь, не моя будет вина, если вы не возвратитесь к родителям!

– Но я совсем забыла, вы говорили мне, что ничего не ели. Кушайте на здоровье, – сказала девушка, предлагая ему стул за маленьким столом, где стоял ее прибор.

– Благодарю вас, это как нельзя кстати, я совсем изголодался.

Не заставляя себя просить, он поспешил сесть и ел с самым завидным аппетитом.

Маргарита налила ему стакан вина.

– Благодарю, – сказал ей Гонтран, отказываясь от вина, – никогда еще ни одна капля вина не оскверняла моего горла; верно, потому-то я никогда еще не испытывал ни чувства злобы, ни трусости.

– Вы не пьете вина, это большая редкость в мужчине.

– Пороком меньше, по завещанию матери. Моя мать была святая женщина, она теперь на небесах!

Гонтран взглянул на молодую девушку и увидел, что на ее глаза навернулись слезы. Он с чувством пожал ее руку.

– Теперь я один в мире, – сказал он со вздохом, и тут же рассказал ей о своих приключениях: прибытие в замок, пребывание в подземной тюрьме… Говорил он с таким красноречием, что Маргарита, слушая его, почти забыла о своем несчастье.

– Но, – докончил он, – для мужчины все эти злоключения и тюрьмы только розы, между тем как вы…

– Ах! Какая моя печальная судьба! Правда, мне иногда кажется, что я проклята и покинута небом! Несколько дней тому назад меня похитили вместо другой… сегодня я сделалась жертвой злого умысла – меня завлекли в западню, показывая издали маленькую сестру, которую надо было привести к матери… Бедный отец, он так любил Марию… и что с ним сделалось, если она еще не возвращена ему! И жива ли она еще? Ах! Страшно вспомнить…

– Судя по вашим словам, я думаю, что ваш похититель в «Красной Розе» и нынешний хозяин один и тот же человек?

– Что заставляет вас так предполагать?

– Ваша красота.

– Боже мой, неужели это возможно!

– Случай был причиной первого похищения, но второго – непременно любовь.

– О! Не называйте дурных дел таким священным именем.

– Действительно, любовь священное слово, – сказал Гонтран, – хотя я не очень понимаю это чувство, однако думаю, что самый порочный человек, самые величайшие злодеи на свете должны непременно перемениться, если озарит их это чувство.

– В таком случае это еще хуже.

– Отчего же? Отчего ваша красота – а вы так прекрасны – не могла бы совершить это чудо, не могла бы привести к вашим ногам раскаивающегося преступника?

– Клянусь вам, я чувствую к нему только ненависть и презрение!

– Позвольте мне высказать одно предположение, которое могло бы вас оскорбить, если бы я не смотрел на вас, как на родную сестру.

– Высказывайте, – сказала Маргарита, покраснев, сама не зная почему.

– Я слышал, что ненависть и презрение к одному всегда означают чувства совсем противоположные к другому.

– Нет, нет, я никого не люблю, – отвечала молодая девушка отрывисто, – не люблю и не должна любить.

Когда Гонтран удовлетворил свой аппетит, то вдруг почувствовал, что голова у него сильно отяжелела. Он вынужден был сознаться, что им овладевает непреодолимое желание спать.

– О Боже! – воскликнула Маргарита, – наверно, эти кушанья были отравлены!

– Нет, нет, это естественное следствие моего невоздержания. Я слишком сытно поел после двухдневного поста. Право, я боюсь, как бы со мной не сделалось апоплексического удара.

– Вот постель, ложитесь скорей и спите.

– Спать? Неужели? Провидение меня два раза посылает к вам на помощь, и все напрасно? Спать? Тогда как надобно защищать вас от этого гнусного злодея!

– Напротив, вам непременно надо спать, чтобы собраться с силами. Когда же он придет, я вас разбужу.

– Но что будет, как вы не добудитесь меня?

– О Боже мой, что за мысль!

– Вот поэтому-то и надобно пользоваться минутами. Пойдемте, пойдемте; я сумею отворить и эту дверь, как отворил ту. А как выйдем на свободу, горе тому, кто осмелится наскочить на мою шпагу!

Увы! Напрасные слова. Сон одолевал эту великодушную натуру! Как ключ на дно, упал он в кресло, стоявшее возле кровати.

Маргарита покрыла кресло большим, широким пологом, сама же подошла к окну, стараясь привлечь к себе внимание жителей замка. Это окно, защищаемое толстой железной решеткой, выходило во двор замка.

Так прошло около часа. Вдруг она увидала герцога де Бара, который отдавал распоряжения слугам, потом, взглянув на ее окно, прямо пошел к крыльцу, которое вело в ее комнату.

– Он идет! – воскликнула она, дрожа. Бросилась к Гонтрану и стала будить его, схватив за руку и повторяя: – Он идет, он идет!

– Кто это? – спросил Гонтран, протирая глаза, и мигом вскочил на ноги.

– Он, он, злодей!

– Не беспокойтесь, я вам поклялся, что он не выйдет отсюда, пока не освободит вас и, мимоходом, меня.

– А как он не один придет?

– И то правда, – сказал Гонтран и, обнажив шпагу, спрятался за пологом. Только успел он спрятаться, дверь отворилась, и появился герцог де Бар. Не затворяя за собой двери, он продолжал говорить с человеком, остававшимся в коридоре.