Перед ней в большом смущении предстали губернатор и городские старшины, изъявляя ей свою преданность.

– Господа, – сказала принцесса, желавшая скорее успокоить депутацию, – вас удивляет способ моего вступления в город. Но видите ли, природа не одарила меня большим запасом терпения, мне надоело дожидаться у Банньерских ворот, пока к вам побежали за ключами. Тогда я пошла прогуляться вдоль городской стены и, увидав, что ворота Брюлэ отворены, я прошла через них. Вы должны радоваться, что у вас такая решительная принцесса, потому что это избавляет вас от всякой ответственности за прошлое перед особой короля. Что же касается до будущего – за это берусь отвечать я.

Все градоначальство преклонило перед нею колени.

– Я за все отвечаю, – подтвердила она, – тем более имею на то право, что ваш город есть достояние моего отца.

– Ваше высочество, – отвечал мэр, – смиренно просим прощения, что заставили вас ждать, но мы все собирались, чтобы в полном сборе градоначальников выйти к вам на встречу.

Принцесса выслушала эту ложь с видом полного доверия.

– Я верю этому, – отвечала она, – не сомневаюсь и в том, что теперь ничто вам не препятствует выставить, как сделали это все орлеанцы, эмблему вашей приверженности моему отцу. Сделайте это не только на ваших шляпах, но и на башне ратуши, которая, если не ошибаюсь, видна издалека.

Желание было приказанием. Мигом все градоначальство выставило на шляпах пучок соломы, и Бог знает откуда она так скоро им в руки попалась! Не успели оглянуться, а на шпиле высокой башни ратуши раскачивался великолепный сноп соломы.

Принцесса отправилась во дворец, где обыкновенно останавливался герцог Орлеанский, когда приезжал в свой город. Все дворянство, городское и деревенское, спешило толпами ко дворцу засвидетельствовать ей свою преданность. Принцесса благосклонно выслушала приветственные речи представителей всех сословий города, воздававших должные почести дочери их возлюбленного властелина. С этого дня она стала распоряжаться в городе как главный его начальник.

Когда в галерее скрылись последние красные и черные одежды, мэр города подошел к принцессе и сказал:

– Ваше высочество, городские дамы в большом количестве собрались в смежной зале и ожидают счастья вам представиться.

– Дамы? – спросила она торопливо. – Но это моя приятнейшая обязанность принять их.

Она проворно подошла к двери, которую отворил перед нею один из служителей ратуши. Действительно, комнаты были наполнены густыми массами дам. Тут было все женское народонаселение: дворянки, чиновницы, купчихи, простолюдинки, торговки, гризетки и даже еще ниже – все восторгались геройскими подвигами Луизы Орлеанской, все жаждали насладиться лицезрением этой достойной внучки Генриха Четвертого.

Махая шарфами и цветами, женщины теснились вокруг прекрасной героини, приветствия слились в один радостный гул: «Да здравствует принцесса!»

Вдруг храбрая амазонка побледнела и сделала шаг назад. Но врожденное ей качество мужества и решительности преодолело нечаянное чувство страха, она продолжала улыбаться посетительницам.

Она побледнела и отступила потому, что увидела в первых рядах ту, ненависти и интриг которой надо было остерегаться: она увидела величественную и прекрасную герцогиню Монбазон.

Глава 14. Желание отца приставить надзирательницу к дочери

Луизе Орлеанской не надо было учиться притворству. Она подала руку герцогине Монбазон, поцеловала ее в обе щеки с самою искреннею радостью, так что герцогиня тотчас же успокоилась, считая, что теперь ей будет удобнее играть свою роль.

– Какой приятный сюрприз сделали вы мне, герцогиня! – воскликнула принцесса. – Я видела вас в Париже на балу в ратуше, а вы поспели и сюда!

– Я очень торопилась, чтоб исполнить приказание его высочества, который желал, чтоб я встретила вас в Орлеане.

– Вот как! Ну, а что же сделали бы вы, если бы я не переночевала в Тури?

– Выше всего считая повиновение, я опередила бы ваше высочество.

– Мой отец, – сказала принцесса, обращаясь к окружавшим ее дамам, – рассказывал мне, что Орлеан самый богатый город во Франции, и богатство это – прелестные женщины. Я больше верила его любезности, чем действительности. Теперь вы заставляете меня убедиться, что суждение его высочества даже не достигало истины.

Принцесса села в кресло, которое было подано двумя служителями. Дамы подходили по очереди целовать руку своей прекрасной владетельницы. Принцесса умела сказать всем и каждой приятное слово. Когда же дошла очередь до девушек простого звания, то на ее лице выразилось чувство сердечной благосклонности; она всех обласкала, одной сказала комплимент насчет хорошенького личика, другой насчет красивого костюма, словом, она без особенного труда покорила сердца своих верноподданных. И все без исключения были в восторге и гордились, что особа их пола выступила во главе политического движения.

По окончании церемонии приблизился к принцессе городской голова и доложил, что все войска собрались на площади в надежде, что ее высочество благоволит произвести им смотр.

Принцесса тотчас встала со словами:

– На лошадей! Едем!

Ей приготовили боевого коня с конюшен его высочества. Один из дворян преклонил колено, на которое она поставила ногу, чтобы сесть в седло. Когда она выехала, грациозно управляя великолепным конем и раздавая направо и налево очаровательные поклоны и улыбки, тогда все толпы вздрогнули от восторга.

Слушая восторженные восклицания, Луиза взглянула на дворянина, преклонившего колено, чтобы посадить ее на лошадь, и узнала в нем своего шталмейстера.

– Это вы, господин Жан д’Эр? – спросила она с удивлением.

– Ваше высочество, я думал, что могу понадобиться вам, ведь госпожи Фьеске и Фронтенак остались за городом.

– Я надеюсь, что они не замедлят явиться сюда, – возразила принцесса, подметив взгляд, брошенный шталмейстером на герцогиню Монбазон, которая подъезжала к ней тоже на великолепном коне.

– За отсутствием ваших адъютантов, – сказала герцогиня весело, – ваше высочество будете иметь одну амазонку.

Но не успела она закончить этой фразы, как из ближайшей улицы вылетели госпожи Мартино, Фронтенак, Фьеске и другие амазонки.

– Ах! Мои верные друзья! – воскликнула принцесса с такой непритворной радостью, что в глазах герцогини загорелась молния ярости.

Принцесса проехала по всем площадям и главным улицам, останавливалась у ратуши, где приготовлен был для нее завтрак, и перед зданием тюрьмы. Тут она внимательно расспрашивала о проступках и преступлениях каждого арестанта, после чего одним возвратила свободу, другим облегчила неволю и помиловала преступника, осужденного на смертную казнь.

Из тюрьмы она отправилась в архиерейский дом, где приготовлен был для нее обед, после чего возвратилась во дворец. Но где бы она ни была, в каком месте ни останавливалась, – всюду каждую минуту, без всякого предлога и с утомительным упорством преследовали ее инквизиторские взоры герцогини Монбазон.

Принцесса попросила всех выйти из ее спальни, желая отдохнуть. Все ушли, но герцогиня ни с места.

«Тут какой-то умысел», – подумала принцесса и кликнула назад своих дам, не скрывая гнева.

Положение становилось нетерпимым. Нельзя было сделать шага, чтобы неумолимая герцогиня Монбазон не оказалась тут же. Надо было как-то кончать с этим тягостным унижением.

С нетерпением ждала принцесса наступления ночи, надеясь, что на это время избавится от настырного аргуса.

Главное же было в том, что принцессе надо обязательно ответить на записку, которая была вложена в депешу, привезенную курьером от герцога Бофора.

– Герцог Бофор, – сказала принцесса, прочитав депешу, – доносит мне, что король подходит к Орлеану и готовится перейти Луару у моста Жерго. Господа, – продолжала она, обращаясь к губернатору и его воинам, – завтра, может быть, герцог Бофор потерпит поражение, в таком случае обязанность всех, от первого до последнего, сражаться на стенах города и лучше умереть, чем сдать город. Иоанна д'Арк, юная героиня, умела взять Орлеан; ее великий дух внушит нам умение защищать его.

В ответ на это воззвание раздались восторженные восклицания.

– Возвратитесь к нему, – успела шепнуть принцесса в это время Гонтрану, обратив к нему красноречивый и многозначительный взор.

Гонтран скрылся. А между тем принцесса надеялась утомить герцогиню. Она просила общество оставаться в ее комнатах и забавляться играми до поздней ночи. Затем простилась и всех отпустила, кроме своих дам и горничных, которых ей представил губернатор. Но герцогиня с места не двинулась.

Принцесса, не скрывая своего нетерпения, обратилась к ней, нахмурив брови.

– Герцогиня, я вас не удерживаю, – сказала она.

– Извините, ваше высочество, но герцог, ваш отец, приказал мне ни на минуту не оставлять вас и при необходимости служить вам.

– Это вы говорите не шутя?

– Точно так, и я считаю за честь исполнять эту обязанность. Предупреждаю ваше высочество о моем намерении провести ночь в этом кресле для того, чтобы охранять вашу жизнь, столь драгоценную для нашей партии.

– Послушайте, герцогиня, я не нуждаюсь в ваших услугах и прошу вас оставить меня в покое.

– Униженно прошу прощения у вашего высочества, но моя обязанность не повиноваться вам.

– Не может быть, чтобы мой отец забыл о всяком приличии до такой степени, чтобы…

– Ваше высочество, я получила формальное приказание.

– Да что ж это такое? В Испании мы, что ли? Зачем ко мне приставлена дуэнья?

– Ваше высочество! – воскликнула гордая красавица, вспыхнув и задрожав.

– Согласитесь сами, что эта роль неприлична ни вашему характеру, ни вашей красоте, ни летам, – поправилась Луиза, желая загладить оскорбление, испугавшись его последствий.

– Я приняла ее из преданности королевскому дому и доведу ее до конца, чего бы это мне ни стоило.

– А я не хочу этого! Уходите отсюда, уходите! – закричала принцесса, не в силах сдержать гнев.

Герцогиня спокойно вынула из кармана письмо, запечатанное гербом Орлеанского дома, и с почтительностью подала принцессе.

Дрожа от гнева и волнения, принцесса сломала печать и прочла следующее:


«Любезная дочь, пишу, чтобы предупредить вас о данном мной приказании твоей кузине, герцогине Монбазон, сопровождать тебя повсюду и ни на минуту не покидать тебя…»


Герцогиня Монбазон сделала почтительный поклон.

Принцесса повернулась к ней спиной и, бросив письмо на стол, спокойно отворила дверь в смежную комнату.

– Вот вам комната, герцогиня, – сказала она хладнокровно. – Вы можете оставить дверь отворенной, если вам так нравится, пока я буду спать здесь.

– Но…

– Такова воля моего отца, герцогиня.

Герцогиня посмотрела на нее с удивлением, но принцесса указала ей на письмо величественным движением королевы, которое она умела иногда применять.

– Я не дочитала письма до конца: прошу вас, прочтите сами.

Герцогиня бросилась к столу, дрожащими от волнения руками схватила письмо и прочла вслух конец необыкновенной инструкции:


«Кроме только того времени, когда ты будешь спать».


– Таким образом, герцогиня, вы имеете свободу провести покойную ночь, – сказала Луиза, у которой взгляд сделался необыкновенно ласков. А улыбалась она так очаровательно, выказывая прекрасные белые зубы, драгоценное наследство, полученное ею от отца.

Герцогиня Монбазон сделала поклон чуть не до земли и удалилась в назначенную ей комнату, кусая себе губы до крови и глотая оскорбление, за которое она надеялась посчитаться со своей соперницей.

Однако она воспользовалась правом, предоставленным ей, и дверь осталась незапертой.

Принцесса разделась и улеглась на высокой кровати, которую убрали для нее со всевозможным великолепием.

– А главное, – сказала она, нарочно возвышая голос, – не забудьте запереть меня на тройной замок.

– Госпожи де Фронтенак и де Фьеске должны спать в комнате, которая находится перед вашей.

– Ого! В таком случае меня очень стерегут! – сказала принцесса, опуская голову на подушку. – Прощайте, и да помилует вас Господь!

Когда свечи были погашены и дверь замкнута так, что слышно было, как ключ щелкнул в замке, тогда над принцессой вдруг появилась тень.

Несмотря на свое мужество, Луиза вздрогнула. Но тень приложила палец к губам и наклонилась к ней.

При слабом свете одной свечи, горевшей на камине, она узнала госпожу Фронтенак.

– Как вы вошли? – спросила Луиза шепотом.

Графиня молча указала ей небольшую потайную дверь в трех шагах от комнаты герцогини Монбазон.

В глубине этого отверстия что-то блестело, как будто латный нашейник у воина.

– Это друг, – сказала госпожа Фронтенак, указывая на него.

Глава 15. Добрые слова