Альбер Бланкэ - Война амазонок

– А я разгадала вашу тайну… О! Не бойтесь, я умею хранить чужие тайны! Клянусь вам, она ничего о том не узнает.

Гонтран смотрел на нее как полоумный.

– Она честная и благородная женщина, я это знаю, и вы скорее умрете, чем покажете ей свое увлечение. Но если вы не осмеливаетесь говорить с ней о вашей любви, так о чем же вы разговариваете?

– Обо всем, то есть ни о чем.

– А я знаю, что она в ваших беседах находит большое удовольствие.

– Вы это знаете? – спросил юноша в упоении.

– Она сама мне сказала. Но не торопитесь радоваться, она говорила мне также и о том, что искренне любит своего мужа.

Гонтран не сдвинулся с места, все стоял на одном колене.

– Встаньте и постарайтесь припомнить, не проговорились ли вы во время задушевных бесед с этой прелестной и благородной особой.

– Нет, я в этом убежден и готов поклясться честью дворянина, памятью моей матери, Богом, который видит и судит нас.

– Так чем же это объяснить?… Слушайте же, Жан д’Эр, я ничего не скрою от вас. Мой отец узнал, что я люблю герцога Бофора, и угадал, что я хочу быть его женой. Каким образом он мог это узнать? Кто мог ему сказать?

Гонтран не отвечал и пристально смотрел вниз, стараясь проникнуть в эту темную загадку. Принцесса Монпансье крепко сжала его руку, чтобы заставить очнуться.

– Уверены ли вы, что де Бар точно убит?

– Де Бар? – проговорил он с удивлением, будучи не в состоянии согласовать воспоминание об этом человеке с новым открытием тайны принцессы.

– Он тоже мог кое-что рассказать.

– Как?…

– Отыщите маркиза де Жарзэ. Он примкнул к числу наших друзей с тех пор, как узнал о гнусных поступках де Бара в его замке. Узнайте от него, что сделалось с де Баром. Похоронили ли его или он находится в Бриле при кардинале? Ступайте скорее.

Гонтрану не надо было повторять. Он исчез, давая себе клятву покончить с де Баром, если только с ним уже не покончили.

Принцесса вернулась к отцу. Уверясь в преданности своего шталмейстера, она спешила рассеять дурное впечатление, которое ее недоброжелатели произвели на отца, но при входе в его кабинет она вдруг остановилась, ошеломленная неожиданностью: напротив Гастона сидели еще две особы, замолчавшие при ее появлении.

Она увидела коадъютора и королеву-мать!

Самое неприятное ощущение, почти отвращение внушил ей вид кардинала Гонди, маленького, коренастого, близорукого, черномазого человека. Тут невольно припомнились ей слова Бофора: «Паук начал ткать новую паутину!»

– Войдите, войдите, моя крошка, – сказала королева с пленительной улыбкой.

Гонди, хотя и близорукий, не терял из вида выражение лица молодой принцессы. Верный привычкам вежливого внимания, он с живостью бросился к двери, подхватил Луизу под руку и привлек ее к столу, за которым заседало маленькое собрание.

«Чего они от меня хотят?» – спрашивали ее глаза, зорко переходя от одного к другому.

– Дочь моя, – сказала королева, – ваш отец ручается за покорность своей дочери. Господин коадъютор уверяет меня в том же, и потому мы рассчитываем на ваше содействие для выполнения задуманного нами плана.

– Ваше величество, – начала было принцесса, сообразив, что Гонди заменил Мазарини.

– Ваш отец, – прервала королева, – вероятно, передал вам волю короля и мое решение.

– Точно так, ваше величество.

– И вы убедились в необходимости вступить в борьбу с принцем Кондэ, который окончательно поднял знамя бунта в Бордо, вопреки всем законам чести.

– Принц Кондэ – враг кардинала Мазарини.

– Принц Кондэ хочет сам сделаться королем Франции и рассчитывает на поддержку герцога Орлеанского, чтобы низложить с престола Людовика Четырнадцатого. Отразить этот удар можно…

Высокомерная испанка не могла продолжать; мысль, что она зависит от Гастона, которого не уважала, и от дочери его, которую не очень любила, возмущала ее.

– …Можно женитьбой короля на вас, – докончила она, оправившись.

– Действительно так, – сказал Гонди, – вот и контракт готов. Посмотрите, он уже подписан ее величеством и его высочеством, вашим отцом. Я заранее приложил и мою подпись, уверенный, что мне достанется счастье благословить ваш брак в церкви Богоматери.

– Подпиши, дочь моя, – сказал Гастон, не поднимая на нее глаз.

Молодая принцесса взяла бумагу, спокойно прочитала ее с начала до конца и, прочитав, положила на стол.

– Пускай король прежде подпишет, – сказала она решительно.

– Что такое?… – воскликнули в один голос присутствующие.

– Луиза! – произнес Гастон умоляющим голосом.

– Не сомневается ли она в нашем королевском слове? – спросила Анна Австрийская со свойственным ей высокомерием.

– Король как совершеннолетний может сам знать, чего он хочет. Я подпишусь только после него.

– Да она с ума сошла! – повторял Гастон, с ужасом глядя на дочь. Он представлял себе все гонения, которые обрушат на него разгневанная королева и ее соединившиеся теперь союзники, оба кардинала.

– С ума сошла! – сказал коадъютор, покачивая головой с видом сострадания к бедной Луизе.

– Ну, подпишите же, – сказала королева, протягивая ей перо.

– После короля подпишу, – отвечала Луиза невозмутимо.

Анна Австрийская схватила ее за руку и потащила к столу с такой яростью, что Гастон побледнел от испуга.

– Подписывай, безумная, или я отправлю тебя в Бастилию! – сказала королева.

– Осторожнее, ваше величество, мне больно, – тихо сказала принцесса, высвобождая свою руку, на которой остались следы пожатия деспотичной испанки.

– Да, она точно с ума сошла! Ее надо на цепь посадить! – кричала Анна, поспешно выходя из комнаты. – Тут ничего не сделаешь. Несчастная! Она совсем лишилась рассудка!

Гастон поспешил за королевой, уверяя ее в своей преданности, чем думал смягчить гнев против непокорной дочери.

Луиза стояла на месте неподвижная, как статуя, крепко прижимая руку к сердцу, и с невыразимой радостью ощущала силу своего мужества по быстрому биению сердца.

Коадъютор тоже последовал за королевой, но вдруг возвратился к столу, на котором лежал всеми забытый контракт. Луиза опередила его.

– Вы обманываете меня! Обманываете и моего отца, я не допущу, чтобы его имя оставалось на этом документе, – сказала она и, схватив контракт, оторвала от него клочок, на котором была подпись Гастона, после чего отдала бумагу новому кардиналу.

Уходя, Гонди бросил на нее взгляд сердечного сокрушения.

Через несколько минут вошел бледный, взволнованный Гастон, руки его машинально рвали кружевные нарукавники, ноги топали по полу. Найдя дочь все на том же месте, он остановился перед ней, скрестив на груди руки и стиснув зубы от бешенства.

– Да, вы точно с ума сошли! – закричал он.

– Если бы я согласилась быть женой Людовика Четырнадцатого, – сказала она преднамеренно медленно, – то вам никогда не бывать королем Франции.

– Какая тут беда, если дочь моя королева?

– Вы говорите не то, что думаете. Во времена Ришелье вы составляли заговоры с таким множеством людей, что не можете так быстро оставить мечту всей жизни.

– Роль заговорщика мне надоедает.

– Но вас обманывает коадъютор, как прежде обманывал Мазарини. Вы прогнали Мазарини, другой продолжает его дело, а вы этого не замечаете.

– Коадъютор совершенно предан мне.

– А теперь он верный раб Мазарини, говорю вам. Разве он не получил кардинальской шапки? Разве Кондэ не прервал с ним сношений? А Кондэ хочет сделать вас королем.

– Ты помешалась! Разве можно так говорить? Ты совсем с ума сошла!

– Прозорливых и мудрых всегда называют сумасшедшими.

– И вы имеете еще претензии на мудрость?

– Кто доживет до конца, тот увидит истину.

– На самом деле с ума сошла! Эй! Кто-нибудь! Отправить ее в Шарантон.

– Я сама отправлюсь, – отвечала принцесса, проходя с решительным видом мимо отца и бросая на него равнодушный взгляд.

Луиза вышла из комнаты. Очутившись на краю широкой лестницы, ведущей в парадные комнаты, она остановилась и положила руку на перила.

Холодный мрамор вывел ее из оцепенения, которое тисками сжимало ее мозг, она наклонилась и приложила лоб к мрамору.

– Если бы я с ума сошла, так этот мрамор показался бы мне льдом, но моя голова не только не горит, но совсем холодна и спокойна.

Она сбежала с лестницы. Внизу ее подхватил Жан д’Эр; ему казалось, что она падает.

– Я видел маркиза де Жарзэ! – шепнул он.

– Де Жарзэ! – повторила она, стараясь собраться с мыслями.

– В замке не найден труп герцога де Бара.

– Труп?…

– Боже мой! Что с вами сделалось, принцесса?

– На лошадей, скорее на лошадей! – воскликнула она, направляясь к конюшням. – Сейчас же поедем куда мне хочется.

– Но куда же?

– В Шарантон. Я хочу видеть сумасшедших. Кажется, туда недавно заперли новых больных.

– Это ужасное зрелище. Не ездите туда, ваше высочество! Некоторые люди не могут выносить его и два часа, сами заражаются этой жестокой болезнью.

– Должно быть, эти безумцы самые счастливые люди! – сказала она со странным блеском в глазах.

– Счастливые? О, нет! Они не сознают своего положения и только видят ужас и отчуждение вокруг себя, чувствуют равнодушие тех, кто некогда любил их.

– Проводите же меня туда.

– Позвольте, ваше высочество, – сказал Жан д’Эр, почтительно преграждая ей дорогу.

– Что такое?

– Я сейчас видел маркиза де Жарзэ.

– Знаю, так что же?

– Когда я был у него, он получил приказ королевы, как капитан ее телохранителей. Читая его, он не мог скрыть своего неудовольствия и удивления.

– Что это за приказ?

– Он мне сказал: «Не правда ли, вы принадлежите к числу друзей герцога Бофора?» – «Точно так, маркиз». – «Так скажите же ему, что и я сделался его другом со времени известного происшествия в моем замке». Я хотел уйти, но маркиз удержал меня, говоря: «Поспешите же известить его, что я получил приказание арестовать его».

– О! Небо! – воскликнула принцесса, чувствуя, что ноги ее подкашиваются. Она оперлась на руку своего шталмейстера.

– Я бросился в Вандомский замок, герцога там не было.

– Отыщем его.

– Вот спускаются с лестницы госпожи де Фьеске и де Фронтенак.

– На лошадей, поторопитесь! – сказала принцесса, обращаясь к ним.

Вскоре принцесса ехала по парижским улицам, имея по левую руку своего шталмейстера. За ними ехали две амазонки, а на некотором расстоянии – четверо слуг.

«У него есть свои шпионы. Надо полагать, что они известили его об измене коадъютора», – подумала Луиза.

Через четверть часа они прибыли на рыночную площадь и узнали, что Бофор со всей свитой в сопровождении народной толпы отправился в ратушу.

Принцесса последовала за людским потоком и с мрачной радостью прислушивалась к доказательствам общего недовольства и самым дерзким выходкам против двора.

«Война начинается, надо победить во что бы то ни стало!» – подумала она.

Стечение народа было так велико, что она вынуждена была взять правее, чтобы выехать на набережную. Но всюду оказывались недовольные толпы. Многие из любопытных, не знавшие трех амазонок, бросали свирепые взоры на них.

Гонтран подметил это и понял, какие могут произойти пагубные последствия, и потому, въезжая в самую гущу толпы, закричал:

– Дорогу ее высочеству! Герцогине де Монпансье! Дорогу принцессе Луизе Орлеанской.

При этом имени все подняли головы, все лица озарились улыбками.

– Это герцогиня де Монпансье! Да здравствует ее высочество!

– Пропустите меня, друзья! Я спешу в ратушу.

– Не ездите туда, – раздались голоса из толпы, – там будет вам плохо.

– Это почему? – спросил Гонтран.

– Потому что герцог Бофор поднимет там драку с приверженцами Мазарини, которых двор напустил на него, чтобы вынудить его оставить Париж.

– Герцог Бофор не оставит Парижа, – сказала принцесса, – он слишком хорошо знает, чем обязан народу, который любит его и удостаивает своим доверием. Нет! Он не оставит Парижа. В случае надобности я сумею напомнить ему о его долге.

– Герцог Бофор должен добыть от парламента приговор на изгнание Мазарини. Пока королева прислушивается к советам парламента, он может это сделать.

– Вот это разумное слово, и я не сомневаюсь, что герцог сделает это.

– И еще надо потребовать от парламента назначить награду за голову кардинала, – подхватил какой-то ремесленник.

– Пока не избавимся от этого итальянца, наша торговля не воскреснет и мастерские наши будут заперты, – заметил другой.

– Долой Мазарини!

Гонтрану было трудно заставить толпу слушать себя.

– Еще раз прошу, друзья, пропустите ее высочество, от этого зависит, может быть, спасение герцога Бофора.

При этих словах толпа расступилась, и принцесса продвинулась на несколько шагов, но после этого люди сомкнулись, со всех сторон сыпались советы. Не ранее как через час принцесса смогла подъехать к ратуше.